– Как Хемингуэю удалось приехать сюда первым, когда нам пришлось ожидать?
С ревнивой завистью, свойственной конкурентам, они стали думать о том, какую гадость можно подсунуть Эрнесту. Скоро его информировали о том, что в отношении него будет проведено расследование на предмет соответствия статусу корреспондента. Он ощущал, что в один прекрасный момент его могут выслать отсюда.
Мэри Уэлш, очень элегантная и сдержанная, прибыла в Париж в числе первых. Несколько дней спустя приехала Марта. Мне вновь пришлось передавать записки между Мартой, остановившейся в маленьком отеле, и Эрнестом в «Ритце». Однажды на обратном пути я увидел господина из отдела информации Шербура. Он пристально посмотрел на меня, затем побледнел и быстро отвел взгляд.
Перепечатывая набело депеши для Марты и Эрнеста, бегая в поисках копировальной бумаги, свободного транспорта и просто выполняя поручения, я не имел свободного времени. Но мне нравилось выполнять работу для каждого из них. Тогда я еще продолжал трудиться на «Сигнал корп», и мое подразделение было лично отмечено президентом.
Мне особенно запомнилось одно из сообщений Марты. Я рассказал о нем Эрнесту, полагая, что он порадуется ее успехам. Он ведь всегда старался быть абсолютно честным во всем.
– Пусть лучше она выкинет его, – рявкнул Эрнест, – и надо же написать такую чушь! Кажется, она вообще не понимает, что происходит!
Вряд ли кто мог понять, что тень на репутации Эрнеста беспокоила его больше, чем все остальное.
Первая неделя освобождения Парижа была похожа на приключенческий фильм. По городу расползались невероятные слухи. В различных районах Парижа звучали случайные выстрелы. Сторонники немцев по-прежнему прицельно и с перерывами стреляли из господствующих над местностью зданий. Звуки выстрелов напоминали разрыв автомобильной шины.
Каждый вечер Эрнест, Мэри, Капа, Марсель Дуамель, Рэд Пелки и я ужинали в новом месте. Марсель, будучи переводчиком Эрнеста с французского, знал, где есть продовольствие. На второй вечер он повел нас в небольшой ресторан на рю де Сен, куда часто заходил Пабло Пикассо. Пабло и Эрнест увидели друг друга еще за двадцать футов.
– Паблито!
– Эрнесто!
Они бросились в объятия. Слезы потекли из глаз старых друзей. Затем было много разговоров под красное вино и мясо молодого барашка. На следующий день после полудня мы отправились туда, где жил Пабло. Он показал нам свои работы, провел по студии, и они с Эрнестом говорили быстро и непрерывно. У него было отличное место для работы.
– Этот коридор в мастерскую под углом тридцать градусов похож на палубу мчащегося по волнам судна, – сказал Эрнест.
– Да, когда я направляюсь работать, то мне приходится стремиться к своей цели, а иначе я соскользну назад, – рассмеялся Пикассо.
Он продемонстрировал нам руль от велосипеда, который он использовал в сюрреалистическом образе большого животного, и показал, как мы можем использовать другие предметы повседневного пользования в составлении великой композиции.
Когда Эрнест понял, что расследование по его профессиональной деятельности затянется на долгое время, он поехал догонять свою 4-ю дивизию. Он решил, что, если останется в части еще некоторое время, он многое сможет узнать об этой войне, а результат расследования уже не имел для него никакого значения.
Он примкнул к своей дивизии в Бельгии перед атакой «линии обороны Зигфрида» и стал очевидцем того, как 105-миллиметровые противотанковые орудия своей разрушительной мощью сносили входные двери бетонных укреплений.
– Эти жуткие орудия решили все, – потом рассказывал мне Эрнест. – Еще живые фашисты выходили, шатаясь. Они были в оцепенении, не способные видеть и слышать. От взрывной волны из их ушей и ноздрей текла кровь.
Через несколько недель Эрнест вернулся в Париж. Расследование по его делу по-прежнему затягивалось. Он снова занял свой номер в отеле «Ритц», и жизнь пошла своим чередом. Номер Мэри располагался прямо над ним, и «Ритц» превратился в общественное место с нескончаемым потоком посетителей. Однако в течение нескольких дней Эрнест снова потерял друзей в дивизии, особенно в 24-м полку во время военной операции. Он снова заторопился на фронт.
Художник Джон Гроут в это время тоже находился в Париже. Он хотел посмотреть фронт и избрал для этого 4-ю дивизию. Узнав, что Эрнест вернулся, он попросился в его подразделение. Но Эрнеста там не было. Гроуту пришлось пешком добираться до фермерского дома Эрнеста в районе Блиальфа.
– Это было замечательно – попасть в подразделение Эрнеста, – рассказывал Джон. – У него был большой дом на ферме, полностью забаррикадированный и укрепленный. В долине к востоку еще находился враг. В светлое время суток нам удавалось контролировать местность. Но ночью это была спорная территория. Разведывательные патрули каждую ночь прочесывали местность, и Эрнест был начеку. Он разработал план ведения огня из комнат и просчитал все другие моменты, которые могли произойти до утра. В ту ночь, когда я пришел к нему, у нас был обильный ужин, мы много смеялись и пили. В основном мы говорили о годах, проведенных в «Эсквайре», и о старых временах в Чикаго. Когда я решил лечь спать, он сказал: «Захвати-ка это все тоже в постель» – и дал мне столько гранат, сколько я с трудом мог унести. «Если кто-то подберется близко к дому, то приоткрой окно, выдерни чеку и брось одну из них. Я буду здесь внизу». Его совет принес мне только бессонницу в ту ночь.
Той осенью у Эрнеста было много возможностей узнать, что собой представляет жизнь. Он разъезжал по округе на трофейном мотоцикле вместе с Джоном Кимброу из спецслужб, занимаясь наблюдением и разведкой. Иногда они натыкались на приличные количества коньяка и шнапса, пока разыскивали нелегальное оружие и спрятавшихся солдат вермахта.
В следующем месяце ему пришлось возвратиться в Париж, чтобы узнать, как идет расследование его дела. В этой поездке он ехал вместе со старыми друзьями – капитаном Бугтоном и Джо Окифом. Когда они проезжали по местам великих сражений Первой мировой войны, Эрнест рассказывал об особенностях местности, о том, что и как здесь происходило. Когда он добрался до отеля, то серьезно простыл. Опять забеспокоило горло.
Я выяснил, что расследование стоит на месте, и приступил к своим обязанностям. За короткий промежуток времени простуда прошла, а расследование неожиданно завершилось. С Эрнеста были сняты обвинения в применении оружия и участии в боевых действиях, что запрещалось корреспондентам, согласно Женевской конвенции.
В один из морозных осенних дней вместе с Джимми Кэнноном и мной он принял участие в открытии велосипедных гонок. Мы покатили к велодрому, пили на ходу из фляжки Эрнеста и прекрасно провели время, ощущая, что гражданская жизнь вновь возвращается в город.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});