вздыбившего землю впереди боевой машины.
– Это все тот проклятый Т-34, которому удалось удрать! – заметил Эльзнер и махнул рукой на восток, указав на заросли кустарника в пятистах метрах слева от нас.
В кустах во второй раз мелькнула вспышка от выстрела танковой пушки.
– Возьми влево, Петер. Еще левее! – прижимая ларингофон, крикнул командир экипажа своему механику-водителю.
Самоходка начала дергаться, но повернуться ей не удавалось – сказывалась мягкая болотистая почва. У меня даже сложилось впечатление, что она вообще застряла.
– Сначала медленно вперед, болван, а потом влево! – не выдержал Эльзнер.
В кустах вновь мелькнула вспышка, и снаряд разорвался совсем рядом с кормой самоходки. Если бы она не продвинулась к тому времени вперед, то о последствиях догадаться было не трудно.
– Доворота ствола все еще не хватает! – крикнул наводчик Менте, вперившись в оптику, он отворачивал пушку до тех пор, пока она не уперлась в бронеплиту.
Мы вжали головы в плечи, ежесекундно ожидая попадания вражеского снаряда, как вдруг позади нас раздался выстрел самоходки номер 221 и русский танк загорелся. У меня камень свалился с души – попадание Ос сига спасло нам жизнь.
Не успели самоходки въехать в Каслау, как населенный пункт накрыл мощный залп русской артиллерии. В результате в боевой группе раненых стало еще больше, но, несмотря на это, мы могли встретить «бранденбуржцев» с чувством исполненного долга – задачу нам удалось решить. При этом с нашей стороны убитых было двое, а вот потери противника оказались немыслимо велики. В целом успех был полным.
Однако головокружение от успехов продолжалось не долго – вечером село накрыл залп «сталинских органов». Тогда я не выдержал и во все горло заорал:
– С меня достаточно! Мы передислоцируемся в близлежащий лесок!
Третья ночь нашего непрерывного боя принесла с собой дождь и холод. Поэтому все свободные от постовой службы солдаты набились в боевые отсеки своих машин и развалились на огромных пуховых перинах, которые экипажи последние недели возили с собой. К утру наступление было остановлено, и мы перешли к обороне.
Линц, 2 мая 1945 года
Начался серый рассвет, освещая колонну – рота снова была на марше. Я находился в боевом отсеке самоходки номер 221 вместе с обер-фельдфебелем Боргманом и наводчиком Оссигом.
– Да, по немецким автострадам двигаться одно удовольствие, – заметил обер-фельдфебель. – Однако я предпочел бы трястись по разбитым дорогам России. Между прочим, до войны мне пришлось здесь немало поколесить на своем «Цюндаппе»[123].
В отсеке воцарилось молчание, которое нарушил Оссиг:
– И почему мы, немцы, всегда готовы сражаться со всем миром? Пословица «много врагов – много чести» – полная чепуха, ведь если дело доходит до войны, то это результат бездумной дипломатии. А кто несет на себе все ее тяготы? Естественно, народ.
– Вы абсолютно правы, Оссиг, – задумчиво проговорил я. – Основные тяготы войны несут на себе простые люди, но на этот раз лица, облеченные властью, не уйдут от ответственности.
В лесу к югу от населенного пункта Дебра мы нагнали наш дивизион и свои обозы, где узнали, что нас, как обычно, придали 20-й танковой дивизии. Ее атака привела к хорошим результатам, и теперь от нас требовали, чтобы мы как можно быстрее начали оказывать ей поддержку.
Я поинтересовался у гауптфельдфебеля Штрауса, не приготовил ли он для меня новый «Фольксваген».
– Вы получите машину содержателя технического имущества. Циркель сначала заартачился, но такие вопросы в боевой группе решаются просто, – усмехнулся гауптфельдфебель.
– Отлично! Значит, легковушку Циркеля! Однако, если не ошибаюсь, у него была машина марки «Опель-Кадет», а водителем значился небезызвестный обер-ефрейтор Рихтер? – решил уточнить я.
– Верно, но вы невзлюбили Рихтера, интересно за что?
– Охотно поделюсь этим с вами. В начале февраля мы вернули Альт-Гроткау. Я тогда вместе с Рихтером поехал в третий взвод и, приказав ему ожидать меня при въезде в населенный пункт, пошлепал к лейтенанту Гладе пешком. В то время почва пропиталась влагой и превратилась в сплошную кашу. Не успел я добраться до взвода, как русские обрушили на Альт-Гроткау сильный огонь. К счастью, никто из солдат взвода, за исключением одного раненого, не пострадал. После этого сильного артиллерийского обстрела я решил вернуться на свой командный пункт и взял с собой раненого. Однако Рихтера вместе с машиной нигде видно не было, и мне пришлось нести раненого чуть ли не на руках. Два километра мы тащились по уши в грязи, а когда прибыли на командный пункт роты, то увидели стоявшую возле него машину вместе с Рихтером. Свое бегство он спокойно объяснил желанием отогнать «Опель-Кадет» из-под обстрела в безопасное место. С тех пор я этого парня видеть не могу.
– Вот как, значит, это было, – осуждающе покивал Штраус. – Вас можно понять, но мне кажется, что повторить нечто подобное он больше не отважится.
– Ваши слова да богу в уши, дружище! – выразил я свое сомнение.
После этого мы с новым водителем поехали на командный пункт дивизии в Тиндорф, чтобы забрать приказ о дальнейших действиях моей роты. В нем нам предписывалось оказывать огневую поддержку гренадерскому полку и отправляться в городок Лига. Там, судя по всему, опять стало жарко – населенный пункт постоянно подвергался обстрелам русской артиллерии с земли и штурмовиков с воздуха. Они изо всех сил стреляли по всему, что движется.
Первым к месту назначения прибыл взвод Цитена, и его сразу же бросили в бой с задачей оказать помощь мотопехоте. Она находилась в исходном районе на северной опушке небольшого лесочка и готовилась взять населенный пункт Линц. При этом заградительный огонь русских был настолько силен, что солдаты не могли поднять головы.
– И почему нам постоянно приходится торчать в этих проклятых лесах? – капризно произнес унтер-офицер Ортман.
Продолжая ворчать, он нашел приемлемую позицию и с удовлетворением заявил:
– Вот здесь – другое дело. Сюда я и загоню свою самоходку.
Выслушав предложение своего подчиненного, лейтенант Цитен согласился, чтобы боевая машина заняла новую позицию, и Ортман подал знак самоходке номер 211 на переезд. С размещением громоздкой САУ начались настоящие мучения.
– У меня нет сектора обстрела! – недовольно воскликнул наводчик.
Тогда механик-водитель стал подавать машину вперед.
– Стоп! Теперь есть! Да остановись же ты, растяпа! – принялся орать наводчик.
Но было уже поздно – самоходка выехала из укрытия и была немедленно обнаружена Т-34-85. С оглушительным грохотом снаряд снес дерево рядом с боевой машиной.
– Назад! Назад! – завыл наводчик.
Однако от возбуждения механику-водителю никак не удавалось включить обратный ход. «Крррх!» – скрежетала трансмиссия. Наконец самоходка дернулась, проехала примерно с метр, и