Читать интересную книгу Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г. - Любовь Воробьёва

— Изъятие из банков и государственных сберегательных касс всех сбережений и обмен бумажных денег на золото.

— Прекращение всех платежей и сборов, следуемых казне и дворянским учреждениям, раскладка волостных общественных сборов по новой системе, устанавливаемой новым самоуправлением.

— Передача руководства школами учреждениям нового самоуправления, с обязательным преподаванием всех предметов на родном языке.

— При наступлении общеимперской забастовки поддержка таковой всеми средствами{288}.

Эти методы не были каким-то особым эстонским изобретением, они обобщали практические шаги революции в России и на её национальных окраинах.

Делегаты, представлявшие слои эстонской национальной буржуазии, на своём заседании в зале «Бюргермюссе», примут решение в духе Манифеста 17 октября.

Произошедший на Юрьевском съезде раскол внутри всеэстонского народного представительства закрепит начавшийся переход революционной смуты в новую стадию: противостояние с немецкой местной властью и центральным правительством дополняется внутригражданским противостоянием. Обе стороны этого противостояния (эстонская буржузия в союзе с немецкими землевладельцами и предпринимателями против эстонских «низов») продолжат лихорадочно готовиться к вооружённому противоборству.

«Господам помещикам пришлось до того туго, — писал Ленин в конце октября 1905 г., — что они решительно взялись за организацию вооружённой охраны своих имений, не полагаясь на правительство, которое не может ничего поделать ни с крестьянами, ни с рабочими, ни со студентами. Остзейские бароны организуют гражданскую войну всерьёз: они прямо нанимают целые отряды, вооружают их хорошими магазинками и размещают по своим обширным имениям»{289}.

У «низов» же ощущался острый дефицит оружия. Призывая рабочих и крестьян готовиться к вооружённому восстанию, юрьевские революционеры давали такие рекомендации: «Оружие в руки! Вставайте на борьбу! Врывайтесь в склады оружия и оружейные магазины, добывайте себе силой оружие, коли вам его добром не дают… Да здравствует вооружённое восстание!»{290}

В конце ноября в Ревеле был организован сбор средств для покупки оружия. Рабочие собирали деньги, ходя из дома в дом, и постепенно вооружались. Сознавая малочисленность Ревельского гарнизона, они готовились вступить в открытую борьбу в единении с крестьянским бунтом.

7 декабря в Москве началась всеобщая политическая стачка, которая 10 декабря переросла в вооружённое восстание. По призыву РК РСДРП и Совета рабочих депутатов к стачке в Москве присоединился Ревель и другие промышленные и железнодорожные центры Эстляндии, в общей сложности 20 тыс. человек. Замерло железнодорожное движение.

Кульминацией этого нового фазиса смуты должен был стать Ревельский съезд депутатов всех волостей, назначенный на 11 декабря 1905 г. На нём один из лидеров революционных националистов Темант собирался вынести резолюцию об отложении Эстляндии от России и провозглашении Эстонской республики. Резолюция содержала призыв добиваться этого с оружием в руках.

10 декабря в Ревеле и Харьюском уезде было введено военное положение. В ночь на 11 декабря полиция провела в Ревеле массовые аресты. Были арестованы делегаты съезда и большинство членов РК РСДРП. Такие действия застали мятежников врасплох. По мнению эстлянского губернатора Бюнтинга, смута пошла бы на убыль, если бы бежавшие из Ревеля революционные националисты Темант, Пяте и другие, а также не арестованные члены РК РСДРП во главе с X. Пегельманом не успели направить рабочих из Ревеля в уезды и с их помощью поднять население{291}.

Свыше 600 рабочих разошлись из города по разным направлениям. Их путь был отмечен новым подъёмом мятежных выступлений крестьян, которые охватывали уезд за уездом. На этот раз к рабочим присоединилось значительно большее число крестьян. Многие шли, убеждённые в полной победе революции. Под руководством рабочих крестьяне конфисковывали оружие, взрывали железнодорожные мосты, обрывали телефонные провода, громили полицейские и другие учреждения местной власти, предавали огню и разрушению помещичьи гнёзда. Бароны и пасторы в панике бежали в города и даже за границу.

В эстонских уездах Лифляндии было уничтожено 47 замков и имений, в Эстляндии — 144.{292} Впечатление от таких массовых разгромов и поджогов было ошеломляющим. Древние здания замков, хозяйственные усовершенствования, дорогая мебель, библиотеки и картинные галереи, коллекции оружия и изящных искусств — всё это грабилось и предавалось огню.

Прибытие войск остановило мятежные выступления. Усмирение волнений проходило с особой суровостью. Лиц, оказывавших сопротивление, пытавшихся бежать, хранивших прокламации и оружие, убивали на месте. Их запрещалось хоронить на кладбищах. В качестве меры устрашения сжигались усадьбы крестьян, если они участвовали в незаконных органах самоуправления, отказывались выдавать зачинщиков, прятали оружие или же вызывали у помещиков подозрение в неблагонадёжности.

Участников беспорядков судили по законам военного времени. Всего по Прибалтийскому краю с декабря 1905 г. по 1 мая 1908 г. временными военно-окружными судами был осужден 1491 человек. Из них казнено 595 человек (всего же в крае по судебным приговорам было казнено 690 человек), в том числе: по Лифляндской губернии — 315, по Курляндской — 112 и по Эстляндской — 168 человек. Для остальных смертная казнь была заменена каторгой, ссылкой в Сибирь на поселение, тюремным заключением. Примечательно, что военные суды выносили и оправдательные приговоры. Так, в целом по Прибалтийскому краю 183 человека оправдано{293}.

В отношении участников беспорядков, которых нельзя было привлечь к суду за недостатком улик[76], применялась административная высылка или же вводился запрет на пребывание в крае.

Так, высылке (в Архангельскую, Вятскую, Пермскую, Астраханскую губернии) было подвергнуто по Лифляндской губернии 160 человек, по Эстляндской 101 человек. Воспрещено пребывание в крае на срок действия военного положения в Лифляндской губернии — 457, в Эстляндской губернии — 80 лицам. В ходе очистки городов от неблагонадёжных элементов воспрещение пребывания затронуло главным образом рабочих{294}.

Больше всех пострадали крестьяне, поскольку карательные меры верховной власти были дополнены репрессиями со стороны помещиков, которые спешили свести с крестьянами личные счёты.

Зачинщики революционной смуты ушли в подполье, эмигрировали или перебрались в Финляндию. Обосновавшиеся в Финляндии многие участники Декабрьского восстания 1905 года и других революционных выступлений в Российской империи занялись антиправительственной агитацией в войсках и на флоте. Эсеры и большевики планировали подготовить и начать восстание одновременно в Свеаборге, Кронштадте, Ревеле и на Балтийском флоте, корабли которого затем должны были направиться в Петербург, чтобы поднять восстание в столице. Этот план в полном объёме реализовать не удалось. В июле 1906 г. восстал только гарнизон крепости Свеаборг. Этот мятеж, поддержанный финскими рабочими отрядами общей численностью 20 тыс. человек (или финской Красной гвардией), был подавлен правительственными войсками. Ни Кронштадт, ни Ревель, ни Балтфлот к свеаборжцам не присоединились. Однако вплоть до 1917 г. Финляндия продолжала оставаться «красным тылом» российской революции{295} или «очагом измены» с точки зрения русских государственников[77].

Революция, как того и хотели японские, английские и американские стратеги, заставила Николая II преждевременно выйти из войны с Японией, хотя ни правительство, ни рядовые солдаты не считали Россию побеждённой и были уверены, что японцы, в случае продолжения военных действий, долго бы не продержались (особенно зимой) и под напором русского оружия не смогли бы закрепить первоначальный успех. Но такое развитие событий не входило в планы англосаксонских геостратегов, которые не хотели усиления ни одной из воюющих сторон. Поэтому российские революционеры получили поддержку извне, а Японии было отказано в экономической помощи для продолжения войны.

Кто-то из великих сказал, что революции пробуждают в людях не только звериную сущность, но и глупость. Недовольство народа поражениями в русско-японской войне позволило деструктивным силам (от революционных либералов до большевиков) в условиях военного времени поднять «низы» против правительства и с их помощью сделать то, чего «низы» не хотели: оформить поражения в отдельных сражениях как поражение всей военной кампании. Хотя Портсмутский мир с Японией не стал унизительным для России, однако последствия не проигранной, но незаконченной войны обернулись для России утратой геостратегической инициативы на Востоке, и это можно считать поражением. Ведь Николаю II пришлось отказаться от того, что он считал главной задачей своего царствования: в наступательном порыве через Манчжурию обеспечить для России свободный выход от «тёплой реки» Амура к «тёплому» Жёлтому морю, а из него к «тёплым морям» и к югу Азии как естественному дополнению севера. Кроме того, согласно оценкам министерства иностранных дел, безопасность России к 1906 г. оказалась под угрозой на всём протяжении её восточных границ{296}. Пострадал и международный авторитет империи. С поражением в войне наступил «звёздный час» для внешних и внутренних организаторов информационно-пропагандистской кампании против самодержавной России и её самодержца. Отзвуки этой кампании найдут отражение в учебниках истории советского периода, в которых говорилось о прогнившем царском режиме, о слабой боеспособности русской армии, бездарности командования, огромных, неоправданных жертвах и, конечно, о неизбежности победы социалистической революции в России как наиболее слабом звене империализма.