со всеми. Как же ей было приятно ощущать всех этих ребят. Они все были сиротами, с нелёгкими судьбами, такие же как она, но как же много в них осталось доброты и жажды жизни. Той жажды, которой не хватало Таре. Но теперь и Тара ощущала её и от этого ощущения становилось приятно на сердце.
Когда все ушли танцевать, Тара осталась с Асари наедине, она, улыбаясь наблюдала за шумными ребятишками.
— Кажется Виндо в тебя влюбился, — толкнув Тару в плечо с улыбкой сказала Асари.
— Что? Нет. С чего ты взяла? — смутилась Тара.
— Он так на тебя смотрит, будто готов уволочь в уголок прямо сейчас, — засмеялась Асари.
— Асари!
— А что? Влюблённость — это прекрасно.
— Не знаю…
— Хочешь сказать, что никогда не влюблялась?
— Нет. Отец не давал мне ни с кем общаться, постоянно контролировал каждый мой шаг.
— Мне это напоминает и собственное детство, — задумчиво ответила Асари. — Иногда, казалось, что мать готова меня на цепь посадить. У нас с тобой много общего как видно. Но даже так, я умудрялась всё же общаться с парнями. Хочешь сказать, что за все свои двадцать лет ты ни разу ни с кем не встречалась? Хотя бы тайком? С каким-нибудь сыном повара?
Асари игриво толкнула Тару в плечо и засмеялась. Казалось, что её янтарные глаза светились как солнышки ловя каждый всполох открытого огня. В логове у ребят всегда был разожжён костёр создавая особую атмосферу.
— Асари! Ты меня иногда удивляешь в таких высказываниях.
— Неужели тебе самой не хотелось?
Асари скрыла улыбку и уловила взгляд Тары. Она мало рассказывала о своём прошлом, предпочитая болтать о несущественном, но приятном. Наверное, только сейчас Тара поняла, что прошлое Асари, как и у неё, не было простым. Она часто улыбалась, но улыбка при этом чаще была маской, чем истиной.
— Мне с детства говорили, что я уже помолвлена, — сказала Тара. — И когда вырасту, то стану его женой. Я даже и не смотрела в сторону других парней никогда…
— Чьей женой? Этого Лазиза?
— Да. Нас обручили ещё в моём детстве. Но впервые мне сказали кто он, только когда мне было шестнадцать. Я так была рада наконец с ним познакомиться… Он так красиво ухаживал за мной несколько лет. Всё говорил о любви. Я даже поверила ему… Какой же глупой я была…
Тара опустила глаза и Асари взяла её под руку, давая понять таким простым жестом, что она рядом.
— И вас не поженили раньше? Чего они ждали?
— Я не знаю. Мне об этом не говорили, а я и не спрашивала.
— Странно.
— Ничего странного. Лазиз никогда не любил меня по-настоящему. И не думаю, что вообще кто-нибудь меня может полюбить.
— Почему? Ты очень красивая на самом деле. Странно, что ты этого не замечаешь. Пойдём потанцуем! Когда ты так танцевала в последний раз?
— Никогда.
— Никогда? Это нужно срочно исправить!
Асари подскочила на ноги и настойчиво потянула Тару за собой. Она улыбалась, но её ощущения, которые чувствовала Тара говорили о другом. Ей было больно. Её сердце волновалось, боялось, и порой билось с отчаяньем. Тара не понимала, как Асари могла искренне улыбаться, чувствуя всё это. Ей бы и самой хотелось так уметь. Возможно, теперь, после снятия метки она станет другой? Время покажет. Главное, что Тара теперь с удовольствием ощущала, что у неё есть будущее. И это будущее вполне может быть светлым, как и этот день.
Ребята танцевали под звуки музыки вокруг костра. Они были такими весёлыми и шумными, что сердце Тары радовалось. Асари присоединилась к общему танцу. Она своим видом ничем не отличалась от сирот, одежда разве что была поприличнее и почище. Её тёмные волнистые волосы были собраны красным платком, оранжевая юбка была подпоясана красным поясом, а белая рубашка то и дело спадала с плеча. Тара не могла не улыбнуться от сравнения её с цыганкой.
— Что ты на меня так смотришь? — спросила Асари остановившись.
— Выглядишь как цыганка, — ответила Тара улыбнувшись. — Тебе только козочки не хватает. Смотри, чтобы никакой горбун тобой не увлёкся.
— А? Ничего не поняла. — Она махнула головой, убирая с глаз непослушную прядь. Даже платок не помогал сдерживать эти непокорные кудри. — Пойдём потанцуем лучше. Ты не отвертишься!
Асари увела Тару в общий танец, и она не сопротивлялась. Возможно, впервые за много лет ей действительно хотелось танцевать.
За свою жизнь она была обучена многим танцам, но этот учить было не нужно. Он был так же прост, как и сама жизнь простых людей. Он был так же свободен, как человек не имеющий ничего. Он был так же лёгок, как и сердца, не обременённые выбором. Он был прекрасен.
Виндо наблюдал со стороны. Тара чувствовала его лёгкую, невинную влюблённость. Она искренне радовалась ей и открыто улыбнувшись парню, протянула руку. Виндо с большим удовольствием присоединился к ней.
Белые волосы волнами развевались, вторя каждому по-кошачьи грациозному движению. Как же Таре было весело в этот вечер. Но почему на душе было так тяжело? В языках танцующего пламени костра Тара заметила что-то, что не могла разглядеть и остановилась.
— Что такое? Что ты увидела? — спросил парень.
— Не знаю.
— Ты что, плачешь?
Тара заметила слезу у себя на щеке. Она вытерла её кончиками пальцев, не в состоянии понять, откуда она появилась. Отмахнувшись, Тара попыталась вновь улыбнуться.
— Видимо в глаз что-то попало, — сказала Тара с улыбкой.
Виндо вернул Тару к танцу, уводя её подальше от огня. Но Тара напоследок обернулась к костру и попыталась увидеть то же что и раньше. Там больше ничего не было.
* * *
Император наблюдал за похоронным костром. Проводить в последний путь старого врага собрались без исключения каждый из свиты Императора. Рядом со своим правителем стоял Кендрик. Он, пожалуй, единственный кто знал князя дольше всех, ведь они были с ним родом из одного мира.
— Император, — сказал старый воин.
— Всё же он был достойным врагом, — смотря на огонь отозвался Император.
— Это так. И он сам снял метку. Я ещё не встречал человека, который бы смог сам вырваться из лап Тёмного.
«Сам. И этот человек растил её».
— Он сказал вам как оказался в этом мире?
— Да. Его занесла сюда прошлая буря.
— И он прожил здесь столько лет? Это он призвал в этот мир Тёмного?
— Нет. Служители были в этом мире задолго до того, как он сюда попал.
— Тогда что он делал здесь все эти годы?
— Оберегал то, что не могло уберечь себя само. Теперь