В общем, слава Богу, день был будничный, и соседям снизу не пришлось слышать регулярный грохот о пол и стены. Только тихонько качалась люстра, и с потолка медленно спархивали побелочные снежинки…
Лехин спал.
… Домовым досталось больше всех.
Елисей и Никодим едва успевали и личными делами заниматься: за Лехиным гостем ухаживать и за пирогами бабки Петровны присмотреть (хозяйка на "минутку" отлучилась к соседке — тете Лиане) — и общественными. Конечно, в последних помогали и другие домовые — дом-то девятиэтажный да восьмиподьездный. Но к вечеру Елисей с Никодимом почти выдохлись. Дел — невпроворот. Ладно — сам дом оплести магической паутиной-защитой. Так ведь еще и гостей принять нужно, а их — видимо-невидимо: со всех окрестных домов набежали спасаться от врагов окаянных. Слезами горючими плакали, что хозяев пришлось оставить. Утешались, что на одну только ночку, ежели все кончится благополучно…
Гости — это одно. Всех приняли, всех расселили, всех в дело впрягли. Труднее было с мелочью всякой.
Болотные огоньки, например, все норовили из-под защиты дома сбежать на территорию детского сада напротив. Там, на газоне, лежал забытый детсадовским сторожем дырявый шланг и заманчиво хлюпал водичкой в незаметное среди роскошной травы болотце.
Огоньки мотивировали свой легкомысленный поступок тем, что днем их все равно не видно, а порезвиться хочется. Измученный Ерошка давно бы махнул на них рукой, но совесть не позволяла: ведь последние во всем городе! Уникальные!… На помощь пришел один из подвальных. Общей хмурью и нечесаной бородой он здорово походил на Ерошку, отличался от болотного духа лишь сухой одежкой. Он помог Ерошке запихнуть болотные огоньки в майонезную банку и повел духа в подвал. Там хитрыми тропками, держась сначала водопроводных, а затем канализационных труб, спустились они к подземной реке, на которой дом стоял. Здесь-то, в кромешной тьме, и сняли крышку с белого "лукошка". Огоньки выстрелили из ведерка маленьким разноцветным салютом и замерли, приглядываясь к сырому берегу и увязшему в нем дереву, невесть когда и откуда принесенному подземной рекой. Дерево было огромное и восхитительно гнилое. Много ли надо болотным огонькам? Облепили чудесную деревяшку и — бальзам на сердце Ерошки — принялись творить из гнили себе подобных… Ерошка и подвальный сели и принялись за долгую беседу о былых временах…
"Раз-два — взяли!" Двое домовых стащили крышку с канализационного колодца. "Кати!" — скомандовал Никодим. И целая толпа домовых покатила к люку почти созревшего — того гляди и лопнет! — Зеркальщика, битком набитого не лучшими человеческими эмоциями. Когда именно этот успел ими набраться — неизвестно, ведь только недавно проверили всех. Наверное, жильцы, лишенные присмотра домовых, успели поругаться, а Зеркальщик, ненасытный, нажрался. Катить мягкое, как вода в тонкой резиновой оболочке, тело было неудобно, но общими усилиями справились. Труднее было столкнуть Зеркальщика в колодец: как ни пихали, он ежился в огромный шар, в конце концов застрявший в люке. Рассерженные домовые залезли на Зеркальщика и, несмотря на опасность разрыва зловредной сущности, принялись прыгать на нем. Зеркальщик, по отменной глупости считавший до сих пор, что с ним играют, обиделся и сам вернулся к форме дрожащей колбасы. Домовые мгновенно сиганули в разные стороны и пару секунд прислушивались к смачному "хрясь!" и журчанию с невидимого дна. Потом они вернули на место крышку и побежали дальше — инспектировать защиту дома.
Елисею тем временем сообщили, что за "крепостной стеной" дома осталось несколько "толстиков" и "мышиков" (как окрестил эти сущности Лехин), и домовой поспешил к ним рассказать про одинокую бабулю из пятого подъезда, которая страдала от тяжких головных болей и не менее тяжких дум. Елисей надеялся, что свободолюбивые, но сострадательные упрямцы проникнутся жалостью и их удастся заманить под защиту. Прониклись. Удалось. А Елисей быстренько залепил слабое местечко в магической паутине, через которое сбегали светлячки, и побежал проверять дальше.
Лехин спал.
… Дормидонт Силыч и Касьянушка наконец сосчитали призраков, приведенных к Лехину. Вместе с ними и героическими безумцами, безымянным агентом и Линь Таем, — тридцать шесть. Сосчитали — и приготовились разрабатывать план эвакуации, в чем здорово помог приунывший было мсье Вернон. Мсье был солдатом, повидавшим многие военные кампании, ему не было равных в разработке планов отступления. Эвакуация жильцов предполагалась на случай — тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! — неудачного похода Лехина.
Первый этап плана призраки разлетелись выполнять сразу, поскольку он предусматривал вселение страха и неуверенности в самых впечатлительных людей. Результат оказался неплохим: около сорока жильцов поспешно собрались и уехали навестить родственников. С ночевой.
Второй этап предполагал полевые учения. Призраки тренировались входить в любого человека, а не только в доступного им пьяницу. Это нужно было, чтобы в случае опасности вывести людей из дома, подальше от кровожадных зверюг… Второй этап растянулся до самого вечера.
А Вернон метался по этажам дома вместе с Дормидонтом Силычем и Касьянушкой и пытался определить, сколько на каждого призрака приходится человек. В конце концов плюнули и решили: по четыре призрака на подъезд. Кто первый людей выведет — мчится помогать остальным… О том, что зверюги в первую очередь примутся не за людей, а за привидения, все как-то забыли.
Лехин спал.
… А Олег нашел занятие по душе, которым мог заниматься бесконечно — драил до зеркального блеска машину, оставленную вчера на асфальтовом пятачке. Дома, конечно, тоже были дела, запланированные на законный выходной, но и без записки Лехина Олегу не хотелось уезжать. Чувствовал он здесь какую-то странную защищенность: атака призраков на впечатлительных не распространялась на Олега, а защиту он ощущал интуитивно.
Лехин спал.
… В темной подвале, под тусклым, болезненно-желтым светом лампочки сидел Проводник. Он не спал, уставившись в стену напротив, невидимую в темноте. Ему и не нужно было видеть. Впервые вместо скучных, однообразных сновидений он разглядывал бешено мелькающий калейдоскоп событий и образов. Пару раз Проводник углядел себя. Точнее, он не мог оказать, что этот бритый, чистый человек в отглаженном костюме, слегка промокший от дождя, — он сам. Но в быстро сменяющихся кадрах ничего не было знакомого, а этот тип…
Проводник опять-таки впервые что-то почувствовал. Он не мог определить — что. Но оно мучило его и томило. И, растерянно подёргивая волосы, так и не отросшие за год, он вновь и вновь вызывал в памяти смуглое лицо темноволосого человека и старался понять, почему оно тревожит…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});