А теперь Вудворд сидел напротив Нурича – первого настоящего русского разведчика, с которым ему довелось увидеться. Они встретились в чикагском зоопарке Линкольна, откуда перебрались в открытое кафе, заказали себе роллы с чили и уселись за столик. Огрызавшаяся под натиском весны зимняя погода перешла в Чикаго в контрнаступление, поэтому температура на открытой веранде – за исключением пятачка вокруг жаровни – приближалась к нулю. Нурич с Вудвордом сидели за самым дальним от стойки с жаровней столиком, чтобы редкие посетители не могли их подслушать. Перчаток Нурич не снимал, поэтому низкая температура его не беспокоила.
Битых полчаса Нурич выслушивал нараставшие по громкости излияния Вудворда: Сталин, ревизионисты, грозная поступь Революции… Поначалу он чувствовал лишь нетерпение, но постепенно разозлился, а еще довольно сильно испугался. Нет, эту беседу пора было заканчивать как можно быстрее.
– Оружие и аппарат у вас? – прямо спросил он.
– Конечно, конечно! Ну, почти все. Я забрал их с машиной там, где мне сказали, когда звонили с утра. Знаете, мой здешний куратор всегда звонит мне с телефонов-автоматов, каждый раз с нового. А самого его я ни разу не видел. Вы первый товарищ по борьбе, с которым мне позволили встретиться.
Теперь Нурич ясно понимал, почему Вудворда держали в режиме изоляции. Он надавил чуть сильнее:
– Вы уверены, что захватили все?
– Ну да, я же сказал, все, кроме самой машины. Ключи от нее – мне их по почте прислали – я вам уже отдал. Аппарат стоит у меня на работе, на складе. Мое начальство об этом не знает. Я его в багажнике запер. Все остальное я еще позавчера забрал. Карты, маршруты, все такое – в машине, в бардачке, сами увидите. Ключи у вас, так что встречаться нам больше не надо. А жаль.
– Да, жаль, – согласился Нурич, старательно скрывая охватившее его облегчение. Он расслабился настолько, что даже смог заняться едой. Однако стоило ему поднести вилку ко рту, как Вудворд снова заговорил:
– А почему они дали вам американский пистолет?
Нурич едва не подавился непрожеванным куском. Медленно, очень медленно он прожевал почти остывшую фасоль и проглотил ее.
– Вы лазили в то, что мне передали? Вы смотрели, что там?
– Только пистолет, товарищ. Меня интересуют пистолеты. Почему американский, почему сорок пятого калибра? Почему не надежный русский, как у меня? Вам показать, какой?
На этот раз Нурич все-таки поперхнулся.
– У вас с собой пистолет? – не выдержал он. – Правда?
– Конечно. Купил русский «токарев» в ломбарде. Пришлось, правда, приплатить продавцу, чтобы тот не сообщал об этом. Я всегда его с собой ношу.
Нурич зажмурился, сдерживая гнев.
– Товарищ, – наконец произнес он как мог мягко и спокойно, – вы не считаете, что это немного рискованно? А если вас возьмут с ним на руках? За одно это уже в тюрьму могут отправить.
– Но он же мне нужен! – простодушно ответил Вудворд.
Нурич решил не развивать эту тему дальше и принялся быстро есть.
– И еще одно… что это за аппарат такой? Я знаю, вы должны отвезти его куда-то на Запад, но он правда полезен для дела Революции? Это что, бомба? Будь моя воля, я бы таких наделал сотни, чтобы взорвать весь этот город, чтобы поставить капиталистов на колени!
Нурич поспешно, обжигая язык, допил кофе. Ему отчаянно хотелось как можно скорее уйти из этого места. Однако он понимал, что нужно хоть как-то обуздать Вудворда, иначе даже страшно представить, чем это может закончиться. Он строго взглянул на коротышку.
– Товарищ Вудворд, пути партии, пути Революции не всегда так прямы и просты, как нам хотелось бы. Мы всего лишь инструменты в классовой борьбе, мы не должны оспаривать отведенной нам роли. Настоящий коммунист никогда не спросит «зачем?» – он лишь спросит себя: «Что мне сделать, чтобы выполнить порученное мне задание как можно лучше?» Так сказал бы великий Сталин, я бы и вам посоветовал поступать так же.
Вудворд застыл от такой нотации, но Нурич увидел на его лице лишь почтение и почти мазохистский восторг.
– Конечно, товарищ! – отозвался он, и его голос зазвенел от возбуждения.
– Отлично. Завтра я позвоню вам в десять утра на номер вот этого телефона-автомата. Пароль вы знаете. Если первый звонок вдруг сорвется по какой-либо причине, связь через час по запасному номеру. Когда я буду звонить с места, процедура такая же. Завтра я сообщу вам, где ждать меня с машиной. И не забудьте ничего, ладно?
– Слушаюсь, товарищ!
– Хорошо. Теперь слушайте: выждите десять минут после моего ухода. Я бы предложил вам заказать еще чашку кофе – так будет естественнее. – Нурич встал и вышел с веранды, оставив за столом в высшей степени возбужденного и довольного Вудворда.
Возвращаясь в гостиницу, Нурич трижды менял такси, сойдя с последнего в восьми кварталах от дома. Теперь он сидел у себя в номере, в линялом розовом кресле у кровати. Стекла единственного окна дребезжали под порывами холодного ветра с озера Мичиган, и с ветром в номер попадала вонь дизельных выхлопов. Нурич смотрел в дверной проем, потихоньку остывая от ходьбы.
Все это ему совсем не нравилось. Не нравилось с той самой минуты, когда он получил задание от Серова. Во всей этой замысловатой схеме чудился подвох. В Москве он успел обсудить это со своим настоящим начальником из ГРУ, и тот согласился – здесь что-то не так. Однако оба пришли к выводу, что у Нурича нет иного выбора, кроме как продолжать выполнение операции. Всю дорогу от Москвы до Чикаго Нурич пытался убедить себя в том, что его подозрения лишены оснований. Это ему так и не удалось, но все же он сумел держать свои чувства под контролем. Даже поездка на грузовике Фрица Пуласки не вызвала у него особых отрицательных эмоций. Не слишком удобно, но терпимо. Вполне терпимо.
Но теперь, подумал Нурич, на последнем отрезке долгого пути через Штаты мне приходится работать с психом-сталинистом, который готов размахивать пистолетом и в любой момент может окончательно съехать с катушек и начать швыряться бомбами направо и налево. И ведь от этого психа, поежился Нурич, может зависеть моя жизнь.
В ГРУ Нуричу дали номер телефона, по которому он мог в критической ситуации доложиться, минуя своих начальников из КГБ. Однако номер этот был зарегистрирован в Сан-Диего – слишком далеко от Чикаго, чем они могли оттуда помочь? И потом, подумал он, что я им скажу? Что КГБ завербовало психа? Что в этом нового? Что операция дурно пахнет? А что нового в этом? Возможно, он мог бы убедить агента в Сан-Диего в том, что операцию необходимо прервать немедленно, но в таком случае в КГБ узнали бы, что он работает на ГРУ. Им это наверняка не понравилось бы, но вряд ли бы они попытались убить его, как наверняка случилось бы, выйди он из игры без их ведома. В последнем случае его, скорее всего, сочли бы предателем, а у Нурича не имелось ни малейшего желания оказаться в списках тех, кого разыскивает КГБ.
У меня нет выбора, подумал он, я должен продолжать операцию и надеяться, что сумею выбраться из того, что меня ждет. Он устало тряхнул головой и попытался думать о приятном, о Москве.
– В Чикаго холодно, сэр, – докладывал по телефону Кевин. Он терпеть не мог пустой болтовни, хотя с пожилым джентльменом и болтать было просто. Почему-то пожилой джентльмен не хотел переходить сразу к делу, и Кевину приходилось рассказывать о погоде и прочей ерунде, надеясь, что линия защищена, как уверяли его в чикагском отделении, и что пожилой джентльмен все-таки начнет спрашивать об операции.
– Какая досада, – ответил пожилой джентльмен. Голос его доносился до Кевина практически без помех. – Здесь, в Вашингтоне, очень красиво. Мы с Карлом вчера прогулялись по Национальному парку. Туристов просто толпы, но даже они не могут отравить удовольствие от цветов, от зеленеющей травы, от распускающихся вишен. Очень славно.
– Не сомневаюсь, сэр.
– Ну да ладно, хватит о приятном. Из твоего доклада я понял, что Роза встречался со связным. Есть на него что-нибудь?
– Да, сэр. Хотя обычным агентом его не назовешь. Его зовут Вудворд, Чарльз Вудворд. Живет один в Сисеро, в дешевой квартире, работает в магазине электроники в пригороде, практически ни с кем не общается. Не женат, близких друзей тоже нет, так что и расспрашивать толком некого. Само собой, мы стараемся не выказывать своего интереса. Такой классический случай городского отшельника.
На него ни у кого ничего нет – ни у ФБР, ни у налоговой, ни у полиции. Происхождение здешнее, ничего предосудительного, за границей не бывал, никаких подозрительных доходов. Настолько чист, что практически невидим.
В трубке несколько секунд молчали: пожилой джентльмен думал.
– Как интересно, Кевин, мой мальчик, – произнес он наконец. – Очень интересно. Вы уверены, что Роза общался с Вудвордом?