Читать интересную книгу Африка — земля парадоксов - Владимир Корочанцев

— Когда вы заканчиваете работу и вроде бы удовлетворены ею, — размышляет вслух ваятель из Булавайо Джозеф Муссондо, — очень важно сознавать: предел возможностей не достигнут, вы еще способны сотворить нечто более глубокое. Это главное в творчестве. Так что предпринимайте новую попытку достичь совершенства. За ней — следующую. Многие художники в моей стране думают именно так. Недаром у нас говорят: «Путь к счастью и совершенству бесконечен».

На крупнейшей за всю историю Зимбабве выставке, открытой в Национальной художественной галерее в дни встречи глав государств и правительств неприсоединившихся стран (Хараре, сентябрь 1986 года), мое внимание привлекла скульптурная композиция — триптих Дж. Муссондо «Ядерная катастрофа». Он щемяще, очень образно показал, какую трагедию принесла бы человечеству атомная война.

— Наши традиции велят всем людям жить вместе, трудиться сообща, беречь жизнь, — пояснил мне Джозеф.

Жить вместе — заповедь предков. В старину она адресовалась прежде всего мужской половине народа. Женщины приходили в новые семьи из других кланов, родов, деревень, как и сейчас. Мужчины же оставались там, где родились. Им было завещано сплачивать семьи, чувствовать локоть друг друга, чтобы не встать на колени перед природой, коварными врагами. Нынешнее индустриализирующееся общество требует, чтобы мужчины покидали деревню, заставляет матерей идти на работу и раньше, чем принято по обычаю, оставлять детей дома одних. Все больше черт индивидуализма и эгоизма появляется у людей, еще недавно клявшихся именем деревни, именем рода. Но ощущение необходимости взаимной поддержки еще сохраняется в сознании, из которого не вытравить разом то, что откладывалось столетиями.

Жить по заветам предков!

…Ваятелю Адаму Мадебе горячо и долго рукоплескали, когда жюри торжественно объявило его победителем конкурса, устроенного художественной галереей и центром искусств и ремесел второго по величине города Зимбабве — Булавайо. Бронзовая статуя «Устремленный в будущее» изображала атлетически сложенного нагого мужчину. Вскинув голову и прикрыв левой рукой, как козырьком, глаза от солнца, он сосредоточенно смотрел вдаль. Знатоки кружили возле впечатляющей фигуры, сравнивая ее ни больше ни меньше, как с Аполлоном Бельведерским, который показался им теперь «обезжиренным» на фоне зимбабвийского атлета.

По решению городского муниципалитета отмеченные премиями скульптуры были вынесены на гладкие бархатные лужайки парка Тауэр-блок, прямо напротив галереи, на суд публики. И вот тут-то разгорелся сыр-бор. Горожане валом повалили в уютный, дотоле редко посещаемый уголок, чтобы поглазеть на шедевры искусства.

Некоторые ревнители нравственности, рассказывала мне репортер местной газеты «Кроникл» Лора Кэмпбелл, потребовали «одеть статую, хотя бы частично». Согласно опросу, проведенному газетой, рвущийся в завтрашнее далеко металлический крепыш больше шокировал своим видом пожилых людей, чем молодежь. Правда, группа молодых людей призналась, что атлет, наделенный незаурядными физическими достоинствами, на первых порах чуть конфузил их, но они быстро к нему привыкли. Одна женщина, сама не нашедшая в «Устремленном» ничего дурного, была несколько обеспокоена лишь тем, какое влияние скульптура может оказать на детей.

— Это — искусство, — с типично военной прямотой убеждал меня (хотя я-то был здесь ни при чем) ветеран Второй мировой войны, отставной пилот Джон Рекс. — В заморских музеях вы, несомненно, найдете кое-что похлеще.

Атмосфера накалялась. Специалисты встали стеной на защиту коллеги. Директор центра искусств и ремесел Стивен Уильямс заявил, что художник должен анатомически точно изображать человеческое тело.

— Обнаженные фигуры известны мировому искусству на протяжении тысячелетий, — доказывал он. — Возьмите, к примеру, Давида, вышедшего из-под резца Микеланджело Буонарроти. Мы нанесем ущерб народной нравственности, если обяжем коллегу Мадебе ханжески упростить его детище или надеть на статую брюки, хотя, признаться, я трудно представляю себе такие брюки, в которые уместилось бы его мужское достоинство.

Умиротворяюще звучали слова другого члена жюри — видного скульптора Джилла Кауфмана:

— Поверьте, люди со временем привыкнут к шедевру моего собрата. Ничего неприличного в одухотворенном богатыре нет. Вы ежедневно смотрите отвратительные, пошлые фильмы, которые без конца крутят в наших кинотеатрах, — уж там-то бесстыдство возведено в систему.

Обращало на себя внимание то, что большинство протестующих составляли африканцы. Ясность наступила, когда Кин-Маршалл Чарумбира — председатель ассоциации жителей пригорода Куинз-парк — от их имени потребовал убрать произведение, «созданное без учета традиционной культуры». «Даже герои нашего далекого прошлого — Лобенгула, Неханза и Кагуви — носили кое-какую одежду», — с чувством сказал он.

В его словах в известной мере кроется разгадка неожиданно враждебной реакции части населения Булавайо на появление «Устремленного». Основной промах художника заключался, видимо, в том, что в порыве вдохновения он творил в классической манере, чаянно или нечаянно презрев древний обычай собственного народа: ндебеле, обитающие в этих краях, в отличие от жителей центра или запада Африки искони чуть прикрывали наготу. Все, что открыто, уязвимо для дурного глаза, считают они. Мужчины почти никогда не расставались с набедренной повязкой. Иначе по воле злого колдуна они могли бы потерять способность иметь потомство, а для африканца нет трагедии печальнее этой. Если стилизованные нагие женские фигурки в искусстве ндебеле не редкость, то мужские подобного рода практически не встречаются.

Власти долго ломали голову, что делать с вызвавшим едва ли не общенациональную дискуссию бронзовым юношей, погруженным в раздумья о проблемах будущего.

— Не он первый такой мыслитель и не он последний, — резюмировал в нашей беседе директор жилищно-коммунальных служб муниципалитета Булавайо Мтшена Сидиле. — Раз народ протестует, значит, надо прислушаться к его голосу.

В конце концов экзотическую для этих мест скульптуру убрали в помещение. А потом изредка на короткое время выставляли на суд всегда валом валивших, чтобы посмотреть на нее, капризных зрителей.

К слову сказать, нечто подобное произошло в июле 1999 года в столице Анголы Луанде. На площади Святой надежды была выставлена последняя работа одного из ведущих скульпторов страны — Закариаша Матеуша Калумбанголы — деревянная статуя обнаженной женщины. Большая группа озабоченных граждан и гражданок, ведомых женщинами-парламентариями, на следующий же день потребовала убрать скульптуру, которая, как они заявили, оскорбляет их эстетические и нравственные чувства, или одеть ее, как и положено, в традиционный африканский наряд.

Власти оставили право нелегкого выбора за автором произведения, и он, конечно, выбрал. Не мог пойти против воли предков. Дело в том, что скульптура посвящена ритуалу родного для Калумбанголы племени кокве, когда племя радостно празднует излечение женщин от бесплодия с помощью средств народной медицины. Никаких одеяний для исцеляемых не предусматривается ни в ходе медицинских процедур, ни после, во время праздничных торжеств.

Но разгадка подобных запретов проста: согласно поверью многих народов банту, вид нагой красавицы может отнять у мужчины половую мощь, иначе говоря, сделать его импотентом. Был такой случай в июле 1999 года. Четверо дюжих полицейских в провинции Ньянза, на западе Кении, арестовали женщину за изготовление местной самогонки чангаа. Находчивая дородная красотка пустилась проворно стаскивать с себя одежду, а блюстители порядка, словно ошпаренные, в ужасе бросились наутек. По обычаям народа лухья, мужчина, узревший нагую замужнюю женщину, обязательно должен подвергнуться дорогостоящей унизительной церемонии очищения от скверны, иначе превратится в презренного евнуха и будет отвергнут обществом. Но в принципе в Черной Африке женщины традиционно прибегают к прилюдному обнажению верхней части тела как к способу выразить крайний гнев и возмущение.

…Любое произведение зимбабвийского мастера, даже посвященное современной теме, так или иначе связано с легендой, тотемом, религиозным верованием. Художники невольно вкладывают в свои творения чуточку народного миропонимания, привычную народам шона и ндебеле образность. Дома у скульптора Николаса Мукомберанвы я был буквально ошеломлен работой «Вождь». На меня в упор глядели огромные глаза крепко сбитого мужчины с волевым подбородком, сложенными крест-накрест и прикрытыми циновкой ногами. Весь его облик выражал достоинство, мудрость и прозрение.

— У вас был конкретный прототип для этой скульптуры? — поинтересовался я.