— Мы едем обратно, — произнесла Анна.
Малер посветил фонариком, выискивая канистру, и ответил:
— Найдем бензин — поедем, а нет — значит, нет.
— У нас что, бензина нет?!
— Нет.
— Ты же вроде специально ездил...
— У меня не было сил.
Анна ничего не ответила, и это было хуже, чем если бы она принялась его пилить. В груди его закипела злоба.
— Я, между прочим, только и делал, что вкалывал, — начал он. — Все это время...
— Ой, перестань, — перебила его Анна, — только не сейчас.
Малер сжал зубы, перекатился на живот и, дотянувшись до канистры, поднял ее. Она почти ничего не весила — потому что была пуста.
Идиоты! — думал он. — Не могли запастись бензином!
Со стороны двери донесся презрительный смешок, и Малер вспомнил, что Анна могла читать его мысли. Он медленно встал, подняв с пола фонарик и топор.
— Ну, вот сиди тут теперь и смейся, — произнес он. — А я пойду... — Он махнул топором в сторону двери.
Анна даже не пошевелилась.
— Может, выпустишь меня?
— Это тебе не Элиас, — сказала Анна. — Он тут бог знает сколько совсем один...
— Пусти, я пройду.
Анна посмотрела ему в глаза.
— И что мне делать? — спросила она. — Ну... если с тобой что-нибудь случится?..
Малер горько рассмеялся.
— Так вот ты о чем беспокоишься?! — Он вытащил из внутреннего кармана сотовый, набрал пин-код и протянул телефон Анне: — Девять один один. Если со мной что-нибудь случится.
Анна взглянула на телефон, проверяя, есть ли прием, и попросила:
— Давай прямо сейчас позвоним.
— Нет, — ответил Малер и потянулся за телефоном, — или я его забираю обратно.
Анна недовольно вздохнула и убрала сотовый под одеяло.
— Ты же не станешь звонить?
Анна покачала головой и выпустила ручку двери.
— Папа. Мы совершаем ошибку.
— Ну, — ответил он, — это ты так думаешь.
Он открыл дверь и посветил фонариком, шаря лучом по скалистому берегу, траве и кустам малины. Блуждающий луч света выхватил заросли ольшаника между домом и морем, и Малер увидел человеческую фигуру на скалистом склоне, ведущем к воде. Фонарь, в общем-то, и не требовался — света луны было вполне достаточно, чтобы разглядеть белую тень, распластавшуюся на камнях.
— Я его вижу, — произнес Малер.
— И что ты собираешься делать?
— Убью гада.
Малер вышел из дома. Как ни странно, Анна не стала запирать дверь. Пройдя несколько шагов, Малер обернулся. Анна стояла на пороге, держа на руках завернутого в одеяло Элиаса, и смотрела ему вслед.
В другое время он бы, может, и растрогался, но сейчас Малер испытал лишь досаду: специально небось вышла, чтобы посмотреть, как у него в очередной раз ничего не выйдет.
Малер спустился к воде, прошел по берегу мимо лодки и вдруг понял, что тут делает мертвец. Лежа на животе, он зачерпывал воду единственной уцелевшей ладонью и пил.
Малер выключил фонарь, осторожно ступая по склизким водорослям и покрепче перехватывая топор.
Убью гада!
Он же за этим сюда пришел. Чтобы его убить.
Малер был уже метрах в двадцати от чудовища, когда мертвец вдруг встал на ноги. Это был человек, хотя в нем уже не осталось ничего человеческого. В свете луны Малер различил его полуразложившееся тело. Порыв южного ветра принес запах гнилой рыбы. Малер продрался через заросли камыша и поднялся на скалу, где его уже ждал мертвец, склонив голову набок, словно не веря своим глазам.
Глазам?
Глаз у него не было. Он крутил головой из стороны в сторону, будто принюхиваясь или прислушиваясь к шагам Малера. Когда между ними оставалось каких-то несколько метров, Малер увидел, что плоть на груди мертвеца изъедена до кости и белые ребра отсвечивают в ровном сиянии луны. Заметив краем глаза какое-то движение, он содрогнулся — на мгновение ему показалось, что в полусгнившей грудной клетке мертвеца бьется сердце.
Малер поднял топор и включил фонарь, на всякий случай направив его в глаза чудовищу, — кто его знает, вдруг оно все-таки видит. На фоне темного моря мертвец казался совсем белым, и тут Малер разглядел то, что поначалу принял за сердце, — в грудной клетке утопленника шевелился жирный черный угорь, выедающий свою тюрьму изнутри.
Какой-то рефлекторный стыд заставил Малера отвернуться в сторону, прежде чем мощная струя рвоты выплеснулась изо рта. Жидкая каша из сосисок, хлеба и молока поползла по камням в воду. Горло все еще сводило судорогой, когда Малер выпрямился, чтобы не стоять спиной к мертвецу.
Остатки блевотины стекали по его дрожащему подбородку. Он увидел, как угорь извивается в груди мертвеца, и в ночной тишине различил шелест гибкого тела, копошащегося меж ребер с лоскутьями мяса. Малер вытер губы, но челюсти по-прежнему сводило.
Отвращение Малера было столь сильным, что мозг его посылал сейчас один-единственный сигнал: убить, уничтожить, стереть эту мразь с лица земли.
Убить мерзкую тварь... убить...
Он сделал шаг в сторону мертвеца, в то время как тот шагнул ему навстречу — стремительно, даже слишком, учитывая то, что от него почти ничего не осталось. Раздался стук костей о камень, и Малер попятился, несмотря на всю свою решимость. Дело было не в мертвеце, а в угре. Он не хотел и близко подпускать к себе угря, разжиревшего на человечине.
Малер попятился и поскользнулся на собственной блевотине. Топор вылетел из его рук и глухо шлепнулся на землю. Малер запрокинулся назад и стукнулся головой о скалу. В глазах потемнело, но, прежде чем свет окончательно померк, Малер почувствовал лапы чудовища на своем теле.
ШХЕРЫ ЛАББШЕРЕТ, 21.50
Анна все видела. Видела, как ее отец растянулся на скалах, слышала, как его голова ударилась о камни, видела, как мертвец набросился на него.
Она вскочила на ноги, не выпуская Элиаса из объятий.
Ах ты, мразь!.. Господи, да что же это такое?..
Утопленник поднял голову и посмотрел в их сторону. В ту же секунду в голове Анны раздался голос Элиаса.
...о хорошем... думай о чем-нибудь хорошем...
Анна всхлипнула и сделала несколько шагов по направлению к скалам. Что-то звякнуло возле ее ног, но она не обратила на это внимания, продолжая идти к лодке, с каждым шагом приближаясь к чудовищу, голова которого двигалась рывками над распростертым телом ее отца.
Мерзкая, подлая тварь...
...о хорошем...
Она и сама знала. Давно уже поняла. Пока она сидела на кровати и ничего не предпринимала, ни о чем не думала, утопленник просто стоял под окном и смотрел на них. Только когда она бросилась к окну и заорала, вкладывая в свой крик всю ненависть и отвращение к чудовищу, мертвец разбил стекло. Им руководил ее страх.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});