Читать интересную книгу Август Четырнадцатого - Александр Солженицын

Когда великий миг приходит и стучится в дверь, его первый стук бывает не громче твоего сердца – и только избранное ухо успевает его различить. Хотя не доказано было с Сольдау, хотя и у Шольца, по левую сторону, неожиданная возникла ночью канонада и длилась утром – генерал Франсуа уверенно ощутил неслышный роковой сигнал! И на свой риск выпустил летучий отряд – на Найденбург, да не прямо, а с южным обхватом: взять русские обозы, которые уже, вероятно, льются на юг. А прямое шоссе он оставлял для главных сил, чтобы с ними вскоре выступить.

Дела под Сольдау шли обещательно: русские отстреливались вяло, бросали город без контратак. Но тревожно продолжалась канонада у Шольца – и в десятом часу утра, разрушая планы Франсуа, удержав от самовольства в последний миг, подкатил автомобиль со срочным армейским приказом:

«Дивизия генерала Зонтага оттеснена врагом от деревни Ваплиц и находится в дальнейшем отступлении. Ваш корпус должен немедленно направить на помощь свой сконцентрированный резерв. Это движение должно носить форму атаки. Начать немедленно. Обстановка требует спешности. О выступлении донести».

Нет, не родились полководцами ни Людендорф, ни Гинденбург! Рокового стука – не слышали они. Малейшая возня противника вызывала у них страх, протекающая тонкая струйка уже мнилась выбитым дном. Какое трусливое, бездарное приказание – гнать его корпус в лобовую контратаку – за 15 километров уже «форма атаки»! – когда созрел и звал красивейший из охватов!

Но, прослыв до самого кайзера в дерзких, не мог Франсуа не подчиниться.

Но и подчиниться трусливой посредственности – тоже он не мог!

Компромисс на войне – чаще гибель, чем мудрость. Однако вот был выходом только компромисс: куда указали ему, отпустил Франсуа из резерва одну дивизию. Сам же с крепкой бригадой остался на том же старте того же рывка к Найденбургу. А как только, к полудню, был взят Сольдау – с того участка дивизия тут же перетекала, восполняя резерв корпусного командира.

Так и знал он, что недолго держатся людендорфские приказы: к часу дня новый связной офицер с новым приказом: изменить направление посланной помощи на более восточное, более пологое.

Нет, Людендорф не был полководцем! Нельзя же водить армии с переменчиво-дамским настроением. Нельзя же послать «в форме атаки», а потом заворачивать «более полого». Не знал Людендорф сам, чего именно хочет, а лишь бы, не рискуя, при всех случаях сохранить престиж.

Пожалел Франсуа: не надо было и первого приказа выполнять, отменился бы сам собою.

«…Весь исход операции отныне зависит от вашего корпуса».

Да зависел он от корпуса Франсуа с начального часа до конечного часа!

И – выпустил приготовленную бригаду с конноегерским полком – по шоссе Уздау – Найденбург! Город – взять и пройти! И как можно скорее протягивая клешню, оставляя пунктиром патрули и заставы – этим же шоссе дальше, на Вилленберг! И отряды эти тут же настичь полевыми кухнями и кормить! (Должен думать полководец о еде своих солдат.)

И сам, не очень теперь дорожа телефонною связью со штабом армии, на автомобиле погнал проверять, направлять ушедшие части.

На одинокой высотке в мелких соснах имел он забавную встречу с русским разъездом.

Дивизия, посланная Шольцу на помощь, по пути ввязалась в бой с русским гвардейским полком, когда к трём часам дня нагнал генерала Франсуа ещё третий приказ: эту помощь посылать совсем не надо, отменяется! А задача корпуса Франсуа, как видит её армейское командование: «преградить противнику пути отступления на юг, для чего сегодня же занять Найденбург, а завтра с рассвета двигаться на Вилленберг».

Стратеги-стратеги, только и ждать вашего прозрения. Эх, не надо было утром раздваиваться – сколько лишних русских обозов было бы захвачено! Компромисс на войне – всегда ошибка.

И как незаметно, в смене приказов, предположений, разочарований и радостей прошёл немалый летний день! Часов около пяти пополудни конноегерский полк вошёл в Найденбург без боя и не обнаружил там русских боевых частей, лишь тыловые учреждения и обозы. Только и защищалась узкая полоска пехоты, протянутая к северу от шоссе (под её пули из картофельного поля и сам Франсуа попал). Очень удивило генерала: насколько же русские не понимали обстановки, если даже не предполагали защищать ключевой город! И чего ж они ожидали тогда ото всей войны? Как посмели на всю на неё отважиться?!

Русские обозы – вот была главная трудность продвижения корпуса Франсуа. Посланный утром летучий отряд создал обозные заторы на дорогах южней Найденбурга, и была среди трофеев даже воинская касса с третью миллиона рублей. Ещё непроходимее сбились русские обозы в самом городе: перед сумерками въехал в Найденбург Франсуа со штабом, и автомобили его остановились сразу же. До отеля на рыночной площади пришлось идти пешком.

Отряд жандармов и батальон гренадеров (бежавший вчера из-под Уздау на 25 километров, их майор и усердствовал теперь оправдаться) обыскивали дома, чердаки, подвалы, вылавливали, вытягивали и конвоировали укрывшихся русских. Всё это делалось почти без выстрелов.

Перед отелем генералу представились вместе – немецкий бургомистр и русский комендант. Комендант доложил об окончании своих обязанностей, о состоянии госпиталей, складов немецкого же снаряжения и устройстве военнопленных. Бургомистр высоко оценил деятельность коменданта по сохранению порядка в городе, жизни жителей и их имущества. Генерал поблагодарил коменданта и просил его избрать себе комнату, где и самоограничиться в качестве тоже военнопленного. И ещё переспросил его фамилию.

– Доватур, – доложил полненький чёрненький полковник.

Рыжие брови Франсуа подвижно отозвались.

– А зовут?

– Иван, – улыбнулся полковник.

Ещё больше взвились брови Германа Франсуа, и в созерцательную усмешку сложились губы.

Два рассеянных семени аристократической Франции двух времён её несчастной эмиграции, гугенотской и бурбонской, на минуту встретились на краю Европы, один отдал рапорт, другой отпустил его под арест.

Генералу Франсуа уже приготовили в отеле комнату. Темнело. Город гудел голосами, командами, скрипел телегами, ржал лошадьми – и в хаосе входил в ночь.

А первопосланная бригада и конные егеря в сумерках уже двигались по шоссе дальше Найденбурга – к востоку, на вторую половину замыкающего кольца.

Ах ты, герман-герман, шельма!Наплевать нам на Вильгельма!А уж Франца, дурака,Раздерём мы до пупка!

39

Штабные готовят план «скользящего щита». – Часы раздумья Самсонова под Надрау. – Бегут нарвцы и копорцы. – Остановили. Самсонов стыдит бежавших. – В чём не оправдаешься… – Самсонов согласен на общее отступление. – Отрывает Мартоса от его корпуса.

Позади командного пункта Мартоса стояла на высоте чистая роща из бука и сосны, а позади неё – два фольварка. В них и поместились пока летучий армейский штаб Самсонова и сопровождающая казачья сотня.

Не отступать? Но делать было что? Офицеры штаба бродили и роптали: без телефонной, телеграфной да и нáрочной связи, просто без цели и смысла они были загнаны сюда, под самые передовые позиции. Совсем рядом толклись немецкие разрывы и ахали наши орудия, отчётливо стучали пулемёты. Мюленская линия, вчера и позавчера удержанная немцами, теперь трещала в нашу сторону, одна дивизия Мартоса с обнажёнными флангами час от часу зажималась там. И Полтавскому полку было не додержать до вечера утренние победные позиции у Ваплица. Отказал Командующий отходить – но не мог же и выхода указать из этого теснимого состояния. Отступленье само начинало течь, как течёт и твёрдый металл, никого не спрося, лишь свою температуру плавления.

Лишённые выразить свой ропот Командующему, но и благоразумно не дожидающие, пока тот в тугой голове будет осваивать и перемышлять, – штабные отдались теперь составлению изощрённого плана отступления (лишь отступлением не называя его, по предвиденью Постовского, чтобы потом не оборотилось пятном на них). На врытом столике под яблоней лежала карта, Филимонов показывал уверенной рукой, и штабные жужжали. Чтоб не оказаться потом упречным, должен был прежде всего быть гордостью оперативной выучки этот сложный план скользящего щита: как скользит по шкивам приводной ремень, так, сохраняя защитную стенку с запада, должны были задние с северного края по очереди переходить вперёд на юг и становиться в ту же стенку. Прежде всех под защитою стенки должны были убираться обозы, потом 13-й корпус (да, бишь, он до сих пор не подошёл, вот незадача), а тем временем 15-й должен был держать фронт (свои седьмые боевые сутки), и все обломки 23-го корпуса – тоже. Потом, оставляя Полтавский и Черниговский полки в арьергарде, должен был перескользнуть налево и 15-й корпус. (Каким неповоротливым, каким неуклюже большим кажется корпус, когда ему надо отступать!..) А как только 15-й в отходе достигнет Орлау, своего первого победного поля, он снова займёт фронт, с поворотом уже на юго-запад, к Найденбургу, а остатки 23-го проскользнут по его тылам. А тем временем 13-й, весь завтрашний день отходя тылами (сорок вёрст за сутки), в свою очередь станет ещё левей их всех – и так отпустит их отойти за русскую границу.