но не помогло, нам пришлось отойти, и в пользу хорошей выучки моих моряков говорит то, что мы в такой ситуации вынуждены были развернуть свои дрожки, причем нам удалось это сделать, не понеся каких-либо потерь. Вступление в дело орудий с железной дороги было нашей удачей, иначе на окраине Роменсхофа мы попали бы под огонь с «позиции на дюнах» и несомненно были бы перебиты.
Я встал артиллерией на позицию южнее Роменсхофа, а следующая за нами пехота – к северу от него. Против нас была хорошо оборудованная позиция в дюнах по обе стороны от дороги в 3 километрах от Торенсберга, где был мост. Неподалеку бой и замер на месте. Около полудня мы, наконец, установили контакт с наступавшей по дороге Олай – Торенсберг Железной дивизией. Около 4 часов дня результат должно было принести подготовленное огнем всей имевшейся артиллерии наступление в обход силами Железной дивизии и Легиона. Мое орудие в быстром темпе расстреляло последние снаряды, придержали на крайний случай всего 5 штук, а затем двинулась наша пехота, которая наткнулась на умело проведенную латышскую контратаку. Я могу сказать, что когда я стоял там, скрипя зубами и сжав кулаки, схватка шла за то, «быть или не быть». Но тут напряжение разрядилось, немецкие крики «Ура!» и сигналы белыми ракетами удалялись все более».
Все время порываясь вперед, Баденский штурмовой батальон и 2-й батальон 3-го Курляндского пехотного полка добрались до позиций латышей. Они продолжали наседать и к 10 вечера вышли к Торенсбергу. Разгоревшиеся там ночные уличные бои были прерваны по приказу командования. Артиллерия встала на позиции таким образом, чтобы взять под обстрел с юга мосты через Двину.
Когда стало рассветать 11 октября, противник уже в основном оставил город. В ходе небольших стычек с отставшими от своих частей вражескими солдатами он был окончательно занят.
Тем самым были еще отрезаны и латыши, сражавшиеся южнее Больдераа, которые отступили перед 1-м Западным корпусом. Все, кто нашел себе место на имевшихся плавательных средствах, спаслись за Двину. Положение латышей стало критическим. Их командующий, полковник Земитан, распорядился об оставлении левого берега Двины и об укреплении на правом.
С немецко-русской стороны командование отказалось от наступления через мосты через Двину в Ригу, хотя по всем признакам на серьезное сопротивление латышей рассчитывать не приходилось. С военной точки зрения, здесь решающим было дважды проверенное соображение, что Ригу удерживать очень тяжело, да еще и только на выдвинутых вперед позициях, что требовало крупных сил, и что Антанта имеет под рукой свои суда, чтобы в любой момент изгнать из Риги не устраивающий ее гарнизон этого города.
Кроме того, было еще и желание Западнорусского правительства добиться в ходе переговоров с окраинными государствами соглашения, чтобы затем иметь возможность выступить на восток, то есть против большевиков, а этот замысел уже очень скоро оказался невыполнимым.
Так что при занятии левого берега Двины немецко-русскими войсками центр тяжести усилий был смещен вправо в район Фридрихштадта[360], где штаб Западной армии рассчитывал и на вмешательство эстонцев. Там должен был стоять в готовности усиленный Немецкий легион, чтобы или фронтально встретить эстонское наступление, или же ударить во фланг противнику, двинувшемуся на Шёнберг и южнее его.
Железная дивизия получила приказ нести охранение на Двине от устья Берзе до устья Двины, сосредоточив крупные резервы за своим правым крылом, чтобы иметь возможность при необходимости вмешаться в бои Немецкого легиона.
Латышский контрудар за Двину
Это оказалось даже избыточным. Однако все же силы на участке фронта по Двине шириной в 30 км были столь невелики, что латыши, которые поспешно стянули все доступные резервы с большевистского фронта под Ригу, попытались 14 октября прорваться за Двину к юго-востоку от Риги. Сначала они тщетно пытались это сделать на нескольких участках ранним утром, однако затем ударили через реку по рижским мостам, а также между пасторатом Каттекальн и виллой Бинберг при содействии бронепоездов и нескольких броневиков, заняв Роменсхоф и Рудзе. Там возникло предмостное укрепление глубиной в два и шириной в несколько километров. Между тем немедленно перешедшим в контратаку частям Железной дивизии удалось к вечеру оттеснить противника на всех участках, где он прорывался. Егерский батальон, части 1-го и 3-го Курляндских пехотных полков, Конный полк и артиллерия соревновались между собой в удали в ходе наступления на латышей. Командующий дивизией смог доложить, что «все участвовавшие сегодня в оборонительных боях войска, в том числе отряд броневиков, вновь действовали отлично. Тем самым провалилась широко задуманная атака и попытка выйти на левый берег Двины».
Одновременное наступление более крупных эстонско-латышских сил от Фридрихштадта явно было задумано в качестве отвлечения внимания с фронта на Двине. Вражеские войска еще в тот же вечер были отогнаны силами отряда Рикхоффа.
Тем самым борьба за рубеж Двины подошла к определенному финалу. Немецко-русские части вновь не только продемонстрировали в бою превосходство, но и показали выдержку в трудных условиях и на фоне всяческих лишений, добившись тактического успеха, который можно было бы поставить в один ряд с самыми блестящими военными подвигами Великой войны.
Положение Западной армии во второй половине октября
Несмотря на это, масштабный план русской армии в середине октябре следовало признать провалившимся. Основные ее силы были вынуждены вести непростую оборону на двинском участке фронта. Остальных частей хватало только на то, чтобы кое-как прикрывать ее фланги против эстонцев, латышей и литовцев. Необходимые для этого распоряжения от 24 октября предусматривали, что в дальнейшем рубеж Двины должны были удерживать Железная дивизия и Немецкий легион. Корпус графа Келлера обязан был выдвинуть на Якобштадт смешанный отряд, чтобы принять участок «большевистского фронта». Корпус Вырголича с одним батальоном из Немецкого легиона должен был в районе Радзивилишек заступить на место перебрасываемых частей фрайкора Дибича, а остатки этого фрайкора, а также фрайкор Брандиса под Шавлями должны были соединиться под командованием капитана-цур-зее Зиверта. Группа Плеве, которая к тому моменту находилась у Гробина, была подчинена Железной дивизии.
Надежды на образование единого фронта против Советов оказались впоследствии тщетными. О переговорах с латышами, – а только с их помощью можно было бы освободить для борьбы с большевиками основные силы имевшихся в распоряжении войск, – судя по опыту октябрьских боев, нечего было и думать. Ведь и дальнейшие военные успехи, которые могли привести к повторению венденской кампании, ничего не изменили бы, если только не удалось бы побудить Антанту к отказу от ее прежней позиции по данной проблеме. То, что латыши сами пойдут на уступки, было поистине маловероятно.