Читать интересную книгу Степан Разин (Книга 2) - Степан Злобин

– Дождались бы весны, да и грянули дружно оттуда!.. – гудел он. – Ведь за нас весь народ. Поверишь, робята мои на торга в Харьков едут гуртом – воеводы их пальцем не смеют!.. А я, батька, умыслил, чего никому не приснилось: ударить на Новый Оскол да оттоле прямым путем в Тулу!..

Минаев раскатисто захохотал.

– Вот будет ди-иво, как в Тулу-то влезем, а! Не ждут воеводы с нашей сторонки гостей под Москву.

Степан вдруг весь покрылся испариной. Минаев словно поймал на лету его же мысль, но надо было ее еще взвесить, проверить... Поход – не игра... Должно быть, глаза не соврали Степану, когда подсказали эту дорогу по чертежу...

– Уж, верно, не ждут, – подтвердил атаман, стараясь хранить спокойствие.

– Не ждут, батька, где им! Дорога прямая будет: больших городов по пути нет, Воронеж вправо, Курск влево оставим... Вот Белгород мне как бельмо на глазу. Воевода там с войском сидит, князь Волконский. Да до весны он не двинется, станет сидеть. А кабы попередить его, батька. Ты силу свою подкинешь, и воевода тогда не посмеет на нас. Ведаю, рати его не так много. Да и нам с запорожцами сговориться: Сирко воеводе на хвост наступит – он будет сидеть да молчать и носа из Белгорода не сунет...

Минаев к чему-то прислушался, вдруг быстро шагнул к двери, распахнул ее... В сенцах стоял Прокоп.

– Не один ты тут, батька?.. Я тогда после зайду. Дельце мое не велико... – растерянно пробормотал рыбак. – Здравствуй, Минаевич, Войска Донецкого атаман! – дружески поклонился он Фролу.

Тот поглядел сурово и неприветливо.

– Здорово, рыбак! Опосле зайдешь. Ныне нам с батькою бесноватых не надо! – резко сказал он.

– Опосле, опосле! – суетливо отозвался Прокоп и задом попятился в сенцы.

– Чего-то тут у тебя порченый дьявол снует?! – проворчал Минаев.

– Да свой человек, Наумова друг. И разумом взял и отвагой. Чего он тебе? – удивился Степан. – Пошто ты его обидел?

– А в сенцах пошто тут мотается, словно бы пес?

– Ну, вишь, шел по делу, смутился...

– Не люблю я уродов: как чирьи в роду людском!.. Недобрые люди... – серьезно сказал Минаев.

– Да брось-ка ты, что ты! Уродец уродцу рознь.

– Ну, как знаешь, а бесноватых я все-таки не люблю! – перебил Минаев и, насколько возможно понизив голос, вернулся к прежнему разговору: – Так, слышишь ты, тульские кузнецы ко мне присылали, зовут... А в Туле мы с ружьями, с пушками будем... А далее нам уж прямая дорога в Москву через Серпухов или Каширу... Лазутчиков слал я по всем городам – путь пытать. Ждут нас, Степан Тимофеич, золотко, жду-ут! И что тебе Волга далася! Мой-то путь тоже испытан: Иван Болотников шел сим путем. Не в обиду тебе, не хуже был атаман... Попутал с дворянами, Ляпунов его продал {Прим. стр. 354}. А мы без дворян обойдемся!

– Что ж, пешим походом... – сказал Степан.

– На что, батька, пеше! – весело воскликнул Минаев. – У меня ведь нонче соседи – татары да запорожцы – все лошадиные люди, – шутливо сказал он. – Чего нам коней не купить! Сколь надо – сдобудем!.. Покуда ты размышляешь, в то время челны готовь, а там поглядим – Доном идти на челнах али конно. Пока ты размышляешь, а я тысяч пять лошадей приторгую. А не то, как поправишься малость, сберись-ка в мое «воеводство». Уж я-то тебя на радостях там приму – так приму-у!.. А там мы с тобой все обсудим, людей сам расспросишь... – Минаев вдруг наклонился к Степану и зашептал: – А не то запорожские, может, заедут. Я звал их к себе побывать. Тогда мы с тобой большой разговор с Запорожьем затеем... Черт-те что, как Москву обдурим!.. «Згода, что ли?!» – як говорят сусиды мои, запоризьски казаки, – громко воскликнул Минаев.

– Побачимо, братику, – в тон ему задумчиво отозвался Степан.

– Бачь, батко! З горы-то виднее!..

Минаев уехал, оставив в ушах у Степана шум, в сердце – радость, в уме – сознанье, что на Москву не одна дорога и всех дорог не закрыть боярам...

По отъезде Минаева Степан опять развернул чертеж. Перед ним лежал край, не тронутый ни войной, ни воеводскими набегами и казнями этой осени. Это был людный край, покрытый сплошь рощами, пашнями и садами, полный хлеба, и среди хлебных равнин, как заветный остров, – Тула, город железа и кузнецов, город, откуда шли на Дон сабли, пищали, мушкеты, пистоли и пушки...

«А что кузнецам стоять за бояр?! В Туле, конечно, богато стрельцов, да видали мы их и на Волге: и стрельцы к нам приклонны».

И вот Москва уже шла навстречу Степану с хлебом и солью.

Он видел Москву. В Москве не одни боярские хоромы, не только купцы да дворяне – сколько там драного и голодного люда! Не с пирогами выйдут они встречать – с черным хлебушком, с серой, крупно размолотой солью, с простыми солеными огурцами на деревянном блюде, как было в одном из чувашских сел...

Степану уж больше не нужно было смотреть в чертеж: лежа с зажмуренными глазами, он теперь легко представлял себе и Волгу, и Дон, и Донец, и Оку. Он видел свой новый и славный, прямой, как стрела, путь. Новый Оскол, Тула, Кашира, Москва... Он видел левей своего пути Курск, Севск и Кромы, правее – Елец, но они не пугали его. Конечно, надо послать туда верных людей, заранее знать, сколько там войска. "Но главное – не отклоняться с прямого пути... Надо связать по рукам воеводу в Воронеже: для верности на Дону пошуметь в челнах... Кабы там не брат Фролка, иной бы кто, посмелей есаул, – тот бы поднял великого шуму, что Дон закипел бы и рыба вареная наверх всплыла бы... Воеводы будут тогда Воронеж беречь с донской стороны – не почуют, как с Нова Оскола ударим... Да на Волге бы тоже горело у них огнем, пекло бы, как чирей. Астраханцам велеть подыматься к Саратову ратью – и бояре всю силу загонят на Волгу... Вот тут не зевай, Степан Тимофеич... «золотко!» – с усмешкой добавил Степан, вспомнив Минаева.

Его лихорадило от нетерпенья... Минаев угадывал все его затаенные мысли: завести «большой разговор с запорожцами», то есть поднять Запорожское войско в союзе с Донским, сойдясь где-нибудь под Маяцким, у Бахмута, а не то и в самом Чугуеве, было заветной мечтой Степана.

Рана еще не позволяла ему подняться, а то бы и часа не стал ждать, чтобы ехать к Минаеву, поглядеть его войско, договориться как следует о покупке коней для похода, о ратных запасах...

Однако пока приходилось еще терпеливо лежать, ожидая, когда голова позабудет проклятый драгунский удар.

Люди шли в городок по зимним дорогам под вьюгами и метелями, шли что ни день. Шли, несмотря на заставы, не глядя на пытки и казни, грозившие всем перебежчикам из московских краев; несмотря на мороз, на голод.

Степан указал допускать к нему всех, кто просился, и сам опрашивал прибылых из чужих краев.

– Из Ряжска? – допрашивал он. – А в Туле бывал? В Епифани? И то недалече от Тулы. Как с хлебушком в той стороне? – дознавался Разин.

– Из Калуги? С Оки? Как там – рыбно? Ладьи оснащать, знать, умеешь, коли рыбак? Ну, живи в городу, пособляй управляться с ладьями. А в Туле бывал?

Он был рад, как дитя, когда оказалось, что беглый калужский крестьянин бежал через Тулу, скрывался у кузнецов.

– Ну, как они люди?

– Да добрые люди-то, батька Степан Тимофеич! Укрыли, согрели, и сыт был у них.

– Богато живут?

– Как богато... Работные люди, ведь не дворяне!.. Когда с утра до ночи молотом машешь у горна, как в пекле, то с голоду не помрешь...

– Довольны житьем?

– Куды им деваться! Доволен ли, нет ли – живи! Они ведь невольные люди. Какой-то из Тулы сошел, не схотел кузнечить, в грудях у него от жару теснило. Поймали, на площади на козле засекли плетями...

– Стрельцами там людно?

– Ку-уды-ы! Как плюнешь – в стрельца попадешь.

– А злые стрельцы?

– Стрелец – он и есть стрелец! Стрельцы меня вывезли к Дону, велели поклон тебе сказывать...

Степан недоверчиво покачал головой.

– Ты не брешешь? Отколь им узнать?

– Да что ты, Степан Тимофеич! – от сердца воскликнул беглец. – Да кто ж тебя по Руси не знает?! И то ведь всем ведомо ныне, что в битве тебя посекли. Как станут попу поминанье давать, так пишут «о здравии боляща Степана». У нас в селе поп-то смутился: да что, мол, у всех у народа «болящи Степаны» пошли? На Степанов поветрие, что ли, какое?! Не стану, мол, я бога молить за Степанов!.. Наутро-то, глядь, все Степаны в селе лежат и с печек не слезут: у того поясницу, мол, ломит, тот, дескать, животом, тот головой-де неможет!.. Хозяйки к попу: «Да, батюшка, песий ты сын, ты чего ж с мужиками творишь, что хворью всех портишь?! Да мы к самому ко владыке дойдем на тебя!» Поп и сам всполошился от экой напасти, бает: «Пишите не токмо Степанов, хоть всех Степанид!»

Иных из перебежчиков Степан оставлял в городке, иных отправлял назад, откуда пришли.

– Скажи: оправляется атаман. По весне пойдет снова в поход, пусть держатся, ждут, в леса пусть покуда уходят...

Однажды Прокоп зашел к нему поздно, когда уже все спали.

– Свечку я, батька, увидел в окошке, ты, стало, не спишь – и залез на огонь.

– Что доброго скажешь?