— Василиса пила воду. Третий стакан. Набирала из кувшина и пила, жадно так. И стало быть, не всё просто с хрустальным этим гробом.
— Волотовым… он старший. Я младший… но так-то мы оба Волотовы.
— Хорошо… — Василиса смахнула пот и стало заметно, что рука её слегка подрагивает. — Волотовы — это хорошо… Тася, сходи с ним…
— Что⁈ — удивился не только Бер, но и Таська.
— На курган отведёшь. Пока можно… глядишь… союз восстановить выйдет. Помощь нам не помешает.
Она со стоном опустилась на стул.
— Может, помочь? — Иван подскочил. — Я… могу силой…
— Не надо, — покачала головой Василиса. — Идите… силы во мне своей с избытком… тут скоро будет немного… неуютно. И ты, Марусь, иди… погуляй там… дом посмотри… как вырос, куда вырос и в целом.
— Но…
— Иди, — это прозвучало очень жёстко. И Василиса тотчас смягчилась. — Не бойся, вниз не тянет. Оно… пока успокоилось, так что время у нас есть… но мне надо… в себя… идите уже. А то злости на вас не хватает…
И Иван, подхватив под руку Марусю, потянул её к выходу.
Александр чуть подзадержался.
Ровно затем, чтобы сказать:
— Я не позволю отнять эти земли…
— И хорошо… только… — Василиса устало потёрла переносицу. — Боюсь… этого может быть недостаточно.
А на ступеньках дома сидела Алёнка.
И вот как-то…
Как-то…
— А ты тоже не спишь? — Александр вдруг смутился, потому что… ну получалось, что он дурак и в драку влез. Мало того, что влез, так ещё и по носу получил.
— Не сплю. Нос сломали?
— Да… вроде вправили, — Александр потрогал переносицу. — Уже и не болит… ну почти не болит… немного разве что. Но ему больше досталось!
— Аргумент… мои братья тоже постоянно на это ссылаются, — Аленка вздохнула. — Пойдём, полечу, а то ж не дело это, когда целый император и с битою рожей.
И не понять, смеётся она или всерьез.
— Кстати… — Александр опомнился. — А этот Глыба… ну, которого я поверг, он за полчища врагов сойдёт? Так-то он здоровый.
И руками развёл, показывая размер Глыбиных плеч.
Ну и в целом.
— Глыба? Нет, за полчища, боюсь, что нет…
— Ладно, будем считать бой тренировочным.
— А ты его действительно…
— Действительно.
— Хорошо, — Алёнка протянула руку. — Идём.
И Александр коснулся, и даже ничуть не удивился, когда тропа сама под ноги легла. И что вывела она к уже знакомой полянке с родником.
— Странный он вообще-то, — Александр скинул кафтан или что там у него были. Потом вспомнил, что рубашка кровью залита и смутился. Потянулся к кафтану…
— Сиди уже, битый. Что я, крови не видела, — Аленка опустилась на землю у родника. — У меня вон братья, и все-то как один подраться любят. Кстати, снимай, заодно и застираем. Кровь надо в холодной воде застирывать.
— Не знал…
Александр посмотрел на родник.
На рубашку.
— Как-то…
— Стесняешься? — она чуть склонила голову. И… забавная. Или нет? Ночью всё выглядит немного иным. И теперь Алёнкино лицо выглядело старше.
Строже.
Иначе?
— Да нет… не в этом дело…
А ведь и вправду стесняется.
Как мальчишка.
— Просто… чудесный родник и рубашки стирать.
Алёнка фыркнула.
— Ладно, не хочешь — дело твоё… но так-то вода — она вода и есть. Василиса очнулась?
— Да.
Александр зачерпнул горсть и выпил. Всё такая же холодная. И сладкая… или немного с горечью? Зубы ломит, в голове шумит…
— Лицо умой.
Сила наружу просится, будто тянется к этой вот воде.
— Тут… погоди… сила…
— Поделись, коль не жалко, — Алёнка подхватила пару капель на кончики пальцев.
— А… плохо не станет? Это вода, у меня же — огонь. Они ж не особо как бы… дружат.
— Попробуй.
И сила стекает с пальцев, будто только этого дозволения и ждала. Огненные дорожки ложатся на тёмную воду, и та тянет их вниз, по узкому руслу. Чёрное мешается с золотом, и становится единым.
— Хорошо, — Алёнка сама подставляет ладони. И огонь, смешанный с водой, наполняет их до краёв. А она подносит руки. — Пей.
И главное, что отказаться… да и мысли такой не возникает — отказаться. Эта вода пахнет землёю и небом, и травой, и влажною древесиной, камнем, железом и всем сразу. Вкус у неё тяжёлый. И на языке остаётся привкус, а какой — не понять.
Но всё одно пил бы и пил.
И сила уже сама утекает, разбегается. И видно, что родничок отпускает тонкие рукава, которые разносят огненную воду по всей поляне.
— Как бы лес не загорелся.
— Не загорится.
Алёнка снова зачерпывает воду и омывает лицо. Прикосновения её мягки и, что уж говорить, приятны.
— Ты только смотри, он же всю силу, какую дашь, вытянет…
— Выходи за меня замуж.
Хотел ведь другое сказать, а вырвалось это вот. И сразу стало тоскливо, потому что… не выйдет. Да и надо ли… не будет от того добра.
Никому.
И во дворце её не примут. Ни матушка, ни министры, ни… и высший свет умеет выказывать своё недовольство, не нарушая закон.
Да и самой ей каково будет, если оторвать?
Забрать?
От поляны, от леса этого. А Сашке тогда что? Отречься от престола? Переехать в Подкозельск коноплю растить? Это было весело, да только исчезло веселье.
— Сомневаешься, — сказала Алёнка.
— Да нет… в другом дело.
— Расскажи…
— Там… откуда я… в общем, там не будут рады…
— Такой невесте?
— Да.
— И это важно?
— А разве нет?
— Для тебя имеет значение их мнение?
Александр сам зачерпнул воды и выпил. Сила успокаивалась. И главное, её ощутимо прибывало. Но избыток был не в тягость.
— Не их. Просто… дело в том, что я здраво оцениваю свои возможности. И я не смогу тебя защитить. Не значит, что не буду, но… одно дело — защищать от яда или пули, наёмников. Совсем другое — от едких слов. Словами тоже можно ранить… и пренебрежение показать по-всякому. И если мужчин я хотя бы смогу вызвать, то сражаться с женщиной или казнить женщину за дурные слова… это неправильно.
Алёнка скрестила ноги.
— Тебя постараются выжить. Попорченные платья там или пролитое вино… это