Читать интересную книгу "Я" - Щемелинин Сергеевич

Тем временем мой организм пытался отдышаться и, наконец, ему это удалось сделать.

– Ну, что – ты понял все?! Будем и дальше играть в кошки-мышки или начнешь говорить? – спросил помощник.

– Начальник, отпусти домой своего помощника – у него сегодня трагический день, – ответил я.

Я видел себя со стороны – мое лицо имело спокойное деловое выражение. Такое же спокойное и уверенно-расслабленное лицо было у меня, когда я стрелял в того парня. Каменный взгляд, напряженное лицо, сжатые губы – нет, нет и еще раз нет – оставьте это лицо для кино – у меня было такое же лицо, как у человека, наливающего воду из кувшина в кружку, – и только такое.

– Ты что-то там сказал, козел, или мне послышалось, а?! – вновь нагрубил мне помощник.

Даже тогда мой арсенал был слишком велик для людей (а сейчас он стал еще больше), и горе тем, кто испытал на себе его действие! Смешная ситуации, смешная до боли, смешная до крови ситуация – слабый угрожает гораздо более сильному, не зная об этом! Я слегка заглянул в будущее и ответил:

– Давай подождем четырнадцать минут – тебе позвонят, и ты все узнаешь сам.

– Я что-то не понял, к чему ты клонишь, – вдруг сказал начальник, – объясни-ка нам и поподробнее.

– Через четырнадцать минут будет звонок сюда твоему помощнику. Точка, – отрезал я. – А через пятнадцать минут вы можете меня спрашивать о чем угодно, только спрашивать меня вы сами не захотите.

– Это угроза? Ты что, нам угрожаешь?! Да ты знаешь, что с тобой будет?! Ты, видимо, ничего не понял, но скоро поймешь! – вновь накинулся на меня помощник.

– Подожди, – оборвал следователь своего подчиненного, – давай его послушаем.

– Да что там слушать! – кричал тот. – Вправить ему мозги – и дело с концом!

– С этим всегда успеется… – а этого-то мы задели, – с удовольствием отметил начальник, – пусть пока поговорит, а мы послушаем.

– Ну, давай, объясняй, – повернулся ко мне помощник, – что ты там такое говорил.

– Я же сказал – терпеливо объяснял я, – сюда скоро позвонят. А сейчас я лучше расскажу вам об этом товарище, который любит размахивать дубинкой. Что вам рассказать: описать ли его лицо,назвать имя, фамилию или, быть может, раскрыть его душу?

В комнате воцарилось молчание.

– Давай про душу, – приказал следователь.

Я начал говорить, я рассказал о его взрослой жизни, причем выбирая глубоко личные воспоминания.

– Хватит, наверное, – прервал я свой рассказ на середине. – Я не сильно ошибся? – поинтересовался я.

– Откуда ты это все узнал? – ошеломленно спросил человек с дубинкой.

– Из твоей головы, из твоих мозгов, друг мой, – заулыбался я. – А теперь скажи, веришь ли ты мне в том, что я знаю твое имя и вижу твое лицо, пусть и скрытое шлемом?

– Да, ты это можешь, – согласился собеседник.

– Он, что, все верно угадал? – удивился следователь.

Человек в шлеме кивнул, затем подумал и сказал:

– Я больше не буду его бить.

– Ты что, испугался этого человека?

Тот, в шлеме, не ответил, кивнул и отвернулся; потом он отошел назад и сел где-то позади меня.

– Ну и дела, – протянул помощник, – и скоро мне позвонят?

– Скоро, скоро – не беспокойся, – ответил я, а затем начал учить их. – С людьми нужно обращаться по-людски, а не так, как вы: я сделал то, что считал нужным, вы делаете свое дело – наши пути пересеклись, но это не повод для неуважения и издевательств. Если бы вы уважали меня (а ведь я все-таки национальный герой, награжденный высокими наградами, и достоин хотя бы из-за этого простого уважения), то я не сделал бы то, что сделал. Если бы вы уважали меня, то не издевались бы и не приказывали бы своему подчиненному размахивать дубинкой. Вы оба – дешевки, а потому и расплачиваетесь не за то, что вы сделали, а за свою сущность!

– Так я дешевка!? – возмутился помощник.

Я не ответил. Он мне напоминал крупного рака, уверенно копающегося в мешке, шевелящего клешнями и усами. Рак уверен в себе, но он не знает, что хозяйка уже вскипятила кастрюлю воды, сейчас она возьмет столь уверенного в себе рака и положит в кипящую воду!

Я знал, что начальник тоже напрямую причастен к тому, что произошло со мной, ведь он натравливал своего помощника на меня, как пса, а потому пусть получает то же самое, что и его подчиненный, но пусть эта весть придет к нему позже, – так мне будет проще выйти на свободу.

Я так и сделал – несколько его родственников умрут одновременно, мгновенно и через месяц ( за это время мое дело успеют " положить на полку"), а этого, дурака с дубинкой, я пощадил: пусть немного поболеет – завтра у него обнаружится тяжелый недуг, и у него будет много времени для того, чтобы поразмыслить над своим поведением… но он выздоровеет, и эта болезнь пойдет только ему на пользу.

Власть над чужой жизнью, включая человеческую, была у меня с самого начала: я прекрасно знал, как при второй встрече со мной "отец" отобрал жизнь у человека – и я уже тогда мог легко сделать то же самое, но ни разу не делал этого раньше, вплоть до сегодняшнего дня – и вот сейчас я сделал это: я оборвал нервные волокна в определенных местах, и жизнь ушла из тела, чтобы никогда не вернуться обратно. Болезнь я создал аналогичным способом, только обрывал волокна в других местах, и не так много.

…Следователи стали говорить друг с другом о своих делах, не обращая никакого внимания на меня, – мне эта ситуация напоминала затишье перед бурей.

…Видеофонный звонок раздался неожиданно, как удар грома. Помощник спрыгнул со стола, как пантера и схватил трубку – ему что-то говорили, он смотрел на экран, а потом я увидел, как его лицо вдруг вытянулось и постарело – удар был очень силен. Разговор окончился, и человек, внезапно потерявший под ногами почву, положил трубку.

– Что с тобой? Что случилось? – засуетился начальник.

Тот рассказал: оказывается, сейчас нескольких его родственников врачи пытаются вернуть к жизни; надежды на успех хорошие, только непонятно, что с ними произошло. Они замолчали, а я принялся объяснять:

– Из человека ушла жизнь потому, что я забрал ее. Их можно спасать или же не спасать – все бесполезно – о твоих родственниках уже сейчас можно говорить в прошедшем времени.

– Да я тебя сейчас убью! – воскликнул помощник и развернулся ко мне всем телом.

– Ты не ударишь меня – ты умрешь прежде, чем замахнешься, – пригрозил ему я, и это была истинная правда.

Следователь схватил своего помощника и остановил его, после чего попытался успокоить товарища, а затем вывел того из комнаты; секретарь вышел вслед за ними. Вскоре начальник вернулся, и вернулся он один – без подчиненного и секретаря.

– Я бы хотел, чтобы вы сняли с меня наручники, – сказал я следователю.

Тот сначала удивился, а затем вздохнул и освободил мои руки – он действовал, как пришибленная собака. Человек в шлеме незаметно вышел, и мы остались одни.

– Пиши документ о моем освобождении, – приказал я.

– Я не могу, ведь ты же обвиняемый, и я еще ничего не узнал об оружии, а потом… – все равно будет суд, – попытался оправдаться он.

Я – нечеловек, и в тот момент хотел дать всем убедительные доказательства того, что я не являюсь подвластным людскому суду, для чего решил предъявить убедительные доказательства:

– Возьми камеру, мы пойдем на улицу, я постреляю, а ты снимешь, – приказал я.

– Ты это серьезно? А куда ты будешь стрелять? – потерянно удивился мой собеседник.

– В людей, конечно, – придавил его я. – Ну, что, ты идешь? Я не прошу – я приказываю!

– Будь ты проклят… конечно, иду, – подчинился он.

Он был почти что в шоковом состоянии и действовал, как будто бы находился под гипнозом.

Меня отпустили; все было официально и строго по закону. На улице меня уже ждал следователь с камерой в руке. Небо хмурилось, но солнце еще виднелось из-за туч; птицы приумолкли, а некоторые из них низко-низко проносились над домами.

– Ну, и где мы будем стрелять? – спросил я.

– Где хочешь, – ответил он.

– Пошли в какую-нибудь церковь, – решил я.

– В церковь? – удивленно переспросил собеседник.

– В церковь, в храм, синагогу, мечеть или что-либо подобное, короче говоря, в любое место, где люди молятся.

– И ты собираешься там стрелять? – еще больше удивился следователь.

– А почему бы и нет? – вопросом на вопрос ответил я. – Почитай историю – в церквях убивали точно так же, как и в обычных домах.

– Но почему именно церковь? – вновь недоумевающе переспросил он.

– А почему люди молятся богу, а не мне? – задал я риторический вопрос. – Мое могущество сравнимо с могуществом бога и будет еще больше! Но хоть я и не бог, однако от меня тоже многое зависит, например, жизнь тех, кто сейчас молится – ты сам выберешь дом молитвы, и я войду туда!

Мы долго шли по улице; мы прошли несколько таких зданий, и мой провожатый долго колебался, прежде чем решился и указал мне на дверь.

Мы вошли внутрь, следователь включил камеру и начал съемку. В помещении находилось несколько человек; священнослужитель, удивленный и возмущенный видом съемочной камеры в доме молитвы, поспешил к нам навстречу.