— Спасибо. Они действительно предложили мне место, но… Ну, жизнь помешала, — сказала Лидия. На мгновение она погрустнела, но затем выражение ее лица изменилось. — В любом случае мне лучше уйти. Нужно забрать Джемайму с вечеринки через двадцать минут. Нельзя заставлять пирата ждать.
— Рад был тебя видеть, — сказал Дэн. Должен ли он наклониться и обнять ее? Нет, она уже двигалась к занавесу и уходила. — Эмм-м, мне проводить тебя до машины? — спросил он.
— Я на автобусе, — сказала она. — Все в порядке. Пока. Надеюсь, Розмари, вам скоро станет лучше.
— Спасибо, — сказала Розмари. Как только Лидия закрыла занавеску и ушла, Розмари наклонилась вперед, глаза ее заблестели, и она сказала Дэну: — Ну только подумайте. Как мило с ее стороны. И, кстати, вы ей определенно нравитесь, Дэниел. Определенно!
— Розмари! — прошипел Дэн, взглянув на занавеску, которая была не совсем звуконепроницаемой. Действительно, был ли когда-нибудь в истории мира менее сдержанный человек? — Так, давайте посмотрим, что у нас здесь, — сказал он, чтобы отвлечь ее, и распаковал пакет, который принесла Лидия. Он обнаружил в пакете из фольги четыре оладушка, и запах вернул его в тепло ее кухни. Казалось, это было так давно. — С сыром или с ветчиной? — спросил он Розмари, протягивая бутерброды.
— Спасибо, — сказала она, беря один, завернутый в пищевую пленку.
— А теперь расскажите мне о своей потрясающей карьере, — сказал Дэн, садясь на пластиковый стул рядом с кроватью. — Вы у нас темная лошадка. Лондонский колледж моды, да? Вы держали это в секрете.
В ее глазах зажегся далекий блеск. Возможно, она вспоминала о былой славе.
— Ну что ж, — сказала она, улыбаясь. — Раз уж вы спросили…
— Погодите, — сказал он, ерзая на стуле, чтобы устроиться поудобнее. — Вот. Я готов. Расскажите мне все.
Розмари развернула бутерброд.
— О, Дэниел, — нежно сказала она. — Я так рада, что вы здесь.
Он улыбнулся ей в ответ:
— Я тоже.
Глава двадцать седьмая
В Пасхальное воскресенье Ребекка оставила на телефоне Дэна голосовое сообщение: «Мне тоже жаль. Сочувствую тебе из-за того, через что ты проходишь, и прости за то, что я сказала о Патрике. Однажды, после того как мы расстались, он прямо на улице обозвал меня кучей дерьма, ты знал об этом? Я говорю тебе это не для того, чтобы поразвлечься, а для того, чтобы напомнить тебе, что он действительно любил тебя. Помнишь ту речь, которую он произнес на нашей свадьбе? У меня до сих пор мурашки бегут по коже, когда я вспоминаю об этом. В любом случае надеюсь, что с тобой все в порядке и что Зои держится. Береги себя».
Ее слова оказались так неожиданно приятны, что у Дэна на глазах выступили слезы, и в итоге он трижды прослушал сообщение по дороге в больницу. Патрик никогда не упоминал об инциденте на улице — Дэн чувствовал себя совершенно разбитым, просто представляя себе эту сцену (что он ей сказал?) — но, услышав об этом, он почувствовал себя лучше. Утешился. И то, что Ребекка потрудилась оставить ему это сообщение, вообще значило для него много. Она видела дальше его ужасных слов и была добра. Он чувствовал себя… не совсем оправившимся, но как будто что-то сломанное наконец начало заживать.
Доставив домой прооперированную Розмари, он поймал себя на том, что осматривает ее квартиру с новым интересом, больше узнав об истории ее жизни. Рассказ о том, как она была нищей портнихой, которая начала создавать собственные модели одежды в шестидесятых годах и продавать их на рынке Портобелло, прежде чем ее взяла под крыло влиятельная женщина, которая уже работала в индустрии моды. Затем она запустила собственную линию одежды в бутике на Карнаби-стрит, занялась дизайном костюмов для театра, а потом для киноиндустрии, а также была приглашена читать лекции на престижных курсах дизайна в Лондоне и Нью-Йорке.
Она всегда одевалась безукоризненно — он это часто замечал, — но теперь Дэн заметил швейную машинку на угловом столике в гостиной, книги по дизайну на полках, стильный декор помещения, и это соответствовало истории, которую она ему рассказала. Грустно, однако, что у этой истории не оказалось более счастливого конца.
«Так как же так вышло, что вы сняли квартиру у моего брата? — спросил он накануне, когда любопытство взяло верх над тактичностью. — Я имею в виду… Извините, я не хотел…»
Она отмахнулась от его смущения.
«Это называется грехопадением», — со вздохом ответила она, прежде чем перейти к подробностям того, как столкнулась с парой крупных имен в отрасли: «Как только выходишь из игры, ты уходишь, дорогуша, вот в чем проблема», затем приняла несколько неудачных инвестиционных решений и, по сути, потратила все деньги, не имея сбережений. «Родись ни с чем, умри ни с чем, это про меня, — сказала она со смехом. — Я никогда не покупала домов и не открывала пансионов, я просто наслаждалась жизнью и чудесно проводила время. И знаете, я ни минуты об этом не жалею».
На Дэна это подействовало отрезвляюще. Ему пришлось полностью пересмотреть свое восприятие Розмари, чтобы осознать всю эту красочную предысторию, понять, что ее жизнь когда-то была яркой и захватывающей. В свои лучшие годы она была по-настоящему сильной, ослепительной молодой женщиной, переполненной творчеством, — только для того, чтобы потом превратиться в ярлык «Заноза в заднице» на телефоне домовладельца. Дэн покровительствовал ей, она его раздражала, но на самом деле она добилась в своей жизни гораздо большего, чем удалось ему — или Патрику.
Пообещав заглянуть к ней снова в ближайшее время, он направился в дом родителей, где мама устраивала пасхальный обед. «Это займет около двадцати минут», — сказала разрумянившаяся Лиз, одетая в фартук, целуя его. Из кухни доносился умиротворяющий запах жареной баранины и мятного соуса, и когда она повела его, чтобы принести ему выпить, Дэн увидел, что на обеденном столе разостлана специальная красная скатерть, которую доставали два раза в год (только на Рождество и Пасху), и стоит ваза с желтыми тюльпанами.
— Хорошо выглядишь, — сказал Дэн, разглядывая мамино платье в цветочек и уложенные волосы.
— Ну да, — сказала она, смущенно пожимая плечами, — сегодня мне захотелось сделать над собой усилие. Для церкви. И…