Читать интересную книгу Лубянская ласточка - Борис Громов

Он купил билет и присоединился к группе американских туристов. Американцы с неудовольствием оставили в гардеробе – обязательное требование музея – свои фотоаппараты, без которых чувствовали себя раздетыми донага. С тихим возмущением они потекли к парадному входу королевского дворца.

Побродив по залам и вдоволь насладившись королевской роскошью, Кулябов вернулся к своему «рено». Он завел двигатель и поехал к деревушке с историческим названием Барбизон. В XIX столетии она стала одним из художественных центров Франции, когда там жили Жан-Франсуа Мийе и потянувшиеся вслед за ним художники, основавшие Барбизонскую школу живописи. Сегодня картины Мийе украшают стены Лувра и Музея современного искусства в Нью-Йорке. Барбизон знаменит еще и тем, что там жил автор бессмертного приключенческого романа «Остров сокровищ» – шотландец Роберт Стивенсон. Барбизон и сегодня остается прибежищем художников, и здесь всегда можно встретить множество живописцев и графиков, продающих свои картины туристам в многочисленных лавках и антикварных магазинах. Владимиру нравилось бывать здесь. Он всегда покупал что-нибудь у художников, исходя из своих возможностей – невеликой (в сравнении с тем, что получали западные коллеги) зарплаты сотрудника советского посольства. Кулябов понимал: его приобретения будут выглядеть довольно скромно рядом с коллекцией отца-генерала, вывезенной им после войны из Германии. Однако они будут дороги Владимиру как память: ведь навсегда останутся воспоминания о посещениях Барбизона, связанные с той или иной картиной.

То, что он собирался купить сегодня, будет напоминать ему об операции «Катапульта». Контрразведка противника начала затягивать вокруг барона петлю. Пришла пора обеспечить вывод агента из страны – эвакуацию де Вольтена в СССР. Сегодня Владимир заложит в тайник пакет с документами. Одни из них дадут возможность Аристократу нелегально выехать за пределы Франции, другими он воспользуется на пути в чужую страну. Страну, ради которой он пожертвовал всем, что имел: семьей, друзьями, положением и имуществом. И еще – ему предстояло расстаться с женщиной, которая была первопричиной всего, что, в конце концов, привело его к такому финалу.

Владимир понимал, что впереди у Аристократа тягчайшая и безрадостная перспектива. Жизнь на чужбине, без друзей, без общения, за исключением тех, кто будет с ним возиться на первых порах, помогая налаживать быт. Да и сам быт едва ли порадует «товарища барона». Владимир вспомнил, как, приезжая в отпуск, он с тревогой отмечал: в Москве становится все труднее и труднее с элементарными продуктами, обычными бытовыми товарами, не говоря уже о каких-то предметах роскоши. Хотя что для де Вольтена, привыкшего жить в полном достатке, представляют собой наши «предметы роскоши»? Так, обычные вещи первой необходимости. Разумеется, барона обеспечат достойной квартирой где-нибудь в центре столицы – в районе Сокола или на Бронной, приличной пенсией, приставят экономку – этакую молчаливую матрону. К нему будут приезжать каждый день домой для «бесед» – замаскированной формы допросов. А как иначе? Барон многое знает, много больше, чем он передавал в своих донесениях. Его информация будет вначале бесценной и поможет ему скоротать несколько месяцев в трудах и заботах. Но каждый кладезь знаний, даже такой глубокий, как у заместителя командующего ракетным центром НАТО, со временем истощается. А дальше… До какой степени он сможет адаптироваться к жизни в СССР, которая в обозримой перспективе не обещает стать лучше? И еще много других мыслей, связанных с незавидной судьбой барона, промелькнуло в голове у Владимира.

Однако Кулябов не испытывал к нему жалости. «Барон де Вольтен как личность остался для меня чужим. Не сложились у нас особые отношения, которые порой возникают между руководителем и агентом. Особенно с ценным агентом, чьи успехи способствуют карьере, получению орденов и досрочному присвоению званий. Такие отношения, по-видимому, сложились у барона с Петровым. Не случайно барон часто спрашивал о нем.

В конце концов, генерал де Вольтен – не желторотый юнец, который полез в объятия КГБ сдуру, – раздраженно думал Владимир. – По собственной инициативе полез, между прочим, должен был понимать, что ожидает его. Никто его не принуждал, это был личный выбор. Теперь пусть получает то, что, в конце концов, происходит со всяким сгоревшим агентом – шпионом, пришедшим с холода. Именно так метко назвал свое произведение самый успешный создатель шпионских романов бывший разведчик Джон Ле Карре. И это еще не самое худшее, что может произойти».

У Владимира окончательно испортилось настроение. «Дай бог барону не попасть в руки контрразведки… Там из него быстро все вытрясут. Не посмотрят, что барон. Французы при всей своей внешней жантильности народ жесткий. А уж специалисты из ДСТ… Те свой хлеб даром не едят. Самое печальное – тогда всплывет и мое участие. А это означает скоропостижный отъезд на родину. Потом французы автоматически передадут сведения обо мне во все дружественные им спецслужбы, и мне закроют въезд во все приличные страны, где не существует дефицита продуктов и в магазинах хватает пресловутых предметов роскоши, – подумал он с желчным сарказмом. – А далее останется только протирать штаны в Центре и ждать командировки в какую-нибудь захудалую африканскую франкоговорящую страну, где самым большим приобретением будет какая-нибудь экзотическая болезнь, лекарства от которой неизвестны в госпитале КГБ в Пехотном переулке. Прецеденты уже были…»

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Владимир, как и полагается туристу, решил обойти несколько антикварных магазинов и художественных лавок. Он собрался поискать что-нибудь оптимистичное, яркое и красочное – противоположное манере Мийе.

Ага, вот, кажется, то самое. Его заинтересовала небольшая картина, написанная в старой манере, возможно, хорошая копия истинного живописца, изображавшая королевскую охоту на дикого кабана. В густом лесу у ствола огромного дуба группа всадников в красочных охотничьих убранствах, упершись пиками в несчастное, смертельно раненное животное, замерли в ожидании мига, когда сюзерен положит конец страданиям кабана. Король в высоких ботфортах и красном плаще с золотыми лилиями смело и величественно смотрел на вепря, выбирая самую уязвимую точку для нанесения coup de grace – последнего, смертельного удара.

Картина стоила дорого, но Владимир понял – без нее он не уйдет. Он отсчитал деньги, продавец бережно завернул картину и поздравил Владимира с удачным приобретением. Выходя из магазина, Кулябов взглянул на часы – пора. Пора ехать к лесу и через полчаса выходить на тайник.

«Хорошо, что сегодня среда, – в выходные здесь не протолкнуться среди расположившихся на пикник бесчисленных семейств или влюбленных парочек. Сегодня будний день – народу практически нет».

Кулябов вышел на небольшую поляну и приблизился к скалистому холмику – слишком пологому и низкому, чтобы альпинисты могли удостоить его своим вниманием. К нему подступали заросли густого кустарника, в глубине которого виднелись два больших, прислонившихся друг к другу валуна. Вокруг на сотни метров – никого. Вдали время от времени раздавался шум проезжавших по дороге автомобилей. Владимир глубоко вдохнул, выдохнул и решительно шагнул в гущу кустарника. Пригнувшись, чтобы не повредить лицо о колючие ветки, он пробирался по направлению к валунам, на ходу вытащил из внутреннего кармана пиджака серый пакет из водонепроницаемой бумаги. Нащупав в расселине между валунами небольшое отверстие, просунул туда пакет и заложил расселину лежавшим рядом камнем.

И в это мгновение со всех сторон раздался громкий треск ломающихся веток, как будто сквозь кустарник продиралось стадо диких кабанов. Чьи-то крепкие руки цепко держали Владимира за запястья, локти и плечи, а серия последовавших фотовспышек на мгновение полностью ослепила его. Кулябова моментально обыскали, забрав все, что оказалось в карманах. А только что заложенный в тайник пакет теперь держал один из сотрудников группы захвата. Владимир не успел опомниться, а его уже вывели на поляну. Из лесной чащи появились еще двое. Один – толстенький лысеющий господин лет пятидесяти. Верзила из группы захвата почтительно передал ему серый пакет. Владимир машинально сосчитал участников задержания. «Ого! Шестеро. Эти двое, разумеется, начальство, – мелькнуло в голове, – а лысый у них старший».

Только здесь, на поляне, он полностью осознал, что произошло. Его, опытного профессионала, взяли, как говорится, со «спущенными штанами». Подобная ситуация теоретически прорабатывалась в разведывательной школе № 101, однако каждый молодой разведчик надеялся на то, что подобная судьба его минует. Хорошо усвоенное в школе правило гласило: единственный выход в данном положении – это, во-первых, решительно заявить, что арест – провокация, и далее молчать и требовать, чтобы его немедленно связали с советским посольством. Главное – его посольский ранг обеспечивал в стране пребывания дипломатическую неприкосновенность.