Читать интересную книгу Август - Жан-Пьер Неродо

Нам ровным счетом ничего не известно о других участниках заговора — Луции Авдасии, «уличенном в подделке подписей, человеке преклонных лет», и Азинии Эпикаде — «полуварваре из племени парфинов» — кроме того, что они планировали организовать побег Юлии Старшей и Агриппы Постума, чтобы показать их войскам (Светоний, XIX). Имя последнего, возможно, указывает, что он был сыном одного из вольноотпущенников Азиния Поллиона, но сам Поллион к этому времени уже несколько лет как умер, а свидетельств того, что его семья дала себя вовлечь в столь дерзкое предприятие, у нас нет. Во всяком случае, оба эти человека действовали, конечно, не по собственной инициативе, взяв на себя роль козла отпущения и прикрыв участников заговора с куда более громкими именами, в числе которых почти наверняка не последнее место занимало имя Скрибонии.

Партия Юлиев, защищавшая потомков Августа, действовала в тени. Претендентов на престол у нее хватало. Самые солидные позиции занимал Агриппа Постум, но, даже если б его не стало, оставался муж Юлии Эмилий Павл. Необходимую легитимность его положению придавала жена — подобно тому, как прежде ее мать сослужила такую же службу Агриппе. Возможным наследником мог считаться и муж Агриппины Германик — по тем же самым мотивам. Не исключено, что уже существовала партия, готовая поддержать его кандидатуру.

В тот же год, когда разразилась гроза над Юлией Младшей, появилось постановление об изгнании поэта Овидия. Официальным предлогом послужил безнравственный характер «Искусства любви» — произведения, опубликованного за десять лет до этого. Август наверняка читал эту книгу и раньше, и если теперь он решился наказать ее автора, то с единственной целью — продемонстрировать свою последовательность в удалении из Рима всех «распутников», смеющих издеваться над его моральными законами.

Поэт несколько раз намекал на причины, повлекшие его изгнание на край света, в город Томы[218], расположенный на самой окраине римской цивилизации. Сочинение Овидия изъяли из всех библиотек. Действия Августа, обрушившего свой гнев на произведение литературы, многими расценивались как недалеко ушедшие от тирании, тем более что все понимали: пресловутая безнравственность «Искусства любви» — лишь предлог, а Август снова прячет свои истинные побуждения под маской столпа морали. Мы так и не знаем, чем же на самом деле провинился Овидий. Как следует из его туманных намеков, он видел нечто такое, чего ему видеть не полагалось, и можно предположить, что это «нечто» имело прямое отношение к политике. Овидий поддерживал дружеские отношения с некоторыми людьми, достаточно близко стоящими к принцепсу, в частности, с Павлом Фабием Максимом, входившим в окружение Августа. Не исключено, что он ненароком оказался втянут в какую-то интригу, связанную с наследованием власти. Судя по всему, его личными симпатиями пользовалась кандидатура Германика, одновременно внука Ливии и мужа внучки Августа, в силу этого способного примирить партию Юлиев с партией Клавдиев.

В первой мы встречаем сразу несколько громких имен — Павла Фабия Максима, Луция Домиция Агенобарба и Луция Эмилия Павла. Всех их связывали с принцепсом родственные связи. К партии Клавдиев принадлежали такие известные личности, как Мессала — сын бывшего республиканца, Гней Корнелий Лентул и Гай Саллюстий Крисп. Последний, внучатый племянник и приемный сын историка Саллюстия, кроме огромного состояния владел и пышными садами, доставшимися ему в наследство от приемного отца. Из прочих деятелей, входивших в совет принцепса, он выделялся особенной активностью и сыграл загадочную, но неоспоримо существенную роль в гибели Агриппы Постума.

Группировку Клавдиев возглавляла Ливия, исполненная решимости добиться власти для Тиберия. Коротко комментируя смерть Юлии, Тацит не удержался, чтобы не пустить отравленную стрелу по адресу Ливии, самая память о которой внушала ему отвращение. Именно Тациту принадлежит самая ясная и самая суровая оценка неблаговидной роли, сыгранной Ливией. Он, например, излагает свою версию усыновления Тиберия Августом («Анналы», I, 3):

«Отбросив тайные интриги, его мать открыто двинулась к своей цели. В старости она настолько подчинила себе Августа, что он без всякой жалости вышвырнул на остров Планасия своего единственного внука Агриппу Постума — юношу и в самом деле невежественного, грубого и до глупости гордого своей физической силой, но тем не менее не совершившего никакого страшного преступления».

В другом месте Тацит от имени современников Августа размышляет о том, что ждет государство после того, как его не станет («Анналы», I, 4):

«Настоящее не внушало тревоги, пока преклонные годы Августа еще позволяли ему поддерживать свой авторитет, порядок в доме и мир. Но когда к бремени его лет добавился груз болезней, а неотвратимость его близкой кончины пробудила в людях новые надежды, кое-кто, почувствовав свободу, пустился в праздные разговоры. Большинство опасались войны, другие о ней мечтали. Самую значительную группу составили те, кто распространял всевозможные слухи о грозящих Риму правителях: «Агриппа — человек свирепого нрава, да еще обозленный своей ссылкой, он слишком молод и неопытен, чтобы взять на себя бремя власти. Тиберий более умудрен жизнью и доказал свою доблесть на войне, но его переполняет наследственная спесь Клавдиев, и хотя он старается прятать свою жестокость, слишком часто она прорывается наружу… Да еще остается его мать, со всеми капризами, свойственными полу, который не умеет владеть собой. Вот и будем мы пресмыкаться перед бабой и двумя юнцами (имеются в виду сын Тиберия Друз и Германик), которые оседлают республику, чтобы затем ее разодрать на куски».

Последний фрагмент представляет собой нечто вроде надгробного слова, произнесенного над Ливией, которая умерла в 29 году («Анналы», V, 1):

«Юлия Августа скончалась в преклонных годах… Чистотой нравов она напоминала женщин древности, но приветливостью, которая прежде в женщинах не поощрялась, далеко превосходила их. Властная мать, снисходительная супруга, она обладала характером, как нельзя лучше подходившим и политике ее мужа, и скрытности ее сына».

Разумеется, Ливия очень подходила Августу и при этом умела даже лучше, чем он, заставить себя бояться. Так, со своим внуком, будущим императором Клавдием, который с детства казался не совсем нормальным, она вела себя подчеркнуто пренебрежительно, почти не разговаривала с ним, а замечания ему делала «или в записках, коротких и резких, или через рабов»[219]. Калигула, родившийся в 12 году, за два года до смерти Августа, часть детства провел в доме Ливии и имел обыкновение называть ее «Улисс в юбке»[220]. Очевидно, его дерзкой проницательности верить можно. Эта «женщина, гораздая на тысячу уловок», олицетворяла собой образ старомодной матроны, но в то же время сосредоточила в своих руках неслыханную власть, которой пользовалась с видом самым любезным, что в царях считается достоинством, а в женщинах — недостатком.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});