время одной из всенощных Репнина выволокли из храма и зарезали. На церковной паперти был умерщвлён и другой Оболенский – Юрий Кашин.
По поводу этих казней Курбский писал Грозному о кощунстве пролития «святой крови» мучеников в церкви. На это царь отвечал: «Мучеников в сие время за веру у нас нет, а еже кто обрящется с супротивных, тот по своей вине и казнь приемлет, ино таких собак везде казнят!» То есть Оболенские по своему происхождению, по реальному или мнимому родству с Иваном IV, были ему супротивниками (врагами), в силу чего подлежали уничтожению без обвинения и суда.
Последним отголоском расправ с Оболенскими стало убийство боярина И. П. Фёдорова-Челядина. Иван Петрович возглавлял Конюшенный приказ. Должность конюшего была по назначению первой при дворе. В периоды отсутствия царя в столице конюший выполнял обязанности местоблюстителя престола. Дьяк Григорий Котошихин писал об этой должности: «А кто бывает конюшим, тот первый боярин чином и честию. И когда у царя после его смерти не останется наследия, кому быть царём, кроме того конюшего? Иному царём быть некому, учинили бы его царём и без собрания».
На свою беду Иван Петрович принадлежал к роду Челядиных, из которого была Аграфена, мамка малолетнего Ивана и сестра И. Ф. Телепнёва-Оболенского, возможного родителя Грозного. То есть Фёдоров являлся лицом весьма осведомленным в семейной тайне царя, был безмерно богат (Иван Васильевич потратил пять недель на разорение его владения) и знатен. Самодержец долго терпел рядом с собой столь значительную личность и наконец решился.
11 сентября 1568 года в опричном московском дворце были собраны бояре – земские и опричные. В тронный зал ввели И. П. Фёдорова и перед затерроризированной знатью Грозный разыграл фарс. Ивана Петровича облачили в царские одежды и усадили на трон.
С обнажённой головой Иван Васильевич встал перед Фёдоровым на колени и заявил:
– Здрав буди, великий царь земли Русской! Ты хотел занять моё место – вот ты ныне великий князь: радуйся и наслаждайся владычеством, которого искал.
Свидетели происходившего застыли в ужасе, а коронованный изувер продолжал:
– Но имея власть сделать тебя царём, могу и низвергнуть с престола!
С этими словами он ударил свою жертву ножом в грудь. Затем опричники добили Фёдорова и выволокли труп на улицу.
…Но сколько Грозный ни лютовал, пытаясь выкорчевать из сознания современников саму мысль о сомнительности его происхождения, молва об этом росла и не умирала. О родословной ущербности Иоанна знали даже на Западе, и царю приходилось в переписке с европейскими королями всячески выпячивать и приукрашивать её, походя оскорбляя своих адресатов.
Шведскому королю Эрику XIV он указывал на то, что «мужицкий» трон Ваза отстоит от благородного престола Рюриковичей так же далеко, «якоже небо от земли». Следующий шведский король, Юхан III, удостоился ещё более оскорбительного послания Иоанна: «А если ты, раскрыв собачью пасть, захочешь лаять для забавы, – так то твой холопский обычай: тебе это честь, а нам, великим государям, и сноситься с тобой – бесчестие, а лай тебе писать – и того хуже, а перелаиваться с тобой – горше того не бывает на этом свете, а если хочешь перелаиваться, так ты найди себе такого же холопа, какой ты сам холоп, да с ним и перелаивайся».
Таким образом, шведские короли из династии Ваза, насчитывающей около ста лет, для великого государя Руси (якобы потомка Пруса, брата римского императора Августа) – просто холопы, с ними можно только перелаиваться, но у него нет на это охоты. Впрочем, и английскую королеву Елизавету I с более основательной родословной Иоанн не миловал и писал ей: «А ты пребываешь в своём девическом плену как есть пошлая девица». С пошлой девицей Грозный ничего общего иметь не хотел и лишил лондонскую «Московскую компанию» данных ей ранее привилегий.
Грубое писание получил от русского самодержца датский король. Сигизмунда II Августа Иван «полоскал» за бездетность: «Вот умрёшь ты, от тебя и поминки не останется».
Кстати. У Грозного была возможность стать королём польско-литовского государства. Помешала гордыня: не захотел участвовать в выборах. Но когда Речь Посполитую возглавил семиградский воевода Стефан Баторий, царь разразился посланием к нему, которое начиналось так: «Мы удостоились быть носителем крестоносной хоругви и креста Христова Российского царства и иных многих государств и царств, скипетродержатель великих государств, царь и великий всея Руси по Божьему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению…»
Стефан Баторий
Вся эта европейская шушера для Грозного холопы и случайные выбросы в верха из мятежных и тёмных человеческих масс. Только он, Иван, избранник Бога, вселенский царь православия. Это уже паранойя. О чём уже давно известно в научных кругах.
Психологический этюд
Началу исследований психики первого русского царя положила статья профессора П. И. Ковалевского «Иван Грозный и его душевное состояние» (1893). Приводим из неё ряд фрагментов.
Ковалевский безоговорочно относил этого самодержца к параноикам. Для этих больных характерны замкнутость, скрытность и подозрительность. Окружающие воспринимаются ими как источник постоянной опасности.
«Все против него, – писал Ковалевский. – Все его враги. Все ему желают зла. Все хотят его извести. Беспредельная злоба и безграничная ненависть порождается у этих людей ко всем людям, особенно же к людям близким и прежде дорогим. Их несчастья для него приятны. Их страдания для него утешение. Их мучения для него живительный бальзам. Нет того зла, которого бы он не пожелал роду человеческому. Нет той лютости, на которую он не осудил бы весь люд. Нет той казни для людей, которая бы его удовлетворила.
Ибо это его враги. Все они его терзают. Все они его мучают. Все они желают извести его. Всё это он видит. Всё это он слышит. Всё это он чувствует. Таков параноик в своём бреде преследования. Это зверь**. Зверь беспощадный. Зверь кровожадный, готовый растерзать весь мир.
Но в этом человеке существует и другой человек, человек обычный, человек здоровый, живущий обычною жизнью и совершающий обычные человеческие деяния. Таким образом, параноик живёт двойственной жизнью: с одной стороны, у него обычное мировоззрение и сознание, с другой стороны, его личный бредовый мир. Первым он живёт со всеми людьми, вторым – с самим собою.
Будучи замкнут и сосредоточен в себе, параноик обладает необыкновенно богатою фантазией. И замкнутость и фантазия являются у него развитыми болезненно и заставляют больного жить преимущественно в этой области. Здесь-то они своими глазами видят все козни врагов, слышат все их заговоры, хулы, порицания и злодейства, принимают меры предупреждения и пресечения преступлений, побивают, уничтожают