шоу для посторонних глаз. Одно мое неверное слово — Полина и мой наследник будут для меня потеряны.
А я смотрю на дисплей своего телефона. Время. Я его дал. Жму на кнопку “отправить”, и галочка зеленеет.
В ответ только один знак — точка.
Все по плану.
Опять смотрю на тестя. Заур знает, что делает. Во взгляде у него триумф. А я выигрываю еще немного времени и проясняю для себя и для всех собравшихся:
— Чего именно ты хочешь, Асад?
Беру развитие ситуации в свои руки. Пусть выговаривается.
— Я требую компенсации! Требую, чтобы ты смыл позор с наших семей! Ты вернешь все, что я дал тебе Аслан и получишь обратно то, что считаешь своим, мне чужого не нужно! Подпишешь все документы!
Мастерски дает понять.
Я получу Полину в целости и сохранности, если подпишу отказную.
— Ты высказался. Тебя услышали, Асад. Но раз ты требуешь, чтобы совет был по всем традициям, так дай высказаться и мне.
Молчание в зале кажется гробовым. Чувствую на себе десятки взглядов. Тесть багровеет.
— Тебе нечего сказать, Аслан!
Выдерживаю паузу и улыбаюсь, как только телефон пиликает еще одним входящим.
— Ты действительно так думаешь, Заур?!
Мужчина поджимает губы, прищуривается. А затем бледнеет. Встречаю его взгляд.
— Ты пытался взять меня на понт, на слабо, надавить на слабое место, дорогой тесть. Ну что же. Ты сам настоял на совете и свидетелях…
— Аслан, — выдает, едва разлепляя губы, — ты понимаешь, что сейчас теряешь?!
Молчу, поправляю лацканы пиджака.
— Я все прекрасно понимаю, Заур, а вот ты просчитался. У Аслана Шахова нет слабостей, а желающий их нащупать теряет все.
— Ты сам на это подписался, Шах.
Поднимает телефон, чтобы сделать звонок, хочет дать отмашку своим, чтобы навредить моей женщине, но телефон не реагирует.
Показывает полное отсутствие сети.
— Ты… — выдает едва сдерживаясь, подрывается, хочет бежать к дверям, но совет тем и хорош, что традиции нашего народа чтут все присутствующие.
Охранники встают у дверей так, что Зауру не выбраться.
Под взглядом глав самых влиятельных семей Асад оборачивается ко мне.
— Мы с тобой не договорили, бывший тесть раз ты вызвал совет, значит будем говорить. Начнем с того, что с женщиной из твоей семьи брак у меня был договорной. Я взял в жены твою дочь, не допустил позора наших семей, потому что твоя дочь была невестой моего двоюродного брата. Абдул погиб, а я взял на себя обязательства. Выполнил все. Решил вопрос наших семей и умолчал о том, что в жены мне досталась не невинная девушка… Я прикрыл позор твоей семьи, Заур.
— Как ты смеешь?! — кричит и подрывается с места, — не смей клеветать!
— Постой, Асад, — подает голос один из старейшин, Ибн Мурат, убеленный сединами старец. Хваткий и все еще держащий правления своими территориями в стальных руках.
Смотрю в морщинистое бородатое лицо и схлёстываюсь с темным взглядом.
— Мы услышали тебя, Заур, дай высказаться и Аслану.
Выговаривать слова становится сложно, осознавать, что я убил годы своей жизни, пригрев на груди змею…
— Почему ты сейчас решил высказаться, Аслан, если твоей семье было нанесено оскорбление, ты имел право отправить невесту на утро в ее отчий дом и не возвращать подношение ее отца в качестве компенсации и наказания, а ты Заур, — хлесткий взгляд в сторону тестя, — имел право смыть позор своего дома кровью блудницы…
Пауза длится. Асад мотает головой и выговаривает четко, уверенно:
— Это ложь! — кричит так, что стекла в окнах звенят.
Ухмыляюсь. Собственная глупость. Благородство. В одну ночь все перевернулось вверх дном. В ту ночь, я встретил Полину и вместо того, чтобы крушить и убивать, я спускал пар с ней. Сначала думая, что получил в руки элитную девку, а потом жизнь сыграла со мной в злую шутку. Потеряв фальшивку, я обрел настоящую ценность.
— Не ложь, Заур. Я не привык подтасовывать факты. Все это время я считал, что моя жена стала женщиной в объятиях Абдула Шахова, я принял это, я простил. Несчастный случай унес его жизнь, а я выполнил договоренности и клятвы, который давал он.
— Ты поступил по чести, Аслан, молчал все это время. Что изменилось?
— В последнюю свою поездку в Москву. Мне в руки попалась одна запись. Совершенно случайно. Всплыло. Не суть. Интересно то, что я увидел на ней свою жену. С другим мужчиной. На записи были время и дата. Она была сделана до гибели Абдулы.
Молчание в помещение виснет гробовое. Тяжелое. Каждый понимает к чему я веду.
— Запись подлинная. А разговор после произошедшего на ней весьма интересен.
Поворачиваю свой телефон так, чтобы был виден экран. Не показываю ничего, но включаю звук и до собравшихся долетает веселый голос Амины.
— Мой отец решил продать меня подороже! Ненавижу его! Но я отомщу! Пусть я саатун Асад — Шаховой, потому что семьи и заключили договор, не по своей воле, но мой наследник, мой сын станет во главе! А значит, все достанется нам, любимый, а затем… отец долго жить не будет, как, впрочем, и мой муженек… У Абдулы проблемы с сердцем с детства, ему многие вещи запрещены, определенная пища, повышенная нагрузка… это все потом… главное мне понести, а дальше… дальше мой любимый Фарик, мы будем вместе… ты ведь любишь меня?
Определенные звуки, а дальше ответ:
— Разве не чувствуешь, насколько, крошка?
Женский визгливый смех и слова:
— Мой отец, старый осел, как и Абдула, мы проведем их вокруг пальца. Но это все потом, дорогой, люби меня… сейчас…
Вырубаю звук. То, что было дальше ясно. И огласки не подлежит.
Поднимаю глаза и смотрю в стремительно бледнеющее лицо Асада. Бывший тесть хватается за ворот рубашки в попытке расстегнуть пуговицы, но только рвет ворот подрагивающей рукой.
— Я не верю… — выговаривает одними губами.
— Запись подлинная. Могу предъявить на проверку, пусть твои спецы смотрят.
Бывший тесть кивает, но в глазах я уже вижу, что он сам знает, что запись — правда.
Глава 40
Полина
Потихонечку прихожу в себя, тошнота проходит, но слабость не покидает. Сил нет, чтобы подняться, единственное на что хватает сил — это свернуться калачиком на кровати и тихо плакать.
Мысли проясняются, и я понимаю, что очень сильно подставилась. Я подставила не только себя и своего малыша, я поверила чужой женщине, пусть жене Аслана, но я не дала нам шанса поговорить…
Противоречивые чувства разрывают душу на части.
Но самое ужасное — это страх ща моего нерожденного малыша. Сын Аслана под моим