— Хорошо, — тотчас же ответил он. — Очень хорошо. Спасибо. А ваше?.. — и, получив ответ, плавным, неторопливым движением руки показал Андрею на кресло у стола.
— Курить можно, — улыбнувшись, прибавил он, когда Андрей сел, и подвинул гостю коробку папирос. Андрей ваял папиросу, но закурить забыл и стал мять ее между пальцами.
— Вы первый раз в Москве? — спросил Сталин, раскуривая трубку.
— Впервые.
— Понравилась Москва?
— О! — только и мог воскликнуть Андрей.
— А приняли вас в Москве хорошо?
— Даже сверх ожидания, Иосиф Виссарионович!
— Отчего же сверх ожидания? — улыбнулся Сталин. — У нас в столице шахтеров уважают...
— Мы этого никогда не забудем, товарищ Сталин... — твердо ответил Андрей.
Сталин уже раскурил трубку и, затянувшись дымом, сел, но не за стол, а в кресло напротив Андрея.
— Я пригласил вас, товарищ Воронько, — сказал он, наклоняясь к собеседнику, — чтобы кое о чем посоветоваться с вами.
— Со мной? — невольно переспросил Андрей, которого в первую секунду слово «посоветоваться» почти ужаснуло.
— Именно с вами. Ведь вы же один из зачинателей стахановского движения. А стахановцы — это люди новые, особенные...
«Да что ж я могу посоветовать вам, — чуть не закричал Андрей. — Да я... я же сам еще, как в потемках. Я же и партработник-то молодой, без году неделя... — Он умоляюще посмотрел на Сталина. — Ах, господи боже мой, какая ошибка вышла! Не того человека позвали к Сталину! Да отправьте же вы меня прочь отсюда, не теряйте своего дорогого времени, прошу я вас...»
Сталин спокойно следил за волнением своего гостя. Потом еще ближе наклонился к нему.
— Расскажите, пожалуйста, — попросил он, — как родилось это замечательное движение у вас в шахте. Всю историю рекорда...
Андрей облегченно вздохнул.
— Это я могу, — охотно, даже с радостью сказал он. — Это — пожалуйста...
Ему показалось, что это и в самом деле будет легко. Он только затруднялся, с чего начать и как все высказать покороче.
Сталин терпеливо ждал.
— А это вот как было... — немножко спотыкаясь, начал Андрей. — Это с того пошло, что стало забойщикам в уступах тесно. — Но он тут же остановился, усомнившись: а знает ли товарищ Сталин, что такое «уступ»? Может быть, это надо объяснить? Он подумал немного и решил, что Сталин все знает.
Он стал рассказывать дальше, как родилась тогда идея сломать старую систему, а труд разделить, и эту идею поддержала партийная организация шахты, но для пробы дали только одну лаву, и на рекорд пошел товарищ Абросимов Виктор Федорович, поскольку он самый сильный забойщик на шахте, и как за час до смены узнали они о рекорде товарища Стаханова, и это еще больше сил прибавило, и явилось желание перекрыть рекорд Стаханова, что и было сделано товарищем Абросимовым, а затем и многими другими шахтерами «Крутой Марии».
— В том числе и мною, — застеснявшись, прибавил Андрей. — Но не намного.
Сталин слушал его очень внимательно, словно каждое слово Андрея было для него драгоценно и за каждым словом он видел больше и дальше, чем сам рассказчик. Но когда Андрей кончил, он медленно покачал головой, и Андрей увидел, что Сталин его рассказом недоволен.
— Все! — упавшим голосом прошептал шахтер.
— Все? — усмехнувшись, переспросил Сталин и опять покачал головой — укоризненно, как показалось Андрею. — Отчего вы мне всей правды не рассказываете, товарищ Воронько? — вдруг с мягким упреком спросил Сталин. — Не доверяете?
У Андрея перехватило дыхание, он растерянно посмотрел на Иосифа Виссарионовича и замигал светлыми ресницами: «Да в чем же я обманул вас, товарищ Сталин? Да разве это возможно? Да что вы?» — почти с обидой мысленно спросил он Сталина.
— Отчего вы не рассказали мне, например, — спросил Сталин, — что ваше предложение работать по-новому встретило яростное сопротивление администрации шахты? Ведь это было?
— Было...
— А секретарь горкома партии. Как его имя? Рудин? Так он даже объявил вас вредителем, а рекорд Абросимова — очковтирательством. Было это?
— Но мы Рудина уже того... уже прогнали, — с неожиданной для себя решительностью сказал Андрей.
— И правильно сделали, — кивнул головой Сталин. Его лицо, впервые за всю беседу, стало жестким. — Давно пора этих Рудиных... этих болтунов... барчуков... неучей... гнать со всех постов! — сказал он брезгливо. — Давно пора! Замечательно, что и в этом стахановское движение помогло партии. Но ведь не только Рудины стояли на вашем пути. Разве не было у вас противников и среди самих рабочих?
— Как не быть — были... — тихо согласился Андрей.
— Вот видите. Были и такие, которые боялись, как бы стахановские нововведения не ударили по их заработку. Так?
— Так...
— А у вас на шахте, говорят, даже такой десятник нашелся, который, когда ставили рекорд, вывел из строя воздушную магистраль...
— А вы и это знаете? — удивился Андрей и покраснел.
— Как видите, — невольно улыбнулся Сталин. — Отчего ж вы мне сразу не рассказали этого, товарищ Воронько?
В самом деле, отчего не рассказал? Отчего решил, что в этот высокий кабинет можно идти только с победными сообщениями? Зачем расхвастался? А в этом кабинете хвастаться нельзя. Тут правды хотят, всей правды.
Теперь он сидел подавленный и пристыженный. И Сталин заметил это.
— Ну, партийный секретарь, — весело сказал он, — понимаете вы теперь, что эти отдельные факты означают? Как руководитель, понимаете?
— Я еще руководитель молодой, — прошептал Андрей, растерявшись от той значительности, с которой это слово, обращенное к нему, прозвучало в устах Сталина.
— И все-таки — руководитель!
Сталин встал и сделал несколько шагов по ковру. Потом опять совсем близко подошел к Андрею.
— Вот что означают эти факты, товарищ Воронько, — сказал он. — Родилось стахановское движение, а вместе с ним сразу же явились и его противники, его враги. Так всегда бывает. Старое всегда становится на пути нового. Новое всегда побеждает только в борьбе со старым, — он посмотрел на притихшего Андрея и прищурился. — Вот вы и расскажите мне подробнее о противниках стахановского движения. Кто они? Кто за ними стоит? Каковы их реальные силы? Что еще мешает движению? Какие меры помощи надо принять?
Он уже больше не садился. То ходил по кабинету легкими, неслышными шагами, то останавливался вдруг, чтобы задать новый вопрос или выслушать ответ.
Андрей старался теперь высказать все: прежде чем ответить, он взыскательно заглядывал в свою душу и в свою память. С ним словно чудо произошло: он стал зорче видеть! И то, что прежде казалось ему случайным, незначительным, простого внимания недостойным и мимо чего он, бывало, с досадой проходил, вдруг приобрело сейчас, освещенное новым светом, свое значение и свой смысл.
Сталин, видимо, был доволен его ответами.
— Вот! А вы говорите — молодой руководитель, — вдруг весело воскликнул он, останавливаясь перед Андреем. — А послушаешь — большой государственный человек!
— Что вы, Иосиф Виссарионович!.. — застеснялся обрадованный, однако, Андрей.
— Небось Стаханов тоже не считал себя государственным человеком, когда шел на рекорд? засмеялся Сталин. — Небось и вы тоже только о своей «Крутой Марии» думали?
— Ну да... — улыбнулся Андрей.
— А получилось всенародное движение. И не случайно! Созрело. Ведь вы и сами забойщик? — неожиданно спросил Сталин.
— Да...
— Какое имеете образование?
— Всего семь классов...
— Всего семь классов! — улыбнувшись, повторил Сталин. — Вряд ли до революции можно было найти хоть одного шахтера с семиклассным образованием. Вы отбойным молотком работали?
— Да... отбойным...
— Ну и как инструмент? Хорош?
— Ничего не скажешь — подходящий инструмент.
— А не устарел ли уже отбойный молоток?
— Что вы, Иосиф Виссарионович! — удивился Андрей. — Только недавно ввели и освоили...
— Ну что ж! Предположим! — смеясь, согласился Сталин. — Все-таки не обушок...
— И сравнивать нельзя! — воскликнул Андрей. — Техника!
— А как у вас врубовки работают?..
— У нас врубовки нет... Они больше на пологих пластах.
— Ну, и как они на пологих пластах работают?
— Не знаю... Не в курсе... — смутившись, признался Андрей.
— Напрасно не знаете, — сказал Сталин. — Вы человек партийный, вы всем интересоваться должны.
— Я теперь узнаю, — торопливо сказал Андрей. — И напишу вам.
— Напишете? — прищурился Сталин. — Ну-ну, смотрите, не обманывать! Буду ждать письма! — И он шутливо погрозил ему трубкой.
— Непременно напишу вам... — повторил Андрей.
— И не только о врубовках. Вообще о механизации горных работ. Мы здесь, в Центральном Комитете, этим особенно интересуемся. Именно механизация, новая техника, вместе с другими факторами и поможет нам ликвидировать различие между физическим и умственным трудом и прийти к коммунизму. Как вы думаете, товарищ Воронько, — спросил он вдруг, и в его глазах блеснули веселые искорки, — придем мы с вами к коммунизму?