4
Летом среди рабочих неводной артели Лиепниека появился очень странный человек, высокого роста, глуховатый, с широким шрамом во всю правую щеку, к которой когда-то приложился бутылкой с отбитым дном пьяный приятель. Казалось, природа обделила его разумом, и он всегда старался держаться в стороне, неохотно отвечал на вопросы. Но ему нравилось издали наблюдать за другими, незаметно подкрасться к разговаривающим между собой рыбакам или даже к мальчишкам, собравшимся в кучку, чтобы придумать какую-нибудь новую каверзу. Ко всему он прислушивался, все замечал, но дальше не распространял — может быть, потому, что тут же все забывал. В сумерки Симан имел обыкновение шататься по чужим дворам. Со всеми собаками он был в дружбе, ни одна на него не лаяла. Неслышно, как тень, шнырял долговязый Симан у чужих окон, заглядывал в освещенные комнаты, а где были ставни, тихо приподнимал крючки и, никем не замеченный, наблюдал семейную жизнь поселян.
Однажды его застала в своем дворе Клявиене. После говорили, что застигнутый за подглядыванием Симан бросился с ножом на старуху, испугав ее до полусмерти, но ударить не ударил.
Симан умел искусно подражать мяуканью дерущихся котов и иногда ночью, подкравшись к какой-нибудь уединившейся парочке, пугал молодых людей. Кристап Лиепниек испытал это на себе и грозился при случае поколотить его.
Вскоре о странностях Симана стало известно поселковым подросткам, у которых все помыслы были направлены на озорство. Мальчишки стали подлизываться к Симану, носили ему папиросы, давали хлебнуть водки из отцовских фляжек, а за это он должен был брать их с собой в ночные походы.
Мальчишки показывали ему, в какой двор идти, у кого не запираются ставни, в каких клетях спят девушки. Сняв сапоги, верзила ловко взбирался на крышу, мяукал, шумел и царапал стены до тех пор, пока спящие больше не выдерживали. Когда они убегали в дом, накинув на плечи одеяла, Симан из темноты провожал их кошачьим концертом.
Однажды вечером в поселок прибыл Питерис. По старой памяти «друг рыбаков» остановился у Бангеров. Дождавшись темноты, мальчишки привели Симана к дому лавочника. Окна были закрыты ставнями, только из щелей снизу пробивался свет. Симан откинул крючки и неслышно открыл ставни, но за ними оказалась пустая комната, через которую изредка проходила мадам, вынося в кухню посуду. Симан двинулся дальше, приоткрыл другие ставни, но и там Питериса не было. За столом сидели два человека — инженер Сартапутн и Анита. Инженер, улыбаясь, что-то рассказывал ей, держа обеими руками руку Аниты и по временам поглаживая ее голый локоть. Для Симана это зрелище не представляло интереса, он хотел пойти дальше, но мальчишки уговорили его остаться:
— Подожди немного, посмотрим, что будет дальше.
Заглядывая друг другу через плечо, они с каким-то непонятным любопытством глазели в окно.
— Пойдем, — тянул их Симан.
— Да подожди ты, — останавливали его мальчишки. — Времени у нас хватит, пусть лучше Питерис ляжет, тогда мы его попугаем.
Некоторое время они наблюдали, как разговаривали молодые люди, как инженер гладил руку Аниты, а она улыбалась словам Сартапутна. Вдруг Анита запустила пальцы в густые волосы инженера и растрепала их, а Сартапутн взял и поцеловал ее руку. Потом он придвинул стул ближе к Аните; теперь они сидели плечом к плечу. Анита, задумавшись, смотрела куда-то в угол комнаты, ее голова слегка склонилась на плечо инженера. Сартапутн нагнул голову ниже, их лбы соприкоснулись, но больше ничего нельзя было разглядеть, так как они отвернулись от окна.
— Наверно, целуются, — шепнул кто-то. Подождав немного, не случится ли еще чего-нибудь, разочарованные в своих ожиданиях мальчишки двинулись дальше. Симан снова запер ставни на крючки.
Обогнув дом, кучка мальчишек остановилась у последнего окна, из которого просачивался свет сквозь щели в ставнях. Симан немедленно приступил к делу, и скоро взорам искателей приключений предстал Питерис, сидевший у стола в одной жилетке. Он наклонился над каким-то чертежом, который раскрыл перед ним Фред Менгелис. Американец что-то энергично объяснял, водя пальцем от одного края чертежа к другому. Депутат почесывал бородку и подымал иногда глаза на собеседника, одобрительно кивая головой.
Это был проект новой гостиницы, с которым Фред знакомил «друга рыбаков». Недавно он присмотрел для нее подходящий участок возле шоссе, рядом с курортным местечком. Но участок это принадлежал государству. Вот если бы Питерис как депутат пришел на помощь, участок удалось бы приобрести за умеренную сумму.
— Можно бы заполучить его под видом надела для ремесленника, — объяснил Фред. — Я ведь рыбак.
— Это мы устроим. Вот гостиницу вам придется записать на собственное имя, на мое неудобно как-то. Если узнают, что у меня такая крупная недвижимость, сейчас же начнут подозревать, завидовать. Нам, государственным людям, в этом отношении надо быть весьма осторожными.
— Ну что же, пусть будет на мое имя. Я лишней собственности не боюсь. Пусть завидуют, кому нравится.
После этого мальчишки увидели, как Фред открыл саквояж и стал выкладывать на стол одну за другой цинковые фляги самых удивительных фасонов: плоские, длинные, со странными вдавленными боками. Смеясь, он прикладывал их то к бедрам, то к животу. Питерис тоже с видом знатока осматривал странные предметы, даже приложил одну флягу к своему животу и покачал головой.
В этот самый миг Симан вдруг вывел кошачью руладу. Он еще никогда не орал так ужасно, — казалось, стая котов дралась не на жизнь, а на смерть. Фляга вывалилась из рук перепуганного Питериса, он нервно хватался руками то за бороду, то за брюки. Фред мигом забросил под кровать все фляги. Оба так растерялись, что мальчишки за окном разразились неудержимым смехом и бросились врассыпную, только Симан хладнокровно прикрыл ставни, накинул крючки и тихо проскользнул вдоль темной улички домой. Хватит на сегодня безобразничать, достаточно всего насмотрелись.
Через несколько дней по поселку поползли слухи о дружбе инженера с Анитой. Женщины подталкивали друг дружку локтем, когда кто-нибудь из них проходил по улице. «Ну, это они умеют… Да ведь иного и ожидать нельзя было. И где только у Оскара глаза, неужели он все еще не догадывается?»
5
Став депутатом, Питерис не забыл прежнего ремесла подпольного адвоката, наоборот, теперь-то он и развернулся. Его высокое положение как магнит притягивало клиентов, к нему стали обращаться даже такие люди, которые раньше доверяли свои дела только ученым юристам. Не имея больше возможности справиться с клиентурой, Питерис нанял в секретари какого-то делопроизводителя, уволенного за пьянство из волостного правления. В Риге, недалеко от центра, он открыл контору, куда и обращались все ищущие справедливости и верящие в талант «друга