Сорок восемь часов тянулись так же медленно, как телега по высокоскоростной трассе. Нервничали все, кроме суирян. Конечно, у этих людей был запасной план, у олманцев же такого выбора не было. Первые сутки на корабле они провели в обсуждениях: что, кому, и когда делать. К эпицентру хотели отправиться все, однако, кандидатуры Нигии и Сафелии были сразу же отклонены. Камилли уговаривал остальных оставить и Назефри в резиденции, но Сомери показалось, что ее талант определять источники энергии и их количество мог весьма им пригодиться. В итоге, почти переругавшись друг с другом, они все, уставшие и измотанные, разошлись по своим каютам.
Назефри не могла уснуть. Постоянно ворочаясь в неудобной постели, она то и дело задевала Камилли, нарушая и без того его беспокойный сон. В дверь тихо постучали, и она, как всегда, знала, кто это был.
Если бы это произошло еще месяц назад, она бы перепугалась и ни за что не открыла. Но, по какой-то неведомой ей причине, она больше не боялась его. Назефри накинула на плечи халат и, оставив спящего Камилли одного, вышла из каюты.
Зафир старался не смотреть ей в глаза. Каким бы ужасным человеком он ни был, и что бы не совершил по отношению к ней, он все еще любил ее, и это чувство приносило его существу самую страшную боль из всех, когда либо им испытанных.
— Чего ты хочешь? — спросила Назефри, кутаясь в халат.
— Только поговорить.
— О чем, Зафир? Что нового ты можешь мне сказать?
— Давай пройдем в зал совещаний. Там нас никто не услышит.
Назефри первой развернулась и пошла по коридору. Что он хотел ей сказать? И почему она верила в то, что захочет это услышать?
— Ну? — спросила она, как только они оказались в нужном помещении.
— Это не легко для меня, пойми.
— Думаешь, мне легко? Я настолько ненавижу и презираю тебя, что даже твое отдаленное присутствие на этом корабле заставляет меня трястись.
— Я вижу, не нужно объяснять.
— Так о чем ты хотел поговорить со мной?
— Я знаю, как ты относишься к нему, — он тяжело вздохнул. — И как он относится к тебе.
— Конечно, ведь он — мой муж.
— А, я? Кем для тебя был я?
— Был братом, Зафир. А потом стал дьяволом.
— Я не хотел…
— Ты не хотел? Ты сделал это, а потом стал угрожать!
— Я не знал, что делаю. А потом испугался.
— И это, по-твоему, тебя оправдывает?
— Меня ничто не сможет оправдать.
— Так зачем мы здесь?
— Я хотел попросить прощения, Назефри.
— Прощения? — прогремел баритон Камилли, который ворвался в помещение, словно ураган.
Он стал перед Назефри, заслонив ее своей спиной, и сжал руки в кулаках.
— Не нужно, Камилли, — попросила она, но он не слышал.
— Ты ублюдок, Зафир. Поддонок. Не будь у тебя твоего дара, я выбил бы из твоей паршивой головы все мозги. А потом бы отрезал твой член, чтобы ты никогда не смог повторить содеянное.
— Я понимаю, Камилли, но это ничего не изменит.
— Ты остался безнаказанным за свои деяния. И это волнует меня больше всего.
— Что ты знаешь о наказании, Камилли? Разве есть способ более извращенный, чем понимать, что любишь человека, который ненавидит тебя, чем знать, что ты самое последнее ничтожество во Вселенной и пытаться это изменить, но быть не в силах что-либо исправить?
— А, теперь ты мучаешься?
— Я всегда мучился. Бог свидетель, я не хотел этого!
— Но сделал! На что ты рассчитываешь теперь? На прощение? На ее доброту? На то, что она не проклянет тебя перед смертью?
— Да, Камилли. Каждый имеет право на искупление, и я тоже хочу его получить! — взревел Зафир. — Назефри, пожалуйста, прости меня. Что я должен сделать, чтобы прекратить это?
— Умереть, Зафир, — ответила Назефри и отвернулась. — Ты предал меня, свою семью, ты надругался над всем, что было в твоей жизни. В страхе за свою жизнь ты надеялся получить прощение? Так вот, Зафир: я не прощаю тебя. Запомни это. Я всегда буду презирать и ненавидеть то отродие, которым ты стал. Пойдем, Камилли. Нам больше не о чем с ним говорить.
Назефри повернулась к двери, а Камилли, занеся руку, ударил Зафира в челюсть. Молодой олманец упал на пол, но попыток защитить себя не предпринял. Камилли подлетел к нему и нанес удар ногой в пах. Зафир закричал от боли и согнулся пополам, в то время, как Камилли продолжал избивать его.
— Мразь! Никогда не смей к ней подходить! Никогда не смей говорить с ней! И не вздумай больше смотреть на нее, иначе я уничтожу тебя другим способом. Ромери не оставит тебе шансов, если узнает о том, как ты воспользовался своим даром. И тогда ты действительно потеряешь все. Ты хорошо запомнил? — спросил Камилли, склоняясь над его стонущим телом.
— Да.
— Повтори!
— Да, я все запомнил.
— Будь ты проклят, ублюдок! — проревел Камилли и плюнул на него. — Будь ты проклят!
Назефри не было жаль брата. Она молча наблюдала за тем, как Камилли избивает его, и это зрелище заставляло чувствовать ее себя по-другому, по-новому. Отомщенной, наверное. Как бы там ни было, но после того, как они ушли, оставив его лежащим на полу одного, она неожиданно поняла, что простила брата. Странно все же. Простила ему то, чего нельзя прощать, и словно освободилась сама.
Нигия проснулась рано. Точнее сказать, она вообще не спала. В голове, словно рой назойливых мух, мелькали нехорошие мысли, и женщина никак не могла прогнать их прочь. Нигия встала, привела себя в порядок и направилась в столовую, где надеялась выпить чашку черного чая с лимоном. Сквозь распахнувшуюся перед ней дверь, она увидела его, в одиночестве сидящего за столом. Фуиджи пил остывший кофе.
Нигия молча прошла к чайнику, заварила себе крепкий напиток и забросила в чашечку желтую дольку.
Фуиджи выглядел уставшим и измотанным. На его суровом, измененном временем, но все еще красивом лице, залегли глубокие морщины.
— Это правда, что она убила бы тебя, раздели ты Урджина и Эсту?
— Скорее всего, — ответил Фуиджи.
— И ты был готов принять подобный конец?
— А что еще я должен был делать? Семь лет назад я попытался разрушить этот брак. Я приказал Лу нанести как можно больше оскорблений этой маленькой особе, чтобы вынудить ее потерять над собой контроль. И строго запретил Лу рассказывать правду об ее внешности. Я ведь видел ее не раз, и прекрасно понимал, насколько ее красота привлечет внимание нашего сына. И Клермонт в свое время нашел именно я. Красивая доннарийка, но не Эста.
Нигия прошла вперед, села напротив него за стол и уронила голову на руки.
— Почему ты женился на мне, Фуиджи?
— Странный вопрос, Нигия. Потому что любил тебя.