Читать интересную книгу Властелин Сонхи - Ирина Коблова

– С тобой все в порядке? – из пролома в ограде выбрался Зомар с арбалетом, за спиной у него маячила Нелодия. – Рядом есть кто-нибудь еще из этих тварей, ты их чувствуешь?

– Нет, – хлюпнув носом, ведьма утерла кровь рукавом. – Здесь только один гнупи, не стреляй в него, он со мной.

– Ага, вот он я! – подал голос Шнырь. – Я не сбежал, не бросил тебя, оцени, какой я смелый и надежный помощник, другого такого днем с фонарем не сыщешь!

И направился к Хеледике, подобрав по дороге слетевшие с нее очки с треснувшими стеклами. Одним глазом он настороженно косил на Зомара: известно, что этот амулетчик несказанно свиреп к народцу, даже безобидного чворка не пощадит. Положим, арбалетным болтом гнупи насмерть не убьешь, но это больно, и синячище будет еще какой.

– Молодец, что не сбежал, – похвалила ведьма. – Спрячь то, что от нее осталось.

И уселась на мостовую прямо там, где стояла. Нелодия и Зомар кинулись ее поднимать, а потом все вместе схоронились в подвале бани, в комнатушке для прислуги – там было сухо, и уцелела жаровня с помятым чайником.

Шнырь завязал в узелок засохший сорняк, осыпанную дохлыми козявками шляпу и грязное кисейное платье, унес в соседний квартал и зарыл в куче мусора. Среди украшений побежденной дамы ничего золотого не нашлось, а он-то понадеялся… Когда вернулся, люди уже вовсю гоняли чаи, но ихние чаи были жидкие, невкусные, никакого удовольствия, поэтому он проявил чувство собственного достоинства и не стал проситься в компанию.

Шмыгнул на изнанку, где стены были сплошь в зеркалах и скульптурах: белые купальщики и купальщицы поливали друг друга водой из кувшинов, миловались, улыбались, и невдомек им было, что на человеческой половине их больше не существует. Но какая им разница, они же мраморные.

Местное общество состояло из пятерых раскормленных чворков – в таких заведениях им раздолье, то и дело кто-нибудь обронит мелкую вещицу и не заметит. Сейчас они пребывали в тревоге: вернутся ли прежние хозяева бани, при которых так хорошо жилось, и что будет дальше с домом, и куда им деваться, если дом разрушат? Чворку без крыши над головой не выжить: даже если его на улице никто не обидит, он сам через некоторое время исчезнет – это же не гнупи, который нигде не пропадет! Человечки-улитки понуро шевелили рожками и всплескивали пухлыми ручками в перетяжках. Один из них, самый чувствительный, забился в свою раковину и не принимал участия в разговоре. Послушав их жалобы и порадовавшись, что он не чворк, Шнырь отправился подглядывать за людьми.

Те сидели в полутьме с единственным свечным огарком, кутаясь в какую-то рвань. Хеледика уже не дрожала от озноба, но еще не оправилась, а то бы смогла зажечь хоть один шарик-светляк.

– Я попробую сделать твои порезы малозаметными, – говорила она магичке. – Только завтра, сегодня со мной уже всё…

На лице у Нелодии было несколько свежих рубцов вкривь и вкось, один рассекал верхнюю и нижнюю губу.

– Не надо. Если мы сумеем выбраться туда, где я смогу пользоваться магией, сама от них избавлюсь. А здесь лучше так, – ее голос дрогнул. – Сейчас лучше быть некрасивой, меньше неприятностей.

– Да я уже насмотрелась, – отозвалась Хеледика. – А ведь раньше были люди как люди…

– Эти так называемые люди не слишком отличаются от амуши, – угрюмо сказал Зомар. – Они хуже амуши, народец не может переступить через свою природу, а у этих свобода выбора.

Темноликий, горбоносый, с черными глазами-щелками и ввалившимися щеками, он напоминал мрачную гротескную куклу, и говорил с надрывом, как будто сделал невесть какое печальное открытие. А чего тут нового, если Шнырь и без него это знал? Известное дело, люди.

Разговоры у них были скучные – эх, жалко, нет здесь господина Тейзурга! – и гнупи отправился спать. Отыскал тюфячок, свернулся калачиком и уже приготовился задремать, когда снова вспомнил о том, что истекает отпущенный ему срок, а золота он так и не нашел. И до того страшно и горько ему стало, что он потихоньку заплакал. Уж лучше быть чворком или человеком, чем пропадать ни за что, ни про что… Скоро придет ему конец, и если он не придумает, как спастись от лютой погибели, не будет больше на свете единственного и неповторимого Шныря.

Оно, конечно, хорошо быть королем: ни тебе начальства, ни дурацких заданий, и наорать на тебя никто не смеет, и без пива не оставят, но даже у королей бывает, что день не задался. Дирвен проснулся в дурном расположении духа. Вчера ему девку плаксивую подсунули, все ныла, что она-де в борделе поломойка, а не платная барышня, будто бы ее схватили и затащили в карету силком, потому что все барышни попрятались, а попрятались они, потому что которую увезут в королевский дворец, та больше не возвращается, их там убивают. И давай скулить: «Ваше величество, помилуйте меня, пожалуйста, отпустите живой…» А разве он хоть одну из этих шлюх убил? Целехонькие от него уходят, хоть и пользованные, это Лорма их потом перехватывает и жрет, но он же не причем.

Дуреха-поломойка так его допекла своей зареванной рожей и дребезжащим голосишком, что он даже отыметь ее не смог – расхотелось. Велел прогнать взашей и завалился спать в гамаке в Королевском Штабе, а как полезли в голову всякие срамные мысли о Самой Главной Сволочи, так снова невтерпеж захотелось, и ему – королю Ларвезы, Повелителю Артефактов, Властелину Сонхи! – пришлось самоудовлетворяться, как последнему школяру. Сволочизм беспримерный.

Утро тоже выдалось сволочное, под стать вчерашнему вечеру. После завтрака явилась Лорма и стала требовать, чтобы он лично занялся розыском Гвимунды, ее придворной дамы, которая куда-то запропастилась – уже четвертые сутки ни слуху, ни духу.

– Ха, да ты же сама говорила, что хорошо бы от нее избавиться, – напомнил отставной любовнице Дирвен. – Вот и радуйся, ну ее к демонам…

Лорма несколько раз жаловалась, что Гвимунда, старейшая и самая искусная в чарах среди ее амуши, втайне против нее интригует.

– Нет, не «ну ее», – прекрасное лицо, на котором уже начали проступать признаки тлена, раздраженно скривилось. – Другое дело, если бы мне удалось с ней покончить, но она исчезла сама, и мне это не нравится. Она уже восемнадцатая! Почти пятая часть моих амуши в этом городе бесследно пропала, и я хотела бы знать, что с ними случилось, дезертировали они или погибли.

– Ладно, поищу ее через амулеты. Я как раз нашел способ, как объединить все артефакты в систему для поиска чего угодно, опробую на твоей Гвимунде. Почему ты не можешь оставаться молодой и красивой без волшебного ожерелья и других штучек?

– Потому что я вурвана, и это мое проклятие, – отчеканила Лорма, в глазах у нее полыхнуло бешенство, отвисшие щеки дрогнули, как у рассерженной старухи.

Поднялась, царственно выпрямилась и молча вышла. Какого чворка? Он же ничего плохого ей не сказал.

Следом явился с докладом граф Ваглерум, начальник столичной полиции, и попросил выделить в помощь его людям побольше амулетчиков: они прочесывают катакомбы в поисках беглых магов Ложи, но что-то им постоянно мешает, вынуждая плутать и ходить кругами. Не иначе ведьмы пакостят, больше некому.

Дирвен подписал распоряжение, заодно поставил свой росчерк на приказе об арестах всех находящихся в Аленде ведьм, еще на прошлой восьмице подготовленном Эрчеглерумом. Ведьмы – зло, никакой им пощады. И горожане против них уже настроены, ни один придурок не станет сочувствовать этим гадинам.

Заглянувший после графа Чавдо Мулмонг напомнил о своих провокаторшах, Ламенге Эрзевальд и Глименде Нугрехт: эти две ведьмы пострадать не должны, создание нужного нам общественного мнения – их заслуга, они еще пригодятся… Дирвен великодушно подмахнул для обеих секретные охранные грамоты.

Потом Чавдо завел речь о налогах: мол, надо хорошенько потрясти ларвезийских подданных, казна пустая, и в Королевском банке денег осталось – чворк наплакал, все съедают непомерные государственные расходы. В доказательство он вывалил на стол перед Дирвеном кучу бумаженций из пухлой кожаной папки: счета какие-то дурацкие, реестры с непонятной цифирью… Знает же, что Повелитель Артефактов ненавидит вникать во всю эту бухгалтерскую ерундистику!

– Ну, что я еще должен подписать, чтоб от меня все отстали? – рявкнул Дирвен, теряя терпение.

– А вот это, ваше величество! – Чавдо жестом фокусника раскрыл перед ним вторую папку, потоньше, бархатную с золотым тиснением. – Мы вводим подушный налог, упраздненный в прошлом тысячелетии свергнутой преступной властью, а также налог на балконы, в зависимости от размеров балкона, налог на выступающие элементы на крышах, налог на домашних животных, включая обитающих в подполье мышей и крыс, налог на кареты с застекленными окошками…

– Да хватит уже, – буркнул Дирвен. – Давайте чернильницу, все разом подпишу, и на застекленные преступной властью балконы, и на обитающих на крышах мышей, надоела мне ваша канцелярщина хуже свербежа в заднице!