Я могу избежать сансары и вернуться в нирвану, когда захочу.
На что это похоже? Будет неправильным сказать «великий свет», потому что в нашем уме уже есть представление о солнечном свете. Если я скажу «знание», придется ввести понятие сна. Сон и знание оба устарели, их уже нет сейчас. Это очень новая новизна, вечно живая. Единственность, не двойственность.
Я привязан к тебе. Мое намерение [помочь тебе] накладывает на меня печать бодхисаттвы, что бы это ни было. Меня не интересует ни Будда, ни чувствующие существа, конечно же, но есть роль Пунджа-Раман, которую необходимо сыграть, так же как у Будды была роль Будда-Ананда.
Пока я писал, многое пропало. Мы оба говорили, вплоть до того момента, когда ты улетел домой, но в памяти ничего не осталось. Я хотел донести до тебя что-то при помощи слов, но не могу, однако ты ничего не потерял.
Ты единственный человек, ради которого я остаюсь в теле, для взаимовыгодного соглашения, сделки. Я хочу говорить, а ты хочешь слушать. Не обращай внимания. Все закончилось.
Лакнау
24 февраля 1984 г.
…Как прокомментировать твои письма и письма дорогой Жасмин? Моя рука находится всего в четверти дюйма от радиограммы, ожидая команды ума начать писать то, что я понял и почувствовал в ваших письмах. В уме нет никаких суждений. Она пишет то, что я пишу сейчас, и это все, что она может писать. Ты единственный человек, который так написал мне. Я переполнен счастьем. Даже мои глаза выражают свою благодарность феноменам, незнакомым им и невидимым ими. Обычно глаза реагируют, когда видят красивый предмет, но в этом случае они не видят ни внешних, ни внутренних объектов и все равно светятся и смотрят радостно. Я чувствую, что, когда человек свободен от мыслей и оболочек, весь мир собирается вокруг него и любуется его красотой.
Один такой свободный человек шел по лесу. Он сел под деревом, и дерево зацвело, хотя был не сезон для цветения, и осыпало его цветами. Небесные существа пришли к нему и преклонились перед ним, потому что на небесах у них никогда не было такого сатсанга.
Лакнау
29 февраля 1984 г.
…я абсолютно уверен, что ты ЕДИНСТВЕННЫЙ из четырех миллиардов людей, который вышел за пределы ЗАПРЕДЕЛЬНОГО. Я многое хочу тебе сказать. Услышь мои невысказанные слова о неуловимом, неизвестном и невыразимом «не-сущем». В моих глазах появляются слезы, когда я говорю эти слова. Моя дорогая, собственная единственность, мое второе «я». Давай поговорим с тобой вместе вне колеса времени. С любовью к тебе. С любовью к Жасмин…
Что касается высказывания Пападжи в первом предложении, я видел его письма к другим ученикам, в которых, по сути, говорится то же самое. Подобные утверждения не следует понимать слишком буквально. Когда Пападжи взволнован духовным опытом определенного ученика, в своем энтузиазме он, похоже, каким-то образом забывает все похожие переживания, которые были у других учеников. Можно также сказать, что его эпистолярный стиль имеет тенденцию к преувеличению, особенно когда ему сообщают о необычных переживаниях.
Пападжи иногда признаётся, что, когда он говорит, слова не удерживаются в его памяти. Возможно, его мыслительный процесс имеет такую особенность, что информация о состояниях и переживаниях его учеников не сохраняется в памяти, как обычно. Пападжи может подробно описывать встречи, которые случались десятки лет тому назад, но такие воспоминания никогда не выходят на поверхность, когда он читает рассказ кого-то, кто только что пережил состояние не-ума.
Письма Пападжи продолжаются:
Лакнау
2 апреля 1984 г.
…Я не могу писать о том, что хочу рассказать тебе. Это невозможно в обычном бодрствующем состоянии сознания. Я часто вхожу в это определенное состояние, которое не является ни бодрствованием, ни сном со сновидениями, ни сном без сновидений. Может быть, это турийя или за ее пределами. Какое прекрасное явление! Мой дорогой Раман, войди прямо ТУДА. И прямо сейчас Я ЕСТЬ ТО. СМОТРИ НА ЭТО.
С любовью к Раману. С любовью к Жасмин.
Лонда
3 августа 1984 г.
Дорогой Раман.
Когда я прочитал твое письмо, пересланное из Лакнау, я мог только смотреть в Запредельное, откуда РАМАН смотрит на МЕНЯ! Я один мог целовать ничто, выражая свой экстаз. Чтобы ответить на письмо, Некто-Я еще мог писать на обычном человеческом языке, и этот язык есть не что иное, как моя собственная Бытийность.
Это произошло только что, и никто не смог бы сделать этот так красиво. Это произошло спонтанно, за пределами безымянной сущности.
Твое письмо – это самое подходящее выражение природы видящего, лучше, чем большинство людей выражали это до сих пор. Палец Будды указывает на то, что находится за пустотой. Окончательная Истина, однако, всегда была неизреченной и недостижимой. Она недостижима и неизвестна.
СТОП. Я больше не могу писать. Я увидел черточку в букве «в» в слове «неизвестна», которой я не ставил. Кто сделал это? Что это значит? Я знаю, но не могу назвать это. Познав, я потерял способность писать.
Я ЕСТЬ, выброшенный из бодрствующего сознания в состояние абсолютной бесчувственности. Теперь она правит мной. Мое Сердце, брошенное в недвижимость, все еще пишет. Еще раз я принимаю решение закончить это письмо. Мне так много надо было написать, но сейчас я пытаюсь поймать слова…
Лакнау
21 сентября 1984 г.
Дорогой Раман!
Я вернулся вчера вечером, сразу же нашел твое письмо среди своей корреспонденции и прочитал его. Я никогда не смог бы поверить, что любой другой человек, кроме Рамана, мог выразить это традиционным способом, посредством слов. Оно пришло с другого берега. Ты оставил позади свой ум и интеллект, и даже бумагу и ручку. Это было так, словно ты оставил все это в своей сумке, прежде чем отправиться в это путешествие. Это абсолютная пустота, и все-таки мы говорим друг с другом, как одна не-сущность с другой. Разве это не чудо, что мы остались тем, кем мы были, лишенные всех мыслимых вещей, которыми мог владеть ум?
Теперь начинается наша настоящая работа. Так я и живу все время. Вовлеченный, но без всякой причины. Нет ни поиска, ни пустоты. Как бы ты назвал это?
Раман, после того как я прочитал твое письмо, я мог отреагировать только, поцеловав его. Я целовал его как самую любимую, безличную сущность.
Давай встретимся, как только это станет возможным, но, пожалуйста, когда соберешься приехать, сообщи мне заранее.
С любовью к тебе и дорогой Жасмин.
Лакнау
12 марта 1985 г.
Дорогая Жасмин,
Твое письмо от 4 марта дошло 12 марта. Я очень хорошо помню, что произошло 21 февраля. Все, что случилось тогда, случилось в мгновение вне времени. Это точка, откуда очень немногие возвращались; один или двое стояли там, в замешательстве, и начали наслаждаться красотой небытия, любви и неописуемой радости; но редкий человек, один раз в эон или в калъпу, бросается в бессмертный океан неизведанного царства запредельного. На этом этапе я оставил тебя одну в Рам Кундж, чтобы ты сама сделала все, что тебе осталось сделать. Если ты не смогла это сделать, не огорчайся. Отсюда нет возврата. Нет карты, следуя которой можно броситься в запредельное. Никакая инструкция, никакой совет не сможет помочь. Поэтому я ушел, оставив тебя одну.
Я скоро снова буду с тобой. Спасибо тебе.
С любовью к тебе и к дорогому Раману
Жасмин послала мне следующую запись о ее переживании в присутствии учителя в этот период:
Учитель неустанно работал с нами. Каждую минуту он был милостив вне всякой меры. У меня должна была быть куча хороших самскар, чтобы заслужить жизнь с учителем. Я хотела свободы. Это было мое единственное желание. Я знала, что у меня больше нет никаких желаний. Ничего другого не существовало, кроме жажды свободы. И я навеки благодарна за эту милость – быть так близко к учителю. Я все еще поражаюсь своей великой удаче. Когда я впервые встретилась с учителем, моим ограниченным представлением о просветлении был безмолвный ум. Работа с учителем показала мне безграничное, непостижимое. Наш ограниченный ум и в самом деле не может осознать или описать природу этой вечно расширяющейся вселенной. А для меня это и есть радость жизни. Ее невозможно описать или познать. Чистая красота мимолетности бытия всегда остается нетронутой. Можно выбрать любое описание, но кто и когда мог понять описание этого?
Большая часть информации, которую предоставил мне Раман, была взята мною из нескольких источников: длинного письма, которое он написал мне два года назад, ответов Пападжи на его письма, некоторых записей, которые он делал в своем дневнике в 1970-х гг., личных бесед в Лакнау и записи интервью, которую он недавно дал Мире, ученице Пападжи, которая живет по соседству с ним в Австралии.
Заключительным вопросом интервью было: «Какое влияние оказал учитель на вашу жизнь?»