умеет. А может быть, переучился ученый? От этих книг у кого хочешь мозги тронутся. Действительно, не пригласить ли к нему психиатра? Нет, сначала надо поручить его Портнову. Да, Портнов, Портнов… Что-то нечисто с ним, что-то он в последнее время ка-кой-то не такой, все темнит. Разобраться с ним надо. Да и с Мызиным тоже. Нет у него прежнего ко мне уважения. Нет, нет, и волком посмотрит. Не забывает того случая, гаденыш».
Почему-то разговор с Каретниковым здорово испортил настроение. Мало того, вопреки всякой логике — ну какая здесь может быть связь? — Аркадий Николаевич почему-то именно в этот момент сильно засомневался в своих замах. Как будто прозрел враз. Да, Портнов слишком уж долго разыскивает пропавшие бумаги. Хорошо, ясно, что их найти сложно, но почему он избегает личных встреч с Засединым? То чуть ли не каждый день глаза мозолил, а как вся каша заварилась — сколько раз приезжал? То-то. Может правильно Юрик на него бочку катит? И, скорее всего, правильно. Нашел подлец Никита бумажки и выжидает удобной минуты. Сейчас он гроши получает по сравнению с тем, что мог бы, стань во главе всего проекта. Разве не стимул? Еще какой! А он давно созрел для крупняка, и опыт есть, и контакты, и амбиции. Да и почему нашел? Не искал он никаких документов. Сам взломал «Свечу». Он же тогда, после кражи, расследование вел. Вот и привез местную шваль, чтобы на них свалить. А Мызин? Таит камень за пазухой, непременно таит. И тоже знает, сволочь, много. Да, и ему мое место снится. Того и гляди, удара в спину дождешься. Ни от одного, так от другого. А скорее от обоих сразу!
В Заседине проснулся инстинкт зверя, почуявшего западню. Еще шаг, и лапу защемит роковой капкан или спустит курок замаскированного ружья невидимая нить, протянутая над тропой. В такие моменты жизни он становился похожим на раненого тигра — осторожным, внимательным и крайне опасным.
Запищал сотовый. Портнов доложил, что прибыл в «Свечу» и приступает к выяснению обстановки.
— Давай, быстрее там. Закончишь — сразу ко мне, — рыкнул в ответ Аркадий Николаевич.
«Да, настала пора с мальчиками попрощаться. Навсегда попрощаться», — решил прорезавшийся в нем инстинкт.
* * *
Для Анатолия Валентиновича Каретникова общение с Засединым тоже не прошло даром. Нет, он не внял его словам и ничуть не испугался. Толстые намеки в виде угроз, щедро разбросанные старым другом на протяжении всего маршрута их беседы, не произвели на профессора ожидаемого эффекта. И уж совсем он не собирался следовать заключительному совету Заседина. Едва ли Каретников вообще слышал его. Ученого без остатка поглотила новая открывшаяся у него способность. Может быть, сыграло роль общение с Тамерланом? Как ни странно, несмотря на краткость их знакомства, между Каретниковым и маленьким хромым узбеком сразу установилось взаимопонимание. Они без труда постигали смысл обращенных друг к другу взглядов, жестов и слов. Постороннему наблюдателю могло показаться, что их знакомство насчитывает не один год. Возможно, это явление объяснялось некой анормальной общностью неизвестных полей, возникающих между деформированными умами? Впрочем, сам Анатолий Валентинович был далек от подобных рассуждений. К чему вообще какие-то рассуждения? Наконец-то он стал разбираться в качествах людей без посредства телеэкрана! Это было великим достижением!
Профессору не терпелось убедиться в действенности и прочности нового дара. Он буркнул Тамерлану, что скоро вернется, и отправился на улицу. Оказавшись в людской толчее, Анатолий Валентинович с охотничьим азартом принялся ловить взоры прохожих. Он толкался на остановках, около киосков, в магазинах. В большом универмаге исследователь особенно навязчиво вглядывался в кассиров и продавцов. Те шарахались от худощавого типа, от его поведенного судорогой внимательности лица. Они принимали Каретникова то за ищущего глухую правду обсчитанного покупателя-скандалиста, то за торгового инспектора, то за сексуального маньяка, в зависимости от настроения. Профессор смущал толкущийся в торговых залах народ. Одна девица, несмотря на разницу в возрасте, попыталась кокетничать с ним, а нетрезвый мужик обозлился и гаркнул таким перегаром, что Анатолий Валентинович долго потом совершал короткие серии вдохов носом и выдохов ртом и кривился.
— Вы кого-то потеряли? — осведомился подошедший милицейский сержант.
— Я? Нет, нет, что вы? А что? — удивился историк.
Выполнив главнейший долг столичной милиции — проверку документов, сержант, не глядя, возвратил их чудаку и отрицательно покачал головой из стороны в сторону, обернувшись к высунувшейся из подсобки начальнице отдела.
Каретников был удовлетворен. Дар у него проснулся не на миг, теперь он сохранится пожизненно, это ясно, как день. Возвращаясь домой, профессор систематизировал впечатления, полученные им во время прогулки. У большинства встреченного им люда глаза были обычными. На их дне не таилась жадная страсть к пожиранию себе подобных. Лишь очень редкие экземпляры могли в будущем состояться как народные слуги. Правда, в их глазах недоставало холодной ярости истинных каннибалов. Очевидно, это качество подлежит развитию.
«Интересно, — подумал Анатолий Валентинович, — вероятно у части популяции сохраняются атавистические качества, те, что были актуальны в каменном веке. И когда время требует, эти выброшенные на эволюционную помойку наклонности всплывают. Они модифицируются, приспосабливаются к изменившимся условиям и трансформируют свою направленность. Если у далеких предков было стремление пожирать тела, то сегодняшние питаются душами. Почему же к власти приходят именно люди-алабаи? Что, настала их пора? Или всему виной уродливая судьба России? Но не это главное, а диалектика — у них должны быть антиподы! Надо выучиться распознавать естественных антагонистов этих выродков. Вот только как?! Да и существуют ли такие? А если существуют, какие у них должны быть глаза? Каким огнем они горят?».
Профессор тряхнул головой, понимая, как много работы предстоит ему выполнить, огляделся и обнаружил себя у двери собственного подъезда.
— Вот балбес! — вслух отчитал он себя. — Забыл еды купить, а ведь был в гастрономе.
* * *
О пожаре в квартире на Зверинецкой улице Артюхин узнал вскоре после случившегося. Он сопоставил с происшествием свой вечерний звонок и сделал логичный вывод. Прежде всего, следовало исчезнуть самому. У людей, занимающихся такими делами как он, всегда должны иметься надежные пути отхода. Вячеслав заехал на станцию техобслуживания, поставил машину в бокс, а пять минут спустя уже выезжал оттуда, устроившись в кузове «Газели». Хвоста за ними не последовало. Он без осложнений забрал из тайника мурадову папку, в которой, помимо оригиналов, хранились по три копии доверенных ему документов, и спрятался еще на одной квартире, имеющей чисто оперативное назначение. Прождав сутки, Артюхин выяснил, что Сафаров на связь с ним не выходил. Тогда он