Читать интересную книгу Счастливая куртизанка - Даниэль Дефо

Эми была взбешена до последней степени, но решила, что сейчас не время показывать той свое раздражение, ибо в душе своей она вынашивала гораздо более жестокий замысел; об этом ее роковом замысле я узнала лишь после того как он был приведен в исполнение, ибо Эми не смела поделиться им со мною. Поскольку я строго-настрого заказала, чтобы та и волоска ее не смела коснуться. Эми решилась принять свои меры, более не советуясь о том со мною.

Итак, лелея свой замысел, Эми скрыла, сколько могла, свое раздражение, и отвечала ей со всей учтивостью; когда же та сказала, что собиралась навестить ее в ее доме, Эми молча улыбнулась, — а затем крикнула лодку, чтобы ехать в Гринвич[138]; поскольку та собиралась ее проведать, сказала она, почему бы им не сесть в лодку вместе? Она (Эми) как раз собиралась к себе домой и у нее там никого сейчас нет.

Все это Эми проделала с такой невозмутимостью, что девица совершенно растерялась и не знала, что сказать; но чем она была нерешительнее, тем настойчивее Эми приглашала ее к себе: становясь с каждым словом любезнее, Эми, наконец, предложила ей, если та не хочет к ней заходить, прокатиться с нею, обещав оплатить лодку на обратный путь; словом она убедила ее сесть с нею в лодку и повезла ее в Гринвич.

В Гринвиче у Эми, разумеется, дел было не больше, чем у меня, иначе говоря, — никаких; да она туда и не собиралась; но дерзость и назойливость моей девицы не давали нам покою; я же была совершенно, как затравленная.

В лодке Эми принялась упрекать ее в неблагодарности и грубости, напомнив ей, сколько она для нее сделала и как она была к ней всегда неизменно добра. Что она этим выиграла, спрашивала Эми, и чего добивается такими своими поступками? Затем она перевела разговор на меня, на леди Роксану. Эми всячески вышучивала девицу и, подтрунивая над нею, спросила, обнаружила ли та свою леди Роксану или нет.

Однако ответ девицы поразил Эми и привел ее в ярость. Та спокойно поблагодарила ее за все, что она для нее сделала, но тут же прибавила, что она не такая дурочка, как думают, и прекрасно знает, что она (Эми) всего лишь выполняла поручения ее (девицыной то есть) матушки, которой она и обязана благодарностью за все. Она прекрасно знает, продолжала она, кто такая она (Эми) и кому служит. Нет, сказала девица, негоже смешивать орудие с тем, в чьих оно находится руках, и она не чувствует себя обязанной благодарностью той, что всего лишь исполняла волю своей госпожи. Она прекрасно знает леди *** (здесь она назвала фамилию моего теперешнего мужа), продолжала она, и предоставляет собеседнице судить из этого, удалось ли ей выяснить, кто ее матушка.

Услышав все эти речи, Эми от души пожелала, чтобы девица очутилась на самом дне Темзы: рассказывая мне обо всем, она клялась, что, кабы не гребцы и кабы не люди на берегу, она непременно тогда же и бросила бы ее в воду. Когда она рассказала мне всю эту историю, я пришла в крайнее расстройство чувств и подумала, что все это в конце концов приведет к моей гибели; но когда Эми заговорила о том, что хотела бросить ее в реку и утопить, я пришла в ярость, обрушилась на Эми и даже поссорилась с ней. Эми пробыла у меня тридцать лет и во всех моих невзгодах показала себя таким верным другом, какого вряд ли когда имела женщина, — я имею в виду ее верность мне; ибо каким бы грешным существом она ни была, мне она всегда была преданным другом; и даже это ее бешенство было вызвано заботой обо мне и боязнью, как бы я не попала в беду.

Но так или иначе, я не могла равнодушно слышать о ее намерении убить бедную девочку и, придя в неистовство, встала и велела ей убираться с глаз долой и больше никогда не появляться в моем доме: слишком долго я ее терпела, сказала я, и не желаю ее больше видеть. Я и раньше говорила ей, что она убийца, кровожадная тварь; ведь ей известно, что мне одна мысль о том нестерпима, тем более — разговоры: свет не видывал такой наглости, как она только смеет предлагать мне такое? Ведь ей-то прекрасно известно, что я в самом деле мать этой девушки, что это мое родное дитя! Исполни она то, что задумала, сказала я, она совершила бы величайший грех, но, видно, она полагает меня в десять раз греховнее, чем она сама, коли рассчитывает при этом еще и на мое согласие: моя дочь совершенно права, сказала я, мне не в чем ее укорять, и одна лишь порочность моей жизни вынуждает меня от нее скрываться; но я ни за что не стала бы убивать свое дитя, пусть даже мне пришлось бы из-за нее погибнуть самой. Эми мне отвечала в довольно резком тоне.

— Ах, не стали бы? — сказала она. — Ну, а я непременно так бы и сделала, был бы только случай!

На это-то я и велела ей убираться с глаз долой и вообще покинуть мой дом; дело зашло так далеко, что Эми, собрав пожитки, пошла прочь и, как будто, навсегда. Но об этом в своем месте; а сейчас я должна вернуться к рассказу о ее поездке с моей дочерью в Гринвич.

Всю дорогу они спорили и ссорились; девушка упорствовала в своем убеждении, что я ее мать, и рассказала Эми всю историю моей жизни на Пел-Мел, и не только ту часть ее, свидетельницей какой она была, но и последующую, когда ее рассчитали; более того, она не только знала, кто мой муж, но и где он жил прежде, а именно — во Франции, в Руане. О Париже, а также о месте, где мы намеревались поселиться теперь, то есть о Нимвегене, она не знала ничего; однако если она не разыщет меня вдесь, сказала она Эми, то последует за мною в Голландию.

Они вышли в Гринвиче, и Эми повела ее в парк, где они гуляли больше двух часов, причем в самых отдаленных и глухих его закоулках: Эми выбрала эти места оттого, что разговор у них был бурный и прохожие могли заметить, что они ссорятся.

Так они шли, покуда не очутились в зарослях, что в южном конце парка; заметив, что Эми ведет ее туда, в лес, девушка остановилась и объявила, что не хочет забираться в чащу и дальше не пойдет.

Эми с улыбкой спросила ее, в чем дело. Та резко ответила, что не знает, где они находятся, куда ее заводят и, словом, что дальше она не пойдет, после чего без дальнейших церемоний поворачивается спиной к Эми и быстрым шагом идет от нее прочь. Эми выразила удивление и пошла вслед за ней; когда она окликнула ее, та остановилась, и Эми, догнав ее, спросила, что все это значит?

Девица дерзко отвечала, что — почем знать? — быть может, Эми намерена ее убить. Коротко говоря, она ей не доверяет, сказала девица, и больше никогда и никуда с ней не пойдет.

Эми была сильно раздосадована, однако, — хоть и не без труда — сдержалась: иначе ведь все пошло бы прахом; она стала вышучивать нелепые подозрения девушки, сказав, что той нечего ее бояться, что она не намерена причинить ей вреда, а, напротив, могла бы сделать ей много добра, если бы та того пожелала; но поскольку та так капризна и переменчива в своих настроениях, то пусть себя больше не утруждает, ибо она (Эми) никогда больше не пустит ее себе на глаза: таким образом, заключила она, та будет повинна не только в собственной погибели, но и в погибели своих брата и сестры.

После этих слов девица немного поумерила свой пыл; за себя она не боится, сказала она, на ее долю выпало довольно всякого и она готова вновь искать свое счастье; однако было бы весьма несправедливо, чтобы из-за нее пострадали ее брат и сестра, сказала она и прибавила несколько слов, исполненных должного чувства. Эми сказала, что в этом деле все зависит от нее самой, и советовала ей как следует обо всем подумать; она же, Эми, намеревалась помочь им всем, но поскольку с нею так обходятся, не станет больше ничего делать ни для одного из них. В заключение Эми сказала, что той нечего бояться ее общества, ибо она, Эми, с нею больше не встретится. Последнее, между прочим, оказалось неправдой, ибо после этой прогулки девица, на свою беду, все же отважилась еще раз встретиться с Эми — но об этом я расскажу, отдельно.

Дальнейшая беседа, впрочем, продолжалась в более спокойном тоне, и Эми привела девицу в дом в Гринвиче, где у нее были знакомые, и под каким-то предлогом оставив мою дочь на время одну, переговорила с обитателями дома, прося их подтвердить, если придется, что она здесь проживает; затем возвратившись к своей гостье, объявила ей, что это и есть дом, в котором она арендует комнаты и что здесь она может ее найти, если ей будет угодно, либо прислать кого-нибудь с поручением к ней. На этом Эми распростилась с девчонкой и таким образом от нее избавилась; затем, кликнув наемную карету, отправилась в Лондон; девица же, спустившись к набережной, села в лодку.

Встреча эта, впрочем, не привела к цели, которой Эми добивалась, ибо ей не удалось отговорить девицу от ее намерения меня разыскать; и хоть неутомимый мой друг квакерша водила ее за нос в течение трех или четырех дней, сведения, которые от, нее поступали, заставили меня решиться покинуть Тэнбридж. Но куда двинуться, я не знала; в конце концов, я переехала в небольшую деревню на опушке Эппингского леса под названием Вудфорд[139], арендовала комнаты в частном доме и там прожила около шести недель в надежде, что, отчаявшись меня найти, моя девица к этому времени бросит свои розыски.