причинам женщин там было больше, чем мужчин. Возможно, вашингтонские дамы более склонны к выпивке, чем местные мужчины. Видимо, это результат их скучной жизни, скованной не менее скучным протоколом.
Уолтеру Ленгдону приспичило выяснить, кто там присутствовал из знаменитостей, и пока Элен его просвещала, я отправился в зал для танцев.
Под большими портретами старых джентльменов в охотничьих костюмах танцевали политики. Среди танцующих я узнал маркизу Эддердейл, дочь мясника из Чикаго, которая уже успела купить себе целую серию мужей. Одним из них был несчастный маркиз Эддердейл, которого поймали и осудили за жульничество с яхтой на регате. Маркиза, чье нынешнее имя мало кого интересовало, — гораздо больший интерес представлял титул, — рассеянно улыбалась гостям, которых представляли ей и вице-президенту. Тот с бокалом шампанского в руке рассказывал одну из своих знаменитых историй. Я пробился к маркизе и отвесил ей несколько комплиментов.
— А, мистер… — она помахала рукой.
— Саржент, — подсказал я и поспешно напомнил ей свой последний визит в ее дом. Она вспомнила.
— Надеюсь, вы меня снова навестите, — сказала она. — Мистер Саржент, это… — она сделала паузу, забыв, как зовут вице-президента. Я поспешно пожал ему руку, пробормотав что-то насчет того, что я польщен знакомством с человеком, олицетворяющим достоинство нации. Мне пришло в голову, что старуха могла и не догадываться, кем он был на самом деле: ее мир ограничивался Нью-Йорком и югом Франции, Капри и Лондоном, а не Вашингтоном и тем более не представлявшим для нее интереса миром политиков.
Вице-президент начал рассказывать одну из своих историй; к тому моменту, когда он добрался до конца, вокруг нас собралась большая группа политиков и вьющихся вокруг них карьеристов, так что я смог исчезнуть. И финал истории остался для меня тайной. Выбравшись из центра толпы, я заметил направлявшееся к великому человеку знакомое лицо. Он заметил меня, и широкая улыбка расплылась по румяной физиономии. Это был Элмер Буш, известный радиокомментатор и обозреватель («Элмер Буш, который принес вам новости, потому что это действительно новости»). Мы вместе работали в газете «Глоуб», правда, тогда он был известным обозревателем, а я всего лишь помощником театрального критика. В деле с убийством в балете мне удалось полностью опровергнуть его дурацкие построения. Он считал, что убийцей была моя близкая в те времена приятельница, молодая танцовщица, и именно так представил дело публике. Я во всех отношениях его обставил, и с тех пор мы не встречались, по крайней мере, намеренно.
Ну, кто старое помянет, тому глаз вон.
— Питер Саржент, неужели, вот сюрприз!
Моя рука попала в клещи, на загоревшем под кварцевой лампой лице сверкнул каскад улыбок, налитые кровью голубые глазки так и сверкали от выпитого виски и неискреннего дружелюбия. Я испытывал к Элмеру Бушу стойкое отвращение.
— Как дела, Элмер? — поинтересовался я, выдергивая руку.
— Великолепно. Похоже, мы, провинциальные ребята, попали в самый высший свет, не так ли? — Что на самом деле означало: какого черта ты, крысенок, тут делаешь?
— Я всегда предпочитал первый класс, — буркнул я, задавая себе вопрос, что у него на уме и какого черта он вообще делает в Вашингтоне.
— Вы разговаривали с вице-президентом?
Я небрежно кивнул.
— Он рассказывал одну из своих нескончаемых историй. Кажется, про фермера, который…
Элмер расхохотался.
— Я ее прекрасно знаю, — заявил он, прежде чем я успел начать рассказ; мне захотелось вытрясти из него душу. — Великолепный старикан, изумительный. Кстати, я недавно видел вашу статью.
Я мрачно кивнул.
— Не знал, что вы оказались участником этой истории. Мне казалось, вы сейчас занимаетесь связями с прессой.
— Вот именно, — кивнул я. — Как раз тот случай.
— Вас нанял Роудс, верно?
— За пару дней до гибели.
— Возможно, что к вам загляну… вы ведь остановились в его доме?
Я кивнул.
— Ужасная трагедия, — продолжал он с задумчивым видом, все еще внимательно наблюдая за вице-президентом, оставшимся на заднем плане; я на переднем уже выпал из его поля зрения: нельзя же наблюдать за двумя сразу. — Мне кажется, стоило бы сделать передачу, посвященную этому убийству. И вы смогли бы принять в ней участие. Я теперь работаю на телевидении, наши программы смотрят по всей стране, от побережья до побережья.
В ответ я заверил, что знаю об этом, что вероятнее всего не смогу принять участие в телепередаче и что ему наверняка не разрешат посетить дом, — появление любого журналиста там категорически исключено. Теперь я его разгадал: он собирался внедриться в дом и был совершенно уверен, что за получасовое присутствие на телеэкране я выложу все сенсационные детали убийства. Ну вот уж нет, братец Буш, не на того напал.
— Миссис Роудс — моя старая знакомая, — с обиженным видом заявил Элмер. — Мы с сенатором были очень близки, очень. Ну ладно, думаю, это сможет устроить Уинтерс, если, конечно, не будет слишком занят в связи с арестом.
Это прозвучало довольно неожиданно, но Элмер Буш был не глуп; он продолжал оставаться первоклассным репортером, несмотря на отвратительные манеры телевизионщика. Видимо, он уже тесно пообщался с Уинтерсом и выжал из того всю информацию. От меня ему нужен был только выход на семью, а потом я мог убираться с дороги.
— Арестом? — прикинулся я удивленным.
— Сегодня вечером арестуют Помроя — даю вам слово. Вообще-то, я собирался к часу ночи подъехать в полицейское управление, чтобы посмотреть, как его доставят — с этими словами Элмер меня покинул и присоединился к группе, окружавшей вице-президента.
Это дало мне некоторую передышку. В задумчивости я направился в комнату для мужчин, которая, как выяснилось, была большой гардеробной. Я размышлял над тем, что делать дальше, когда заметил стоящего рядом Уолтера Ленгдона.
— Неплохой вечер? — спросил я.
Он как-то глуповато улыбнулся.
— Просто отличный.
Кажется, он немного перебрал.
— Элен неплохо развлекается?
— А разве она не всегда так поступает? Сейчас она танцует с послом или с кем-то еще.
— А вас заманила и бросила?
— О нет, — он не уловил насмешки. — Она просто развлекается.
— Думаю, вскоре вы опубликуете разгромную статью.
— Как вы догадались? — Он отчаянно покраснел, и я почувствовал, что мне хочется проучить его за инфантилизм. Вместо этого я поправил воротник и ушел, оставив его предаваться мечтам.
В зале я взглянул на часы. Без двадцати двенадцать. В полночь мне нужно будет вернуться; Элен доставит Ленгдон. Если ему это не удастся, это его проблемы.
Я немного потанцевал с разными дамами, большей частью из посольств южноамериканских государств. Все они были живыми, смуглыми и отдавались танцу всей душой.
Элен я увидел только раз, когда она кружилась в объятиях стройного морского офицера. Из-под его