Читать интересную книгу Игра в ящик - Сергей Солоух

– И в этой связи... в этой связи... как ученик и ближайший сотрудник Михаила Васильевича, не хотели бы вы, не согласились бы, Алексей Леопольдович, на завтрашнем заседании парткома выступить на тему научной состоятельности вашего пока еще... пока еще... коллеги Николая Николаевича Прокофьева. У вас ведь есть, наверняка, на этот счет сложившееся мнение...

– Есть, – сухо ответил Левенбук и так прохладно посмотрел на своего фактического директора, прямого руководителя, что тот смутился и понес уже совершенно необязательную ерунду:

– А эти... – Красавкин не мог даже слова подобрать, – эти осенние эксцессы здесь, в институте, не должны вас... хотя я понимаю... неловкость, но хочу заверить, и это нам точно теперь известно... не отражают ни в коей мере линии партии и государства... Совершенно наоборот, это все было и остается личной инициативой весьма нечистоплотного человека с непомерными амбициями и совершенно неприглядным, как выяснилось, моральным обликом... затесавшимся в члены... в члены...

Красавкин оплошал, он видел, что сделанное им от души, со всею искренностью предложение поучаствовать в приятном и открытом добивании врага нарушило неписаный регламент мероприятия и пониманья не найдет, но как поймать теперь так глупо вылетевшего и принявшего стекло окон за во лю вольную воробья, не знал, стучался клювом, частил крылами, и был очень признателен, когда немногословный человек со странными, будто лишенными белков глазами хрустнул наждачкой подбородка и сам пришел на помощь:

– Спасибо, Афанасий Федорович, но завтра я надеюсь уже быть с семьей на горе...

– Где? – изумился Красавкин не просто сказочному разрешению, но и баянной его, былинной форме «во широком поле, на высоком холме».

– Тут недалеко, – с улыбкой пояснил Левенбук, – та самая традиция, о которой вы упоминали. Мы с покойным Михаилом Васильевичем всегда в это время выезжали в Вишневку. На последний снежок. Короткий отпуск...

– А вы... я что-то ваше заявление не помню, разве подписывал...

– Нет, – гость продолжал улыбаться, – мне Лидия Ивановна сказала, много бумаг, не успеваете... Буду признателен...

Красавкин раскрыл папку «На подпись» и некоторое время шуршал самыми нижними слоями, потом поднялся и протянул через стол руку, и после залежавшихся бумажек оставшуюся чистой:

– Очень приятно было познакомиться.

Никаких следов недавнего волнения или растерянности тоже не было на лице Афанасия Федоровича. Оно выражало, как всегда, ветчинную значительность и пахло хреном. И этот здоровый дух покрыл и перебил даже расстрельные канцерогены газеты «Миляжковская правда».

В институте Алексей Левенбук на следующий день не появился. Хотя встал заметно раньше обычного и даже проехал через час, хотя и в некотором отдалении, но все же мимо ИПУ по Новорязанскому шоссе. К удобной самоделке из тонких металлических прутков на крыше ВАЗ-2102 были привязаны лыжи, зеленые «Elan Impulse» – гордость и радость самого Алексея Леопольдовича, но вот что странно и необычно для семейного выезда, не лакированный «Sulov» жены Ирины, а длинные и желтые, кое-где до серебристого алюминия основы протертые «Польспорты». И это было здорово, потому что на условно запасных, старых «Пампорово» самого Алексея Леопольдовича кант был уже ни к черту. совершенно невообразимое безобразие, немыслимо кому-то предложить, а вот почтенные ботинки «Ботас», кожаные со шнуровкой на красно-черной партизанской подошве и сам бы надевал, таскал бы до сих пор, если бы не новенькие «Альпины», подаренные в прошлом году к сорокалетию.

Желтые, видавшие виды лыжи Алексей Леопольдович занял у товарища, жившего по соседству, этой зимой счастливо перепрыгнувшего на K2 с каким-то фантастическим, невиданным цветным тефлоном. Экспромтом, но лихо подготовился житель по определению неспешного и томного Самаркандского бульвара города Москвы к «последнему снежку».

И уж совсем легко и просто, после короткого вечернего звонка, как это и можно было предположить, буквально с низкого старта, собрался в дорогу житель улицы Космонавтов города Миляжково. Раз, два и готов. В половине девятого утра на обочину Новорязанского шоссе, легко поднявшись от нового микрорайона, вышел человек в синей спортивной куртке и штанах, большая сумка с белой парашютной полосой «Динамо» висела легкой колбаской на его плече, и не успел турист, скинув неудобную, найти ей чистое пятно снега возле себя, как рядом затормозили серенькие «Жигули»-универсал, с парой ярких, острых стрел на крыше.

– Обещанного три года ждут? – весело объявил пассажир, усаживаясь рядом с водителем.

Человек с мытыми сливами собачьих глаз в ответ дружески рассмеялся. Оба понимали, что речь вовсе не о давнем обещании съездить как-нибудь за город и покататься, наконец-то исполненном. Совсем иное, куда более существенное и самое главное немыслимо забавное имеется в виду. А чтобы никаких сомнений на этот счет не возникло, Игорь Валентинович Пашков, прикомандированный для наблюдения за состоянием дел к большому академическому институту, а по своим задачам и множеству закрытых тем и вовсе можно считать ящику, извлек из внутреннего кармана куртки широкий коричневый бумажник, с любимым и популярным в отечественном легпроме оттиском прибрежной крепости со шпилем, а из него достал линялое любительское фото. На мутноватом, но проникновенном два совершенно обнаженных однополых индивидуума, один изящ ный, совсем юный, а второй, без плеч, с животиком, лет тридцати семи, обнявшись, зайками позировали перед камерой со вспышкой и автоспуском.

Игорь Валентинович, придерживая снимок за белый уголок, нижним воткнул прямоугольничек в прорезь круглого дефлектора на жигулевском торпедо, фото распрямилось и завибрировало в теплой струе от печки, тут же заставив изображения двух голых субчиков синхронно волноваться. Тот, что повыше, в возрасте, с животиком, без плеч ежился и пыжился, совсем как в жизни. От неожиданного мульти-пульти эффекта водитель жигуленка, Алексей Леопольдович Левенбук, ответственный за то, чтобы сам Игорь Валентинович Пашков, точно так же, как и его предшественники и все возможные его наследники, отлично разбирались в проблематике и тонкостях горной науки, еще раз усмехнулся и, взгляд переводя на зимнюю дорогу, спросил:

– Вы завтракали? Можем остановиться в Бронницах, там очень хорошая, проверенная пирожковая.

Вишневка понравилась сибиряку Пашкову.

– Не Югус наш, конечно, но вполне. Даже подъемник есть.

– Да, – согласился Левенбук, – немного обустроить, и совсем будет Европа.

– Всех переловим да и сделаем Европу, – небрежно пошутил Игорь Пашков.

И этот невинный профессиональный юмор не понравился Алексею Левенбуку: была в нем и неуместность, и бестактность. Кому-то наружка да прослушка, а кому-то аналитика и тонкий расчет. Никогда и никого Левенбуки не ловили и не будут. Совсем иными делами занимался отец Алексея Левенбука, Леопольд Эмильевич, в большом доме в самом центре Москвы, занимался бы и сын, если бы не «разгром», как это иногда очень тихо определялось в домашних разговорах, разгром тысяча девятьсот пятьдесят третьего.

Не поддержал шутку Алексей Левенбук, и Игорь Пашков это заметил, но не обиделся. Он, сотрудник в первом поколении, молодая кровь, снисходительно и не без понимания относилcя к амбициям, обидам и прочей художественной мелочовке, столь свойственной хорошим, заслуженным и нужным, но бывшим, бывшим людям конторы.

– Бугров только, я смотрю, многовато, – заметил Игорь Валентинович с легким сожалением и тут же с привычной легкостью добавил: – А впрочем, и я не Стенмарк...

На этот раз он шуткой не промазал. Когда-то цветное фото юного Ингемара в желтой вязаной шапочке на фоне красных лыж ELAN запало в душу молодому кандидату технических наук, научило Алексея Леопольдовича экономить, откладывать и даже немного занимать, чтобы в конце концов с триумфом сделаться обладателем очень похожих, только зеленых. Но кто здесь в известном смысле Стенмарк и почему, А. Л. конкретизировать не стал. Тыльной стороной ладони Алексей Леопольдович провел по свежевыбившейся щетине, и звук, похожий на заключительную правку лезвия ножа, настроил двух товарищей на дело.

– Вперед? – спросил прищурившийся Левенбук, ставший азартным, легким, как тот шкодливый пацаненок, который, забежав вчера за дом, проехал пару метров по ледяному языку на манке дорогих французских зимних башмаков.

– Вперед! – ответил всегда прямой и легкомысленный на вид Пашков и, словно разогреваясь, очень задорно, громко, как будто бы бамбуковыми, щелкнул сухими пальцами.

На самом деле катался он весьма прилично, хотя и охал иной раз, вдруг наметав снежной трухи в серии невыставочных виражей:

– Два года не вставал, два года, не поверите...

Бугров, действительно, хватало, да и снег был мягковатым, но февральская пеленка неба сияла чистотой и солнце, пусть и слабосильное, еще пока работало на совесть.