Читать интересную книгу Третья пуля - Стивен Хантер

Его краткое столкновение с прессой в пятницу вечером я пропустил по причине нахождения в бесславной неактивности, однако видел его в записи, когда нужно было чем-то занимать эфир, если ничего не происходило. Увиденное явило мне классического Алека: как обычно неряшливого, со спутанными волосами и фонарём под глазом, ничуть не уменьшившимся с того момента, как Алек заработал его чуть раньше от далласского полицейского. Угрюмый, как и всегда, а его рыскающие глаза излучали враждебность. Как только копы вытолкнули его в коридор, на них набросилась толпа репортёров-новостников, тыча ему в лицо микрофонами и выкрикивая вопросы. Засверкали вспышки, он отшатнулся и успел сказать лишь несколько слов перед тем, как копы поволокли его в здание департамента полиции.

«Я никого не убивал»— сказал он что-то в этом духе, и я полагаю, что для него так всё и было. Он понимал, что не он совершил смертельный выстрел. Сам я в тот момент ещё не думал о том, что происходило с ним там, наверху, но он должен был видеть момент попадания в голову президента и понять своим звериным умишком, что здесь идёт игра, в которой ему отведена роль подставного сосунка, что он стал чьей-то добычей и именно поэтому он убежал.

Поэтому-то меня и преследовали его слова, сказанные им, когда его уводили: «Я никого не убивал!» В этой горестной фразе слышалась очевидная уверенность. Он знал, что не убивал никого. Подразумевалось, что раз уж он попал в расставленные сети, то убийство далласского полицейского для него было чистой воды самозащитой, что и можно было услышать в его крике.

Наутро, после целительного безалкогольного сна я вернулся к телевизору. Похоже, что все телевизионщики были измотаны, работая всю бессонную ночь напролёт в погоне за свидетелями и слухами, продираясь через бюрократическое упрямство и страх за свои задницы, гонимые отовсюду откровенно недружелюбными далласскими полицейскими, получавшие окрики за медлительность из своих штаб-квартир и ещё более громкие окрики за ошибки. Что за жизнь… собаке не пожелал бы такой.

Борясь за ясность ума с помощью чашки кофе, заказанной в номер, я ощущал нарастающее кругом раздражение. Теперь мы находились в подвале полицейского участка, где готовились стать свидетелями перевода Алека из местного обезьянника в серьёзно укреплённое место. Для такой эпопеи был заказан броневик, в котором убить Алека можно было разве что базукой, а они даже в Техасе были нелегальны.

Однако, перевод задерживался, и назначенное время уже миновало. Почти всегда так случается, не так ли? Репортёры вяло слонялись вокруг уже около часа, а если кто-то и снимал сюжет, то исключительно ради заполнения времени банальностями вроде разговоров о новом времени перевода или объяснений, почему перевод запаздывает. Внезапно картинка сменилась на Вашингтон, где также ничего не происходило. Иной раз запускали старые сюжеты, чтобы мы не забывали, к чему это всё было — словно мы хоть когда-нибудь могли забыть об этом. Никто не пытался, да и не мог дистанцироваться от этих событий, а я смотрел лишь потому, что по всем каналам было одно и то же. Я решил принять душ и выйти прогуляться, найти ресторанчик, вернуться назад и, наверное, посмотреть футбол — НФЛ после долгих раздумий и перепалок решила не отменять свои запланированные матчи. А завтра мне предстояло улететь куда-нибудь под липовым именем, а уже оттуда вернуться в Вашингтон под настоящим, где меня ждало воссоединение с человеческой расой и моей семьёй.

Внезапно по чёрно-белой картинке с вялыми, мрачными репортёрами на экране телевизора словно прокатилась волна. Наш корреспондент — понятия не имею, кто это был — сообщил, что ведут Ли Харви Освальда, обвиняемого в убийстве полицейского Дж. Д. Типпита и единственного подозреваемого в убийстве Джона Ф. Кеннеди.

Почему я оживил в памяти этот эпизод? Ведь каждый, кто читает эти страницы, может и сам всё увидеть. Тут нет никакой новизны: сколько ни крути плёнку — всё будет тем же самым. А поскольку спецэффекты в кино стали слишком реалистичными, то невинная, почти бескровная смерть этого отталкивающего человека от пулевого ранения не станет ни для кого сколько-нибудь значимой. Но таков вид с точки зрения нашего комфортного настоящего, тогда же всё выглядело иначе: никто не знал, какое коленце выкинет и какой оборот примет наша огромная американская история. Никто не брался предсказывать этого: даже я, сотворивший непредсказуемое двумя днями ранее. Никто не имел представления, каким образом проявит себя мистер Бог-Из-Машины.

Я видел, как по обыкновению хмурый Алек вышел из двери в дальнем конце переполненной комнаты. Он был прикован наручниками к фигуре, словно сошедшей с карикатуры про старый запад — огромному ковбою в маленьком стетсоне, похожем на мой, только светлом (а у меня был серый) и в чём-то вроде «западного» костюма, очевидно, цвета хаки. Это был капитан Фриц из убойного отдела полиции Далласа, хотя на наш несведущий взгляд он выглядел квадратным воплощением справедливости техасского рейнджера. Он выделялся в море тёмных костюмов и подкрученных полей шляп, словно намереваясь представить лучшее, что было в Техасе потрясённому миру. Рядом с ним вальяжно, может быть, даже щеголевато вышагивал Алек. Ему позволили помыться и сменить одежду, так что теперь на нём был тёмный свитер поверх спортивной рубашки. Он сцепил руки перед собой и по какой-то причине лучился самодовольством, почти как в сцене «мистер де Милль, я готова к крупному плану!»[244]

Следует сказать, что качество передачи было выше всяких похвал. Можно было различить каждую деталь, линии были чёткими и ясными, глубина изображения удивляла. Не думаю, что когда-либо в своей жизни я видел нечто столь же отчётливое.

Алек не понял, что убило его. Его убил бог из машины, судьба, расплата. Тот тип Руби выскочил из ниоткуда и упёр короткоствольный гангстерский револьвер, весьма подходящий владельцу стрип-клуба, ему в бок. Не припоминаю вспышки, но шума было достаточно, чтобы создать новость.

Знаменитое фото служит плохую службу случившемуся. Оно неподвижно и тем самым искажает события. Вы видите капитана Фрица, отпрянувшего назад от неожиданности, Руби, согнувшегося подобно боксёру, доставляющему солидный хук в печень и Алека с зажмуренными глазами и раскрытым в крике боли ртом. На самом деле всё произошло чертовски быстро, словно человека накрыло прибойной волной: вот он здесь, а через мгновение ока его уже нет.

Затем — хаос, суматоха, водоворот людей, рассыпавшихся подальше при звуке выстрела. Алек, падая, потянул за собой капитана Фрица, а другие офицеры навалились на Руби и прижали его к полу. Если и прозвучал знаменитый крик «Джек, ты сукин сын!», то я, наверное, упустил его. Снова сев, я меланхолично досмотрел сцену до конца. С Алека сняли наручники, уложили на каталку и увезли, Руби же увели. Репортёры пытались понять, что к чему, спрашивая друг у друга, действительно ли случился такой неожиданный поворот сюжета, который они только что видели.

Момент убийства Ли Харви Освальда Джеком Руби на глазах у капитана Фрица

Я мельком глянул на бесцветное, невыразительное, скорее всего уже бездыханное лицо Алека в тот момент, когда его увозили и понял, что он уже не жилец. После таких ранений не выживают, уж я-то насмотрелся на последствия подобных выстрелов в кишки и знал, какие разрушения жизненно важных внутренних органов они причиняют.

Возможно, ваше мнение обо мне улучшится после того, как вы узнаете, что первым моим чувством насчёт его смерти была печаль. Ещё один человек в Америке погиб насильственной смертью — будто бы не я был организатором насильственной смерти того, кто погиб перед ним! Насилие словно уподобилось заразе. Посеешь ветер — пожнёшь бурю, и я поневоле задумался: когда ураган доберётся и до меня?

Я знал его и питал к нему отвращение, как и все. Но в то же время я понимал, что он, несмотря ни на что, был — как и все из нас — человеком. Заслужил ли он своей участи? Полагаю — да, Джек Руби тоже так думал, а спустя несколько дней я услышал, как мой старший сын сказал: «я рад, что до него добрались».

Алек был ничтожеством, дураком, неспособным ни на что, но всё же он был человеком и умер так же, как и слишком многие люди — внезапно, в страданиях и в одиночестве.

Посреди всех истеричных новостных репортажей до меня так и не добралась мысль, посетившая меня лишь ночью — нам снова несказанно повезло. Бесспорно, удача благоволит смелым. Теперь Алек никому ничего не скажет, так что не будет никаких сумасшедших историй о циничных красных шпионах, манипулировавших им и обдурившим его. Миф не разлетится дальше — вместо него полетели другие, конечно же, абсолютно неверные, дразнящие воображение десятилетиями. Не будут написаны книги — во всяком случае, книги о Красном Повелителе, не будут сняты фильмы и сериалы, все секреты Алека будут похоронены вместе с ним. Повествование сместится в сторону видения из «Чикагских секретов», бандита, щекотливо близкого к людям с дурной репутацией и женщинам с невероятно пышными причёсками, ресницами и сиськами. И знаете, что я подумал? Мне не интересен Джек Руби, и меня это вполне устраивает.