Читать интересную книгу Ересь - С. Пэррис

— Прощайте, Бруно, — сказал он, поднимаясь и глядя на меня с грустью. Быстрым движением руки он смахнул со щеки слезу. — Мне очень жаль, но другого выхода нет. Буду молиться о том, чтобы в последний час Господь не оставил вас.

— Люк изнутри не открывается, — предупредил он. — И стены здесь толстые, так что кричать без толку. Но на всякий случай…

— Джером! — Я вскинул руку, чтобы остановить его, когда моих губ коснулась ткань. — Погодите!

— Слушаю вас! — с какой-то трогательной готовностью откликнулся он; подумал, наверное, что я все же решил напоследок покаяться.

— Оставьте мне свет. — Я уже и не пытался скрыть дрожь в голосе.

Он коротко кивнул, завязал мне рот и двинулся к люку. Я смотрел ему вслед; вслед сапогам из отлично выделанной кожи, которые мелькнули и скрылись в квадратном проеме. Затем бесшумно скользнула на место крышка люка, и дневной свет исчез. Я остался один, замурованный, связанный. Ни пошевелиться, ни крикнуть — все равно что похоронен заживо.

Последняя мысль, которую я запомнил: пожалуй, я рад буду даже Дженксу, когда тот придет. Тщетно я боролся с клаустрофобией, мне казалось, будто грудь моя разрывается, воздух не проходит в легкие; пламя свечи дрожало и расплывалось перед глазами, я быстро терял чувствительность, будто тонул, — и наконец блаженное беспамятство накрыло меня и унесло в спокойную тьму.

Глава 21

Я был пробужден внезапно и грубо: меня просто швырнули на пол. Свеча давно догорела, но открытый люк бледно светился; крышку снова подняли. Я моргал, различая лишь какие-то смутные тени.

Две крепких руки ухватили меня и потащили наверх, там другие руки подхватили меня под мышки и выдернули из люка. Ослепленный, не пришедший в себя, я сощурился и приготовился уже заглянуть в прозрачные глаза Дженкса, но увидел мужчин в форме — я только не мог понять, армейские это мундиры или какие-то другие.

Человек в мундире грубо поволок меня вверх по ступеням в комнату, залитую ярким светом — солнце стояло в зените. Я оступился и рухнул на колени к ногам какого-то светловолосого коротышки с лисьей мордочкой, острой ухоженной бородкой и широкими усами; одет он был в зеленую куртку. Человек этот погладил бородку, с явным удовлетворением осмотрел меня и кивнул, подавая какой-то знак. Солдат вытащил кинжал и сунул его мне под нос. Я попытался отвернуть голову, крикнуть, но ткань на лице заглушала слова. Солдат невозмутимо подсунул кончик кинжала под эту ткань и перерезал ее, освободив мне лицо.

— Это он, сэр, — послышался чей-то голос. Я поднял голову и узнал того, кто ночью выпустил меня через восточные ворота Оксфорда. На этом человеке был, по крайней мере, знакомый мундир — мундир стражника.

— Итак, — заговорил главный, с лисьей мордой. — Где ваш сообщник?

Я вытаращился на него в полном недоумении.

— Отвечай, папистская сволочь! — И он пребольно лягнул меня в живот.

— Не понимаю, — прошептал я; только я глотнул свежего воздуха, и вновь из меня вышибают дух.

— Что ты бормочешь? — Лисья морда шагнул ко мне, присел на корточки и с явным интересом заглянул мне в лицо. — По-английски отвечай, дерьмо!

— Нет у меня никакого сообщника, — прошептал я.

— Что у тебя за акцент?

— Я итальянец. Но я…

— Так я и думал. Иезуит, засланный из Рима. Ну что ж, отец, мы вас и в вашем убежище отыскали. Боюсь, не такие уж верные слуги у леди Толлинг, как она думала. Вам известно, кто я такой, отец?

— Нет. И я вовсе не иезуит… — заговорил я, но лисьемордый поднял руку и довольно ощутимо врезал мне по щеке.

— Заткнись! У тебя будет время для оправданий, но после, когда ты объяснишь нам, где найти твоего дружка. Я — мастер Джон Ньювел, дознаватель графства Оксфордшир. Назови свое имя и не трать время, перечисляя клички и псевдонимы. Все равно мы выбьем из тебя правду.

Облегчение нахлынуло на меня. И пусть этот человек только что ударил меня по лицу, я готов был обнять его и расцеловать. Раз он и его вооруженные люди ворвались в усадьбу, значит, вестник добрался-таки до Сидни и тот обратился к властям… Одно только плохо: судя по словам дознавателя, они опоздали, и Джером с Софией ускользнули от них.

— Я доктор Джордано Бруно из Нолы, — сказал я, пытаясь выпрямиться и держаться с достоинством. — Я гость Оксфордского университета, путешествую в свите пфальцграфа.

— Лжешь, — коротко возразил он. — Ты — один из попов леди Толлинг. Говори, где другой? Нам удалось развязать язык одному из слуг, и тот сказал, что был еще и другой, высокий, светловолосый. Где он прячется?

— Бежал, — заговорил я. — Он поехал к морю вместе с молодой девушкой, Софией Андерхилл. Их ждет корабль, чтобы отвезти их во Францию, и там девушку убьют. Скорее, перехватите их!

Дознаватель злобно рассмеялся.

— А тебе и язык развязывать не приходится, иезуитик, — заметил он. — С тобой мои люди запросто справятся. Вот вам папистская верность, — добавил он, оглядывая своих подчиненных, и те подобострастно захохотали.

— Я не иезуит, — запротестовал я. — Где Сидни? Он скажет вам, кто я такой. Позовите Сидни.

— Кто такой Сидни? — осведомился дознаватель.

— Сэр Филип Сидни, племянник графа Лестера. — Я почувствовал, как убывает моя уверенность. — Разве не он направил вас сюда, по моей просьбе? Он не с вами?

— Сэр Филип Сидни? — Дознаватель развлекался от души. — Хо-хо! А ее величество королева не прибудет сюда самолично, чтобы заступиться за тебя? Нет, дружок ты мой римский, меня вызвал не сэр Филип Сидни и не другой какой аристократ, но мастер Уолтер Слайхерст из колледжа Линкольна, у которого имелись основания полагать, что известный папист и к тому же убийца бежал из Оксфорда в Грейт-Хэзли, чтобы найти там убежище.

— Господи, Слайхерст! — застонал я, прикрывая, как мог, связанными руками лицо. — Он все перепутал, поверьте мне. Я не убийца и не папист. Я живу в Лондоне, в доме французского посла. Господи Боже мой! Я пытался спасти Софию, а тот, настоящий, иезуит схватил меня и запер здесь.

— Он и правда связан, сэр, — напомнил своему начальнику молодой солдат, который вытащил меня из убежища. Солдатик, похоже, забеспокоился.

— Что такое? — раздраженно обернулся к нему Ньювел.

— Он был связан по рукам и по ногам, и во рту у него был кляп, — неуверенным тоном пояснил юноша. — С чего бы он проделал такое сам над собой?

— На какие только уловки они не пускаются, — возразил Ньювел. Затем вновь обернулся ко мне: — Когда соберутся ассизы, попробуй там отстоять свое дело. Посидишь в замковой тюрьме, мозги и прочистятся. А пока что выкладывай все, что тебе известно о Софии Андерхилл. Ее отец вчера подал жалобу, что его дочь похищена. Это сделали паписты?

— Они едут в Дорсет, — выдохнул я. — Сперва в Абингдон за лошадьми, потом в Дорсет. Вы теряете время, скорее пошлите своих людей в погоню.

— Не учи меня командовать моими людьми! — рявкнул дознаватель и подал солдату знак. — Арестуйте этого человека за убийство двух членов колледжа Линкольна и одного студента, а также по подозрению в убийстве молодого человека, сброшенного с башни этой усадьбы.

Я открыл рот, чтобы в очередной раз протестовать против такой несправедливости, но дознаватель прервал мой протест очередным обвинением:

— И по подозрению в проникновении в страну с намерением обратить подданных королевы в Римскую церковь, а также по подозрению в соглядатайстве!

— Нет! — закричал я. — Умоляю, пошлите за сэром Филипом Сидни в колледж Церкви Христовой, он скажет вам, что я ни в чем не виноват!

Солдат тем временем развязал мои ноги, подхватил меня под локоть и помог встать.

— И еще кража лошади, — злорадно добавил Ньювел. — Мы нашли породистого коня в упряжи королевских цветов, привязанного в лесу у дороги.

— Лошадь моя! Мне дали ее в королевской конюшне Виндзора!

— В самом деле? — Усы зашевелились, будто кот проглотил мышку. — Как это ее величество тебе свою лучшую карету не отдала? Довольно глупостей!

Главный дознаватель повернулся ко мне спиной и направился к лестнице в западной башне. У самой двери он остановился и обернулся ко мне.

— Коли сэр Филип Сидни — твой друг, пусть приедет и заплатит залог, чтоб тебя выпустили из замковой тюрьмы, — равнодушно произнес он и отдал приказ солдату: — Веди его вниз, во двор, он поедет с нами в Оксфорд. Нескольких человек оставь здесь, пускай разберутся со слугами.

Солдат кивнул и подтолкнул меня к винтовой лестнице. Нащупывая узкие ступени, я пытался осмыслить свое положение. Пока все выглядело скверно, однако сумею же я как-нибудь передать весть Сидни или ректору Андерхиллу, чтобы они поручились за меня. Потом мне припомнилась та связка писем и предупреждение, прозвучавшее из уст Бернарда за первым моим ужином в Оксфорде: ни один человек здесь не ест то, чем он кажется. Я доверился Коббету, а что, если и он из тайных католиков? Что, если он уничтожит переписку Эдмунда Аллена и Джерома Джилберта? Тогда против иезуита не останется никаких улик, только мое слово. Моего происхождения и былой принадлежности к ордену будет достаточно, чтобы навлечь на меня подозрения, о чем мне уже столько раз напоминали в Оксфорде. Андерхилл охотнее свалит вину на меня, чем признает, что под самым его носом более года работал миссионер! Единственной моей надеждой оставался Сидни, однако, если он не получил мое письмо, он и понятия не имеет, где меня искать, а я тем временем сгнию в тюрьме. Одно только радует, подумал я, когда меня тащили через сторожевую башню в залитый солнцем двор: если бы первым до меня добрался Дженкс, а не дознаватель, я бы уже лежал в канаве с перерезанным горлом. А пока жив, есть и надежда.