Читать интересную книгу Скандинавский детектив. Сборник - Мария Ланг

Снова стало тихо. Он достал трубку из кармана куртки и тщательно ее набил. Я достал сигарету. Он разжег трубку и задумчиво выпустил облако дыма.

— Ты слышал что-нибудь об Эбергарде Винцлере? — спросил он.

Я покачал головой. Он спрашивал меня, но разговаривал с самим собой. Я был ему совершенно не нужен.

— Я тоже о нем ничего не слышал, — продолжал он. — Беднягу Эбергарда Винцлера все давным-давно забыли,— Он немного помолчал.— В Тюбингене жил человек по имени Эбергард Винцлер, — продолжал он. — В годы Первой мировой войны он написал книгу, которая трактует вопросы причинной связи.

— Ну и при чем тут Винцлер?

— Он пришел к тем же самым выводам, к каким пришел недавно я. Мое обычное невезение.

Он криво усмехнулся. Теперь я начал понимать смысл всей этой истории. Оказывается, надо было просто вспомнить, что дважды два — четыре. Итак, загадка была разгадана, пасьянс вышел.

Манфред заскрипел стулом и возник перед моими глазами, бледный, как мертвец. Потом он схватился за сердце и с глухим стуком упал на стол в семинарской аудитории университета. Этого я никогда не забуду. И буду помнить до гробовой доски.

Он встал и выбил из трубки табак.

— Составишь компанию?

Он не ждал моего ответа. Он вообще ничего не ждал. Все, что происходило вокруг, ему было абсолютно безразлично. Он спокойно прошел мимо меня к лыжам. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Он остановился и стряхнул снег с ботинок. Я тоже очистил ботинки от снега. Пусть он немного прогуляется. Следующий шанс будет очень нескоро.

— Экольн покрылся льдом,— сказал он, стоя ко мне спиной и надевая лыжи.

— Вижу, — ответил я. — Но лед еще слишком тонкий.

— Ничего, выдержит.

И снова он не стал дожидаться, что я отвечу. Оттолкнувшись палками, он ринулся вниз, к озеру. Я двинул следом. Мы вышли на лед. Он сразу взял очень высокий темп, и мне пришлось поднатужиться, чтобы не отстать. Я шел примерно в десяти метрах позади. Мы быстро приближались к середине озера по льду, и скоро лыжный павильон исчез из виду. Снег вспыхивал на солнце миллионами искр. Свет был такой яркий, что у меня стало рябить в глазах, а виски пронзила острая боль. Пришлось остановиться и надеть защитные очки. А он продолжал идти вперед, ни разу не обернувшись. И когда я снова двинулся в путь, нас уже разделяло метров восемьдесят. Вдали чернели широкие полыньи. Приближаться к ним было небезопасно. Когда мы дошли до бухты Сван, он остановился и посмотрел в сторону Скархольмена. Между голыми стволами деревьев виднелось желтое здание с огромной черной трубой.

Пока он стоял, я успел пройти метров сорок. Он повернул голову и несколько секунд глядел на меня, а потом снова помчался к середине озера. И вдруг я понял, куда он бежит!… Целью этой отчаянной гонки были широкие зияющие полыньи, которые мрачно чернели на фоне ослепительной снежной белизны в нескольких сотнях метров от нас. Я весь похолодел, язык превратился в комок наждачной бумаги, воздух застрял в горле. У меня уже не было времени фиксировать реакции своего организма. Я прибавил ходу и постепенно стал его догонять. Окликать его не было смысла. Услышав мой голос, он побежал бы еще быстрее. А я чувствовал, что еще немного — и я его схвачу.

Я догнал его, когда до первой большой полыньи оставалось метров пятьдесят. Я бросился на него, сбил его с ног, и мы покатились по снегу. Его охватило бешенство, он изо всех сил огрел меня палкой по спине и ударил кулаком в лицо. Я ответил на это не менее сильным ударом, который пришелся ему прямо по носу. Он привстал на колени и приготовился к нападению. Но я увернулся и обрушил на него град ударов. Я колотил его до тех пор, пока не почувствовал, что у меня онемели руки, а костяшки пальцев разбиты в кровь. С ним было покончено.

Я поднялся и долго смотрел на него, жадно хватая ртом воздух. Все лицо его было залито кровью. Там, где он лежал, снег стал красным и липким. Я постепенно успокоился. Наклонившись над ним, я увидел, что изувечил его до неузнаваемости. Губы были разбиты. Один глаз заплыл. Он лежал неподвижно, а из носа текла струйка крови. Я расстегнул крепления на его ботинках, уложил его на лыжи и потащил обратно в Ворсэтра.

Голова раскалывалась от боли, снег искрился и сверкал на солнце, обжигая глаза. Я уже знал, что сделаю после того, как отвезу его в город. Я приеду домой, разденусь, приму теплый душ, надену халат, сварю себе несколько яиц всмятку и напьюсь виски. Потом приму снотворное, лягу и засну лет на сто.

Но возле лыжного павильона меня поджидали полицейские. Их собралась целая уйма. Они стояли и смотрели, как я подхожу. Впереди стоял Харалд Бруберг. Он озабоченно поглаживал пальцами нос. Рядом монументально возвышался Бюгден. Вид грозной черной толпы на ослепительно белом снегу ничего хорошего не предвещал.

БРУБЕРГ

Харалд вернулся около часу дня. Я вопросительно посмотрел на него. Он выпятил нижнюю губу, слегка опустил уголки губ и кивнул. Нельзя сказать, чтобы Харалд был в приподнятом настроении. Он подошел к окну, заложил руки за спину и посмотрел на улицу.

— Он признался?

— В общем, да. Мы еще не успели допросить его как следует. Турин его основательно отделал. Он лежит в соседней палате.

— Бедный Эрик, — вздохнул я.

Мы оба замолчали. Я думал об Эрике Бергрене. Теперь все кончено. Не будет больше уютно потрескивающего огня в камине на Эстра-Огатан. Не будет лыжных прогулок в окрестностях Ворсэтра морозным зимним утром. Не будет головокружительных виражей на маленьком темно-красном «порше». Не будет ничего.

— Теперь он сломлен. Сломлен навсегда.

— Надо было раньше думать о последствиях, — глубокомысленно изрек Харалд.

— Едва ли он действовал по заранее обдуманному плану.

— Он утверждает то же самое. Но тогда почему он носил в кармане яд?

Я закрыл глаза и почувствовал, что мне безумно хочется курить.

— Возможно, он сам хотел отравиться. А потом вдруг решил, что гораздо разумнее отравить Манфреда Лундберга.

— Возможно, ты прав, — согласился он. — Марту Хофштедтер он, видимо, задушил в приступе паники.

— Она заметила что-то подозрительное?

— Да, как он обменялся с Лундбергом чашками, — подтвердил Харалд. — Яд он положил в свою, но кофе налил сначала Лундбергу, а потом взял его чашку себе. Лундберг же взял чашку Бергрена с ядом. Фру Хофштедтер, наверное, подумала, что это типичная профессорская рассеянность.

Марта кое-что знала. Манфред кое-что знал. Говорят, знание — сила. Но тут знание стало причиной их гибели. Знать или жить? Можно ли осуждать знание? Нет, осуждать можно только злоупотребление знанием. А ни Марта, ни Манфред никогда не употребляли свои знания во зло людям.

— Фру Хофштедтер, — продолжал Харалд, — сидела напротив Бергрена. Остальные в это время обсуждали вопросы методологии. Едва ли ей было это особенно интересно. И ей ничего не оставалось, как наблюдать за тем, что происходит. А на кого ей было приятнее всего смотреть? Разумеется, на своего нового возлюбленного, который сидел напротив.

— Но Эрик намекал, что она уже нашла кого-то другого!

— Да, намекал, — угрюмо согласился Харалд. — Потому что ему это было выгодно. Но у нас нет ни единого факта, который подтверждал бы эту версию. Доцент Хофштедтер настолько ревнив, что подозревал каждого встречного по малейшему поводу и совсем без повода. Вероятнее всего, Бергрен и фру Хофштедтер до последнего дня оставались в близких отношениях.

— Когда ты впервые заподозрил Эрика? — спросил я.

Он задумался и потер нос.

— В общем, после разговора с тобой.

— Со мной?

— Да. Ты сказал, что Лундберг хотел поговорить с Эриком о книге, которая у Лундберга была с собой. Но в портфеле Лундберга не было никакой книги. Не осталось книг и в семинарской аудитории. В «Альму» Лундберг спустился без портфеля. Если же у него все-таки была какая-нибудь книга, либо он сам ее отдал, то либо ее забрали из портфеля. И первое и второе могло произойти только в преподавательской, где оставался портфель. А книга — это работа Винцлера о понятии причинности. Ведь Бергрен посвятил свою работу той же проблеме.

Он замолчал, и на губах его мелькнула ироническая усмешка.

— Не думай, что я совсем не разбираюсь в терминологии цивилистики. Когда юрист пишет о проблеме тождества, значит, речь идет не столько о тождестве, сколько о причинности. Кстати, вопросы причинной связи в неменьшей степени интересуют и нас, криминалистов.

Харалд снова заходил по палате.

— А теперь история с галошами, — продолжил он. — Галоши связали воедино покушение на убийство Лундберга и убийство фру Хофштедтер. Убийцу, очевидно, следовало искать среди тех, кто присутствовал на следственном эксперименте. Ибо это единственное место, где он мог надеть галоши Лундберга.