в этот момент справа от лобовой защитной броневой плиты в нее угодил вражеский снаряд, мгновенно убив радиста. Механик-водитель тоже был ранен, но смог довести машину до укрытия.
Вскоре со своими двумя самоходками подъехал обер-фельдфебель Боргман. Быстро найдя подходящее укрытие, он занял огневую позицию, и наводчик Оссиг с первого выстрела заставил русский танк замолчать.
Самоходки распределились по опушке леса, но сектор обстрела у них оказался не настолько хорошим, чтобы оказать мотопехоте существенную помощь. Ее батальоном командовал раненый обер-лейтенант, который не мог даже держаться на ногах. Его люди постоянно пытались овладеть Линцем, но все их попытки заканчивались неудачей.
Ближе к вечеру на лесной поляне возле Линца у машины командира полка собралось много офицеров.
– Линц должен быть взят любой ценой еще сегодня! Как такое могло случиться, что ваш батальон, господин фон Штеттен, оказался столь беспомощным? – обратился командир полка к раненому обер-лейтенанту, который от охватившей его слабости опустился на землю.
– Разве вы не видите, господин майор, что этого человека следует немедленно отправить в госпиталь? – возмутился я.
Майор хотел было вспылить, но взял себя в руки, поскольку очень нуждался в помощи со стороны истребителей танков. Умерив свой гнев, он сказал своему начальнику штаба:
– На время атаки вы возьмете командование батальоном на себя. Вам придается резервная рота из Лиги. А вы, – обратился майор к передовому наблюдателю, – согласуете со своим дивизионом время проведения огневого налета.
Командир полка на мгновение умолк, а потом язвительно задал вопрос мне:
– А какую задачу будет выполнять ваша рота?
– Единственный танк, имевшийся у русских, мы уничтожили, господин майор. Таким образом, у нас появилась возможность поддерживать огнем атакующих и подавлять противотанковые пушки, а также пулеметные гнезда противника.
– Согласен! – бросил майор. – Начало атаки в девятнадцать часов. Увидимся в Линце, господа.
С этими словами командир полка прыгнул в свою машину и умчался прочь.
Незадолго до начала атаки мои командиры взводов приползли на опушку леса, чтобы определить цели в Линце. Мы вместе с Боргманом под защитой двух неохватных деревьев с биноклями в руках с напряжением вглядывались в даль.
– По обе стороны дороги при въезде в населенный пункт стоят две противотанковые пушки. Их следует подавить в первую очередь, – сказал я.
– Вижу, командир! Однако Вагнеру они должны быть видны лучше.
– Вы правы, я сам схожу на позиции третьего взвода.
Проговорив это, я углубился в лес, повернул направо и, проходя мимо отделений пехотинцев, сидевших на земле в ожидании сигнала к атаке, обратил внимание на их подавленное состояние. Некоторые из них были настроены даже мятежно.
Выслушав мою информацию относительно двух русских пушек, унтер-офицер Вагнер заявил:
– Отсюда я их легко достану.
В следующее мгновение мы уже лежали на земле – сзади послышались залпы нашей артиллерии, но снаряды, пролетев прямо у нас над головами, стали с грохотом взрываться непосредственно впереди. Фонтаны от разрывов возникали так близко, что некоторые комья земли больно ударяли нам в спину. Пальба на мгновение затихла, и я успел прокричать:
– Они взяли слишком короткий прицел!
Тут прогремел следующий залп, и снаряды вновь начали рваться на опушке леса вокруг нас.
– Идиоты! Стреляют по своим! – простонал Вагнер, прижавшийся к земле рядом со мной.
Осколок снаряда угодил ему прямо в ногу. Вокруг нас слышались яростные проклятия и стоны раненых пехотинцев. Я быстро разорвал свой перевязочный пакет, перебинтовал ногу Вагнера и сказал:
– Если вы в состоянии двигаться, то постарайтесь отползти назад и добраться до моей легковушки.
Следующий залп снова накрыл позиции собственных войск, и передовой наблюдатель, которого тоже ранило, принялся истошно орать в свой полевой телефон. Наконец в стрельбе наступило небольшое затишье, которым Вагнер поспешил воспользоваться, заковыляв в тыл. Я сопроводил его до самоходки, взобрался в нее, распорядившись, чтобы дальше унтер-офицер шел один.
Между тем артиллерия продолжила вести «огонь на поражение». К счастью, на этот раз снаряды стали рваться уже на окраине населенного пункта. Однако боевой дух пехотинцев от первых залпов был настолько сломлен, что идти в атаку они категорически отказались.
Несмотря на это, наши самоходки заняли свои огневые позиции и начали обстреливать разведанные цели. В это время слева от меня послышались грозные окрики Боргмана, который подобно разъяренному тигру носился среди пехотинцев, побуждая их подняться в атаку. И это ему удалось! Они нехотя последовали за ним на опушку леса, а увидев, что справа от них совсем юный лейтенант поднял в атаку остатки своей роты, тоже устремились вперед.
Неприятельские пулеметы наобум строчили по лесу, и их очереди то и дело прошивали стоявшие вокруг нас деревья. Одной такой шальной пулей наводчик обер-ефрейтор Оссиг был ранен в голову. Тогда Боргман, кипя от ярости, занял его место и стал посылать по противнику один снаряд за другим, поражая позиции противотанковых пушек, пулеметные гнезда и пехотные стрелковые ячейки. К его самоходке присоединились и остальные боевые машины роты, оказывая нашей пехоте в ее наступательном порыве существенную поддержку. В результате Линц был взят.
В местечке Тиндорф мне стало известно, что обозы дивизиона были передислоцированы в Клоцше, и я на своем «Опеле-Кадете» доставил туда унтер-офицера Вагнера и обер-ефрейтора Оссига, лично позаботившись о том, чтобы им немедленно оказали квалифицированную медицинскую помощь. По пути мне приходилось то и дело останавливаться, чтобы разместить в своей машине все новых и новых тяжелораненых. Еще никогда в жизни я не ехал столь осторожно – мне казалось, что именно на мне лежит ответственность за жизнь раненых, особенно Оссига.
После госпиталя мы с водителем сделали небольшой крюк, чтобы заехать к гауптфельдфебелю Штраусу. Наш обоз разместился в пустовавшем помпезном доме какого-то национал-социалистского писателя и теперь устроил в нем шумное празднество.
«Такое впечатление, что эти тыловые крысы устроили танцы на костях наших убитых товарищей», – с отвращением и злостью подумал я.
Меня угостили отменно приготовленной жареной свининой и бокалом чудесного вина. Я, конечно, отведал угощение, но принимать участие в их веселом застолье и танцульках наотрез отказался и, выйдя на улицу, посмотрел в ясное холодное ночное небо.
Следом за мной вышла молоденькая девушка.
– Почему вы не присоединяетесь к нам, господин обер-лейтенант? Вы не танцуете? – поинтересовалась она.
– Всему свое время, фрейлейн…
– Урсула Вернер, – дополнила девушка. – Но вы можете обращаться ко мне просто Урсель.
– Видите ли, фрейлейн Урсель, танцую я с большим удовольствием, но, повторяю, всему свое время. Я прибыл прямо с передовой, а там до сих пор продолжают гибнуть люди. Я только что доставил в госпиталь своих раненых боевых товарищей. А один из них