– Я это видела!
– Я тебе верю.
Они вернулись к себе, тихо ступая по застеленному ковром полу, выключили свет и вернули освещение корабля в ночной режим. Ким глядела в полутьму, на полоску ночников, автоматически включившихся вместе с ночным режимом корабля. Нет, ничего нет такого, что она могла бы принять за пару глаз.
Больше всего пугало сходство этого видения с тем. Может быть, что-то оттуда последовало за ней сюда?
Она тогда отмела это видение, заперла где-то в уголке подсознания, уговорила себя, что это была игра света или результат перенасыщения кислородом.
И вот ей снова пришлось его увидеть. И впервые за всю свою взрослую жизнь Ким усомнилась в том, что видит мир адекватно, усомнилась, что вселенная устроена рационально, что ею правят непротиворечивые законы. Что в ней нет места сверхъестественному.
– Ты как, Ким?
Солли наклонился над ней, одеваясь, явно обеспокоенный.
– Нормально.
Вероятнее, справедлив был бы другой ответ.
Ким села к консоли и прокрутила записи с нашлемной камеры Солли, остановив показ, когда появилась рябь на корпусе и в шлюзе.
То, что она видела, было связано с седлом. Это не была бомба, это был транспорт.
Если так, то могут ли они с Солли даже говорить друг с другом без опасения быть подслушанными? Что если инопланетяне уже достаточно овладели языком?
Она поделилась этими мыслями с Солли.
– О'кей, – согласился Солли. – Будем вести себя так, будто у нас на борту нежелательный пассажир. Это, кстати, объясняет и что случилось с Хэмом.
– Другого объяснения и нет. Зато эта штука хотя бы не попытается убить нас во сне.
– Не хочу накаркать, но почему ты так думаешь?
– Потому что она хочет проследить нас до дома.
– Ким, мне неприятно это говорить, – он понизил голос, – но курс уже задан. Если бы он хотел нас устранить, потом ему осталось бы только сидеть спокойно и ждать, пока старина Хэм довезет его до порта.
Они сидели на кровати, глядя в коридор, вдруг ставший чужой территорией, коридором в другой мир.
– Нет, – сказала она. – Он вряд ли знает, какой у нас участок маршрута. Он хочет, чтобы мы функционировали, пока не попадем домой. Пока он не будет уверен.
– Будем надеяться.
21
ЗА ДОБЛЕСТЬ В ИСКЛЮЧИТЕЛЬНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ
Надпись на медали «За доблесть»
Наутро они снова обследовали корабль, все три уровня, машинное отделение, посадочный модуль, все внешнее пространство, которое только могли вспомнить. Солли снимал служебные панели и вглядывался в схемы и провода. Ничего не нашли.
– Трудно поверить, будто на борту есть что-то, чего не должно быть, – сказал он.
Ким неохотно сказала то, о чем не могли не думать оба:
– Может быть, нам не следует лететь домой.
Они сидели в креслах в комнате совещаний. Был конец дня, оба устали от долгой охоты и были огорчены ее безрезультатностью.
– Ким, – сказал Солли, – мы можем в любой момент прервать полет и позвать на помощь. А что делать потом? Если оно могло залезть на борт так, что мы и не заметили, оно может перелезть и на спасательный корабль. – Он потер глаза. – Мы сделали все, чтобы проверить: захватчика на борту нет. Так что мы либо летим домой, либо сидим здесь, пока продукты не кончатся.
Во время поиска Ким почувствовала, что Солли относится к ее рассказу все более скептически. В полном свете дня каюты и коридоры «Хаммерсмита» казались менее угрожающими, а опасность отодвигалась. Возможности действий, если удастся действительно найти захватчика, очень невелики. Лучше списать инцидент на плохое освещение, накал страсти и избыток алкоголя.
– Послушай, – сказал Солли, – в худшем случае нам надо только держать контроль над гиперсвязью, не давать ему ничего передавать, и волноваться не о чем. И без разницы, что дальше будет.
– И ты уверен, что мы это можем?
– Я при случае могу даже гаечным ключом связь развинтить.
Но путешествие домой тянулось мрачно. Ким держала дверь спальни закрытой, хотя смысла в этом было немного. Она жаловалась Солли, что будто спит в доме с привидениями. Шли дни, и ничего не происходило, но Ким знала, что это создание на борту скользит среди проводов и коридоров, только его не видно. Иногда оно мелькало в поле зрения, из света лампы, из пара в душе складывались глаза. Бывало движение в темноте, ощущение холодного тока по лодыжке, звук шепота в переборках. Даже жужжание корабельной электроники иногда звучало зловеще.
Если Солли и видел что-нибудь из этого, он ничего такого не говорил.
Секс стал по необходимости редок. Когда он происходил, это было в спешке, крадучись, будто на корабле был кто-то еще, кто в любой момент мог войти и помешать.
И из него ушла спонтанность. В дни, которые Ким уже почти была готова называть «добрыми старыми», соединения могли начаться вдруг, в любом месте корабля. Сейчас они происходили только за закрытой дверью спальни. И то сначала Ким включала свет и осматривала ее.
Если они оба спали, Ким ощущала себя уязвимой, открытой со всех сторон. Но когда она поставила этот вопрос на рассмотрение Солли, он пришел в такое смятение, что она не стала настаивать на вахтовой системе.
Наверное, он думал о ней как об испуганном ребенке и не мог не задаваться вопросом, с кем же он связался. Но она и чувствовала себя испуганным ребенком. Будь все наоборот, если бы Солли видел что-то в пустых коридорах, этим вопросом задавалась бы она. Ким боялась, что потеряет его, и это будет самое худшее, но ничего сделать с собой не могла. Опасность есть, а Солли ей до конца не верит. У нее развилась обидчивость из-за Солли, из-за собственных страхов. И еще – неослабная ненависть к этой штуке, которая вторглась на корабль. Она ждала, она молилась – в буквальном смысле, – чтобы эта тварь показалась в каком-то более материальном виде.
Усилия Солли по возвращении ИРа в строй не дали заметных результатов. Иногда он получал бессмысленные речевые ответы, требующие, чтобы пассажиры приготовились к ускорению, или что система приготовления еды перегружена и требует замены проводящего узла. Голос предлагал изменения курса и коррекцию параметров плана полета, и желал доброго утра и днем и ночью.
– Оставить бы это человеку, который в этом разбирается, – бурчал Солли, но попыток не бросал.
В отсутствие Хэма ему приходилось иногда пачкать руки. Оказалось, что Солли выполняет такие рутинные работы, как управление электроэнергией. Поскольку некоторые системы отключились вместе с ИРом, он мог не получить предупреждения о сбое, и не было систем, которые могли бы сообщить о природе неисправности. И потому, когда грохнулась внутренняя связь, Солли пришлось несколько часов полазить на четвереньках в поисках дефектного реле. В процедурах самотестирования, которые регулярно выполнялись прыжковыми двигателями, развилось отклонение, из-за которого периодически срабатывала сирена. Солли не удавалось найти его, и он просто отключал сирену, надеясь, что тем временем двигатели не выйдут из строя окончательно. Он говорил, что в этом полете многому научился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});