– Это точно, – вздохнул Рашен. – И знаешь, Жан–Поль, я из разговора с Бобби вынес одну вещь. Он на самом деле чужих боится. До ужаса боится. Он на все готов, лишь бы его кто–нибудь от них защитил.
– Они, может, еще и не придут…
– А он уже готов. Большая редкость в наши дни, чтобы кто–то воспринимал чужих настолько всерьез. Кто их сейчас боится? Тот, у кого достаточно информации, чтобы в их существование поверить. Армейская разведка, да и то не вся. Ну, мы с тобой. А больше ведь никто. И вдруг – целый вице–адмирал полицейских сил! Командир единственной полноценной эскадры в их ведомстве. Интересно, а, Жан–Поль?
– Интересно, – кивнул Боровский, присаживаясь на край стола. – Так что он вам сказал? Так и сказал, что боится?
– Нет. Как раз этого он не говорил.
– А чего же ему надо?
– Ему надо, чтобы мы пошли на Землю и устроили там государственный переворот.
– Чего–о? – изумился Боровский.
– Понимаю твою реакцию, – улыбнулся Рашен. – Она ничем не отличается от моей.
– Ни хрена себе – полицейский! – высказался старпом.
– Очень даже полицейский. Наш Бобби, оказывается, человек с идеями. Ему опостылел народный капитализм. Он считает, что на самом деле это диктатура. И знаешь, в чем–то он прав. Когда вся планета становится одной большой холдинговой компанией…
– Если бы меня спросили… – привычно начал Боровский, поймал укоризненный взгляд Рашена и перешел к сути. – Я, может, и безыдейный тип, но мне тоже кажется, что Бобби прав.
– Н–да? – хмыкнул Рашен, задумчиво кривя бровь.
– Там же все делается не для блага народа, а для блага компаний. Почему мы воевали с колониями? Это фирмы защищали сырьевую базу. И какую! Сперматозоиды и яйцеклетки! Казалось бы – отпусти красножопых на волю и покупай у них материал, сколько влезет. Ан нет, все хотят даром! Задарма людей побольше наплодить, чтобы было кому на них горбатиться! А система кредитования? Каждый от рождения уже по уши в долгах! Хотя его–то уверяют, что это ему только на пользу… Вы сами подумайте! Нехорошо у нас на Земле. Во всяком случае, мне так кажется.
– А кому так не кажется? – спросил Рашен.
– Тем, кто доволен. И тем, кому наплевать. Ну, и дуракам еще.
– Это восемьдесят процентов землян, Жан–Поль. Если не девяносто.
– Сейчас меньше, драйвер. Гораздо меньше. Очень многие задаются вопросом, почему это Венера и Марс решили не копировать земную схему, а провозгласили республики.
– Куцые у них республики. Недалеко от нас ушли.
– Ну, шеф, им пока что жрать особо нечего. Тут поневоле задумаешься, какое правление самое рациональное. Но в принципе… Рано или поздно там будет настоящая демократия. А что касается землян, так нужно просто как следует покопаться в Сети. И все станет ясно насчет их мнения. Шеф, мы же военные! Мы живем в своем крошечном мирке, отгородившись ото всех, и чем больше нас пинают, тем плотнее мы закрываем ворота. Мы просто ничего толком не знаем о нормальной жизни!
– Ты думаешь, что там, внизу, нормальная жизнь? – спросил Рашен. – Сомневаюсь. Если там все ОК, откуда такой громадный конкурс в десант?..
– Вот именно! – воскликнул Боровский.
Рашен тяжело вздохнул.
– Не по душе мне все это, – признался он. – Ох не по душе.
– Это оттого, что вы русский, драйвер. Вам положено.
– Что мне положено, ты, антрополог хренов?!
– Ого, какие слова! Вам положено, чтобы все на свете было не по душе, вот что вам положено.
Рашен задрал глаза к потолку и медленно пробормотал себе под нос какие–то русские слова.
– И нечего ругаться, – сказал Боровский примирительно. – Может, выпить принести? Я знаю, у вас, у русских, серьезные решения только со стаканом принимаются.
Рашен покосился на старпома и агрессивно выпятил челюсть.
– Ты меня разозлить хочешь, да? – спросил он.
– Очень, – честно сказал Боровский. – Шеф, как я рад, что Бобби начал этот разговор!
– Скорее, этот еврейский заговор. Чего тебе надо, Жан–Поль? Чтобы группа F огнем и мечом привела человечество к счастью?
– Очень даже может быть.
– Твой Рабинович пообещал нам месяц.
– Почему это он «мой» Рабинович? Он такой же мой, как и ваш. Что значит – пообещал месяц?
– Если группа F не добьется реабилитации мирным путем и нам придется доказывать свою правоту силой, Бобби целый месяц будет ползти от Пояса к Земле. Если увидит, что наша берет, еще притормозит. А если… Ну, ты понял. В этом случае все равно у нас будет месяц, и мы сможем уйти на Венеру.
– А сыграть на нашей стороне?
– Это для него слишком. И потом, он в любой ситуации намерен беречь силы. Если нас разобьют, драться с чужими будет он.
– Хороший коп, – признал Боровский.
– А я что говорю? Конечно, хороший. Только ругается через два слова на третье.
– Ну, мы им дадим копоти! – воинственно заявил Боровский. – Уж за месяц–то…
– Я не уверен, что мне этого хочется, – сказал Рашен.
– Вам захочется, – пообещал Боровский. – Вы, главное, почаще думайте о том, что у вас на родине диктатура олигархического капитализма.
– У меня на родине одни развалины, Жан–Поль, – сказал Рашен, и в голосе его вдруг зазвенела тоска. – От моей родины остался только пепел. Мы заслонили вас собой, и нас больше нет.
– А как же Франция? – напомнил Боровский. – Вы же коренной парижанин, шеф. А Канада, а наш Ванкувер? Да ну вас, честное слово…
– Да, Ванкувер… – вздохнул Рашен. – Сколько там зелени, помнишь? Фантастика. А я, между прочим, видел однажды настоящего дикого оленя. Ездил с семьей на экскурсию. Игорю было лет пять, Оля… Тьфу!
– Вы ведь так с ней и не поженились? – осторожно спросил Боровский.
– Я же военный астронавт, – сказал Рашен горько. – Сегодня мужик, а завтра труп. В порыве любви она на многое была готова, тем более что в кои–то веки встретились два совершенно здоровых русских человека. А потом оказалось, что рожать от меня она хочет, а замуж – ни в какую. Знаешь, в общем–то, я был не против. Я ее понимал. Нормальные условия для воспитания ребенка, чтобы деньги, чтобы отец всегда рядом… Только вот Игорю достался чересчур богатый отчим. Вырастил взбалмошного капризного мальчишку.
– Это вы ему простить не можете, что от вас отрекся, – сказал Боровский. – А знаете, почему он так поступил? Я скажу. Ему, как и многим, очень не нравятся порядки на Земле. На Земле, которая убивает тысячи колонистов только за то, что они хотят жить по справедливости.
– Ишь ты, как завернул! – восхитился Рашен.
– По–моему, убедительно, – скромно заметил Боровский.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});