Август с видимым облегчением воспринимает этот совет, и, если ему удается при этом подавить в себе чувство гнева, то вовсе не потому, что он, как это показано у Корнеля в «Цинне», пережил внутренний перелом. Невозможно отрицать, что Август на протяжении некоторого времени уже «практиковал» милосердие, в частности, это видно по тому, как он поступил с дочерью и ее сообщниками. Но верно и то, что Цинна оскорбил его до глубины души, ведь Август оказывал ему покровительство, а он его предал. Мы предполагаем, что дело Цинны получило широкую огласку в той или иной литературной форме именно по инициативе Августа, который с помощью этой «театральной» истории хотел, во-первых, подчеркнуть, как он милосерден, а во-вторых, напомнить подданным о согласии, царящем внутри императорской четы.
Возможно, последним желанием объясняются и некоторые неясности, окружающие эту историю. Так, в рассказе Сенеки отсутствуют точные указания на место и время организации заговора. Мы знаем, что с 16 по 13 год Август уезжал в Галлию, но Ливия его не сопровождала. В дальнейшем он мог несколько раз находиться в местах, расположенных достаточно близко к районам, где велись боевые действия — в Римини, Милане или Аквилее, то есть в Цизальпинской Галлии. Но, если верить Диону Кассию, на протяжении 4 года Август не покидал Рима, поскольку чувствовал себя нездоровым[210]. С другой стороны, Корнелия Цинну, которому Август, несмотря на его предательство, помог сделать карьеру, звали Гнеем, а не Луцием. Из всего этого следует, что в дошедшем до нас виде вся история является результатом существенной литературной переработки, а потому должна восприниматься с изрядной долей сомнения.
Но даже если допустить, что описанная сцена действительно имела место в Риме в 4 году, остается непонятным, где именно она могла состояться, поскольку как раз в этом году дом Августа сгорел в огне пожара. Сразу после пожара горожане бросились к Августу, предлагая свою финансовую помощь, и каждый нес, сколько мог. Но из каждой кучи предложенных денег он взял всего по одному денарию[211].
Эти добровольные пожертвования стали для Августа единственным утешением. Всего за один год он потерял и внука, и дом, и, возможно, веру в то, что ему удалось сплотить вокруг себя виднейших граждан Рима. Что у него осталось? Только идеальный образ супруги, которая в меру сил помогала ему бороться с ночными кошмарами.
Часть пятая
ФИНАЛ ПЬЕСЫ (5-14)
Роль Ливии и семейные драмы
Если «спектакль» под названием «Милосердие Августа» разыгрывался с целью доказать миру, как дружен принцепс со своей супругой, то тому была своя причина — наиболее вероятным наследником власти стал теперь сын Ливии.
Как написал Плиний Старший, «Август умер, оставив наследство сыну человека, с которым он воевал». И действительно, вторым принцепсом стал Тиберий — сын Тиберия Клавдия, первого мужа Ливии, хотя между ним и властью стояло немало преград — и Марцелл, и оба юных Цезаря, и Агриппа Постум. Вот почему, повествуя об Августе, мы не имеем права обойти вниманием личность Ливии.
До сих пор мы мало говорили о Ливии, потому что в сохранившихся текстах ее имя упоминается редко. Она вела дом Августа в согласии с традицией, на уважении которой он настаивал: пряла шерсть, никогда не давала ни малейшего повода к пересудам, одним словом, составляла со своим мужем единое целое — подобно супруге фламина[212] Юпитера. Август довольно рано снял с нее всякую юридическую опеку, и она по собственному усмотрению распоряжалась огромными богатствами, принадлежавшими лично ей — владениями в Малой Азии, Галлии, Палестине и в самой Италии. Имела она право и на личную вооруженную охрану.
Не подлежит сомнению, что она пользовалась значительным влиянием и реальными правами, которыми ее наделил муж и которых постепенно лишил сын. Правда, в сенате или перед войсками она не выступала, но зато принимала у себя сенаторов, то есть допускала весьма серьезное нарушение правил поведения женщины, завещанных предками. Именно в этом упрекнул ее Тиберий, когда во время пожара она, «как бывало при муже»[213], лично явилась на место происшествия и призывала солдат и горожан действовать проворнее.
Но все окружавшие ее почести и священный статус супруги принцепса не могли оградить ее от злобных сплетен, скорее даже подстегивали их. Утверждали, что она потворствует похотливым привычкам своего мужа и даже лично выбирает для него девственниц, которых ему нравилось лишать невинности. Но гораздо серьезнее звучали обвинения, что она поставила своей целью сгубить род Юлиев. После смерти Марцелла поползли слухи, что Ливия приложила к этому руку. То же самое говорили и тогда, когда умер Луций, а за ним и Гай[214]. Многие думали, что именно она убедила Августа выдать Юлию замуж за Тиберия, а потом путем ловкой интриги убрала ее с дороги. Не удивительно, что теперь наибольший интерес вызывал к себе молодой Агриппа — последний из оставшихся в живых внук Августа.
Юношу воспитали, как и полагается внуку принцепса. Во 2 году до н. э. он принял участие в Троянских играх, входивших составной частью в программу игр, устроенных в честь его братьев. В 5 году н. э., сразу после того как Август усыновил его, он надел мужскую тогу, но… не удостоился ни одной из почестей, которыми в таком же возрасте осыпали его братьев. Наконец, в 7 году Август отправил в Далмацию не Агриппу, а Германика. Очевидно, что-то мешало Агриппе повторить путь, пройденный братьями. К нему явно относились иначе, чем к ним, и отличие это касалось не «царского» образа жизни, как о том свидетельствуют обнаруженные в наше время две из принадлежащих ему вилл[215], а поразительно медленного темпа политической карьеры. В том же 7 году Агриппа, возмущенный тем, что ему предпочли Германика, дал выход своему гневу и дошел до того, что открыто назвал Ливию мачехой, а Августа обвинил в присвоении наследства, завещанного ему отцом. В ответ Август выслал его на виллу в Соррент[216] и, поскольку дело выходило за рамки семейной ссоры, поставил в известность об этом сенат. Тогда же он объявил, что лишает своего внука, в необузданности нрава которого убедился, всех прав. Принудительный отъезд из Рима нисколько не смягчил Агриппу. Если верить официальной версии, он вел себя все более и более вызывающе, и в конце концов Август сослал его на остров Планасия, расположенный между Корсикой и италийским побережьем, позаботившись принять сенатус-консультум, приговаривающий его к пожизненному заключению (Светоний, LXV).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});