Читать интересную книгу Привет, Афиноген - Анатолий Афанасьев

В очередной раз моргнув на дорожку, Дарья Семеновна увидела совсем не того, кого ожидала увидеть… и оцепенела. Сшибая прутиком головки крапивы, по тропинке быстро шагал Виктор Афанасьевич Мерзли– кин, директор НИИ. Его дача находилась далеко отсюда, примерно в километре, и скорее всего надо было случиться чему–то особенному, чтобы директор вот так без предупреждения пожаловал в гости. Дарья Семеновна дурным голосом крикнула: «Юра!» – и бросилась в комнату переодеваться. Впопыхах она взялась натягивать платье прямо на халат, ужаснулась, – дурная примета! – сдернула халат, мигом привела в порядок растрепавшуюся прическу, покрыла голову кокетливой соломенной шляпкой, успела мазнуть губы и – стометровки не преодолел Мерзликин – уже спешила к калитке, растекаясь в очаровательной улыбке, разбросив широко руки, словно от полноты чувств готовилась принять директора в объятия. Мерзликин тоже заулыбался в ответ, переломил прутик. Он был в шортах, которые подходили его мускулистым, кривым, волосатым ногам, действительно, как корове седло.

– Дорогая, Дарья Семеновна. Не выдержал, простите. Дай, думаю, подкрадусь, хоть издали полюбуюсь. Ах, жалко. Вон, я вижу, и муж ваш, Юрий Андреевич, в наличии. Только что–то он какой–то побелевший. Грачей отпугивает?

От дурашливой директорской шутки Дарья Семеновна охотно по–девичьи зарделась. Виктор Афанасьевич – мужчина видный, доброжелательный, высоко поставленный, кого хочешь в краску вгонит. Многие женщины оказывали ему знаки внимания, но грешков за ним не водилось. Он границу помнил и никогда ее не переступал. Поэтому мог себе позволить пошутить в некотором роде фривольно. Но и шутил он далеко не со всеми. И тут соблюдал одному ему понятную субординацию. По его раскладу, с Дарьей Семеновной, женой начальника отделения, он мог полюбезничать не более двух раз подряд. Один раз при встрече, второй – при прощании. Дарья Семеновна кокетничала с директором напропалую, считая, что этим оказывает неоценимую услугу мужу. А как же. Одно дело, если у твоего подчиненного жена интеллигентная, с огоньком, приветливая женщина, готовая и встретить, и угостить; совсем другое, если это синий чулок, домашний администратор в юбке. Дарья Семеновна предполагала и даже была убеждена – серая, затюканная супруга бросает тень на мужа, обнажает его с невыгодной стороны. Можно ведь и так подумать: человек жену не сумел себе выбрать, где же ему руководить большим коллективом. При неблагоприятном стечении событий и такой маленький штрих мог стать решающим. Ради мужа

Дарья Семеновна и теперь улыбнулась директору с почти откровенным вызовом. Мерзликин вызов благодушно отклонил, осторожно обогнул Дарью Семеновну и, больше не обращая на нее внимания, направился к Самому.

– Приветствую вас, Юрий Андреевич!

– Здравствуйте, Виктор Афанасьевич! Рад вас видеть.

Если Кремнев и удивился неожиданному приходу директора, то на нем это никак не отразилось.

– Вы позволите, Виктор Афанасьевич? Одно дерево осталось. Пять минуток, и я к вашим услугам.

– Конечно, конечно.

– Так намучился, последний раз этим занимаюсь. Черт с ними, пускай грызут. Все равно буду другие сорта сажать… У вас антоновка хорошо принялась?

– У меня ее нету. У меня райские яблочки. Честно сказать, я свой садик запустил изрядно. Стыдно кого пригласить. Если только в порядке демонстрации закона энтропии. Бурьяном у меня садик порос, Юрий Андреевич. Бурьян и сорняки разные, правда, необыкновенные. Выше смородиновых кустов. И крапива хорошо взялась. А я недавно прочитал – полезнейшая штука крапива. Для гипертоников. Будем из нее зеленые щи варить. Дарья Семеновна, слышите? Щи, говорю, крапивные очень хороши для здоровья. Наука так подсказывает. Знаете ли, мясо вредно, жиры вредны, молоко – тоже под вопросом, а с крапивой все прояснилось. Лучший деликатеснейший продукт. Вроде омаров.

– Мы в войну ели крапиву, – Дарья Семеновна приблизилась, – очень вкусно.

Они стали смотреть, как Юрий Андреевич управляется с гидропультом. Это было зрелище не для слабонервных. Пузырящаяся жидкость булькала и оседала на листьях, на траве, стекала по голым рукам садово– да–любителя. Насос качал с потугами, как дышит чахоточный в агонии.

– Да, – отметил задумчиво директор, – столько страданий из–за нескольких килограммов яблочек.

– Вы у нас пообедаете, Виктор Афанасьевич? – полуутвердительно спросила Дарья Семеновна. – У нас курица тушеная. Под соусом собственного изобретения.

– А запить чем найдется?

– Для высокого гостя – обязательно. Лучший армянский коньяк.

– Больше вопросов не имею.

Домучив себя и гидропульт, Юрий Андреевич брякнул его о сырую землю и на него плюнул.

– Научная революция, конец века, – сказал он. – Конец света, а не революция. Не умеем простейший аппарат сделать качественно.

Он отправился умываться. Директор шел за ним по пятам.

Кремнев, оставшись в одних плавках, выливал на себя воду ведро за ведром, урчал, сморкался, с отвращением смахивая, стирая белую слизь.

– Давай полью, Юрий Андреевич.

– Спасибо. Не надо.

Директор любовался своим начальником отделения – резким, упрямым, жилистым. Современным. Очень современным. Таким он знал его на работе, таким увидел и здесь, на даче. Никаких уловок ни перед кем, никаких скидок ни себе, ни людям. Четкое ^мотиви– рование поступков и решений. Механизм. Умнейшая голова, настроенная на выполнение производственной задачи. Сейчас по расписанию проводит оздоровление организма, подготавливает его к трудовым будням. Любо–дорого поглядеть. Конечно, эмульсии он зря наглотался, видно, вошел в раж. Не совсем, видно, исправный механизм.

– Я смотрю, жирку вы совсем не накопили. Поделитесь секретом. У меня, каюсь, растет брюшко, растет. Поесть, грешный, люблю. Знаю, что нельзя, вредно, клапана засоряются, а как подставит мне хозяйка тарелку с борщом да потом кусище жареного поросеночка, помидорками и травкой обложенного, – теряюсь я. Рассудок временно теряю. Супруга моя слов этих – диета, лечебное голодание – вовсе не понимает и понимать не желает. Считает, что люди с жиру перебесились. Ешь, пока есть. Вот девиз. Ну я и ем. Впрок. Может, когда пригодится? А? Гены–то наши русские помнят голод, помнят.

– Нет, не пригодится теперь. Вряд ли.

Юрий Андреевич не умел поддерживать полушутливый тон. Особенно с начальством. Пробовал, не получалось. Он не понимал, почему два солидных, умных человека должны вдруг изображать этаких резвящихся на лужайке школьников? Острить и фамильярничать друг с другом? Ему это претило. В самой доброжелательной шутке он подчас находил скрытый неприятный второй смысл. Любая шутка обладала свойством легко перевоплощаться в замаскированное оскорбление. К чему это? Его больше устраивал спокойный откровенный тон, когда никаких камней не остается за пазухой. «Острят люди от беспомощности либо от скуки, – думал он. – Когда не могут, не умеют, не хотят или боятся излагать свои мысли нормальным человеческим языком».

Умывшись и приведя себя в порядок, Юрий Андреевич пригласил гостя отдохнуть в уютных креслах–качалках в тени под единственным «бесполезным» деревом на участке – старым кленом. Из–за этого клена у них с женой в течение двух лет шло ожесточенное сражение. Юрий Андреевич искренне не понимал, зачем торчит на участке лесной красавец, а его супруга так же искренне не принимала слепоты мужа к красоте ветвистого дерева. Несколько раз в темную минуту Юрий Андреевич заносил роковой топор над случайным поселенцем сада, и всегда Дарья Семеновна успевала его обезоружить: слезами, уговорами, упреками, просьбами.

– Что же вы, дорогой Юрий Андреевич, не поинтересуетесь, зачем к вам без приглашения пожаловал директор? – поудобнее усаживаясь, в том же шутливосвойском тоне спросил Мерзликин. – Или не любопытно?

– Полагаю, мимо проходили.

– Не совсем мимо, то есть прямо сюда шел. А зачем, и сам не пойму. Клянусь! – Поклявшись, он поглядел с ухмылкой, приглашающей удивиться дуракова– тости человека, занимающего столь ответственный пост и шляющегося по садовым участкам без всякой цели. Он сказал правду. Он не знал, зачем пришел. Был один предмет, который, возможно, следовало обсудить, но только «возможно». А возможно, и не следовало. Вопрос об уходе на пенсию Карнаухова. Как–то не все тут было гладко и чисто. Какая–то неуместная горячка в деликатном вопросе. И еще это собрание, которое, ему доложили, было назначено на понедельник. Спешил

Кремнев, слишком спешил убрать неугодного ему человека. Идти на попятную Мерзликин не собирался. Сам давно в душе согласился и вслух поддерживал доводы Юрия Андреевича. Теперь ком покатился с горы, и он не станет под него подставлять ногу. Хотя при желании он мог бы замедлить и даже совсем закрыть дело, не выдавая своего в этом участия. За долгую руководящую жизнь он накопил много способов обходного вмешательства. Но здесь не тот случай. Главное, он был уверен, что все делается на пользу не только предприятию (это как раз туманно и спорно), но и его давнему знакомому, хорошему человеку Николаю Егоровичу Карнаухову. Он это чувствовал. Карнаухов утомился, почти надорвался, пусть сам того не замечает. Отдохнет годик– другой, а потом, может быть, и вернется. Директор допускал и такой вариант.