Читать интересную книгу Детектив Франции 7 - Дидье Дененкс

Обследую помещение. На первом этаже две комнаты, обставленные бросовой мебелью. В одной из них нахожу на вешалке синий плащ. На ночном столике — румяна, пудреница, заколки для волос. На кровати — маленький чемоданчик из свиной кожи. Открываю его и торопливо стукаю себя в подбородок, чтобы вернуть отвисшую челюсть в исходное положение. Он доверху набит купюрами по пятьсот франков. Судя по всему, тут миллионов пятьдесят. Прилично. Голову даю на отсечение, что это именно моя Джоконда оставила такой царский подарок — не было времени прихватить его с собой. Тем не менее что-то не припомню я, чтобы кто-нибудь даже в отчаянной ситуации вот так, запросто, разбрасывался подобными суммами. Разве что… разве что на самом-то деле грош им цена в базарный день. Естественно, такое может быть только в том случае, если деньги фальшивые. Тогда — да; тогда человек в экстремальной ситуации скорее прихватит свою зубную щетку или запасные трусики, чем этакое барахло.

Смотрю купюру на свет. На первый взгляд все в порядке — деньги как деньги. Достаю из бумажника свою, кровную, пятидесятитысячную бумажку и принимаюсь сравнивать. Процесс длится так же долго, как «день без тебя» (как сказал бы поэтически настроенный Сан-Антонио в более подходящей ситуации). Но иногда я способен проявить терпение. Через четверть часа мои поиски увенчиваются успехом. Исследуя то место, где изображен толстяк в парике на фоне Версаля, я на своей купюре насчитываю в третьем по счету здании восемнадцать окон, а на ассигнации из чемоданчика — всего пятнадцать. Маленькая деталька, но вполне достаточная, чтобы установить истину. Теперь я понимаю, почему дама в синем была так щедра с Дэдэ, — она могла себе это позволить/

Характерные звуки извещают меня о прибытии полиции.

Глава 11

Главный комиссар Матэн: полтора центнера тугого мяса, дюжина подбородков один на другом, голубые подтяжки и зеленый галстук, на котором изображена голова испанца на фоне лунного заката. В довершение — нос, свидетельствующий, что его владелец всегда не прочь пропустить стаканчик божоле.

Комиссар появляется в сопровождении какого-то худышки, серьезного, как гражданские похороны.

— Ну-с, — вопрошает он, — что тут у тебя?

— Ничего хорошего, — вздыхаю я. Потом даю ему точное описание происшествия. Он внимает в сосредоточенном молчании. Затем мы идем навестить труп.

— Ты хоть сам-то отдаешь себе отчет, в какое дело влез? — интересуется Матэн. — Чтобы печатать фальшивки такого качества, надо иметь серьезное оборудование. Бумажки высший класс. Не знай я, что они не настоящие, — нипочем бы не отличил. Да-а, неплохо бы заиметь такой чемоданчик. Хватило бы, чтобы уйти на пенсию, а? Представляешь — вилла с зелеными ставнями и роскошная жизнь в свое удовольствие! — он вздохнул, терзаемый тайным сожалением.

Я неопределенно пожал плечами.

— В конце концов, наше дело не обогащаться, но наказывать тех, кто хочет это сделать незаконным способом, — встрепенувшись, единым духом выпалил Матэн и, обессилев от столь длинной тирады, перевел дух, вытирая взмокший лоб огромным носовым платком. — Кстати, ты успел продумать, как подобраться к этой твоей синей мышке?

— Нет, — признался я. — Понятия не имею. Приметы уж слишком неопределенны. Разве что попробовать с другой стороны? Найдется у тебя хоть несколько парней не таких тупых, как остальные?

— Компер? — понимающе спрашивает он.

— Именно.

— Ты прав. Имеет смысл как следует покопаться в прошлом этого весельчака. Может, на что и наткнемся. Если мы не найдем типографию, из которой выходят эти бумажки, начальство нас слопает, не дав даже ботинки снять.

— Валяй, — соглашаюсь я.

Он в сопровождении своего тощего помощника, так и не проронившего ни единого слова, отбывает исследовать сарай, где его ждет еще один труп, а я решаю позвонить патрону — тот, наверное, уже давно спрашивает себя, куда это подевался его любимый Сан-Антонио.

Судя по голосу, старик пребывает в отвратительном настроении.

— Это я, шеф, — весело произношу я.

— Слышу, — мрачно изрекает он.

На ходу переменив настрой, выдаю ему полный доклад. К концу мое настроение немногим отличается от его — терпеть не могу рапорты, даже устные.

— Фальшивомонетчики — не наша область, — резюмирует старик. — Сдай дела лионцам и возвращайся.

— Что?! — вырывается у меня. Не очень вежливо, но старик переживет. Он что, с ума сошел — возвращать меня в момент, когда дело наконец становится интересным? Разве отнимают тарелку супа у голодной собаки? Больше он ничего не хочет?

— Ты что, плохо слышишь? — скрипит этот сморчок. — Я жду. Есть для тебя задание. За границей.

Я знаю, что возражений он не терпит, но тем не менее не колеблясь бросаюсь в защиту своей мозговой косточки:

— Слушайте, патрон, не могу я сейчас это дело оставить! Считайте, что оно уже стало моим личным.

— А меня твои личные дела не волнуют. Так же, как и тебя мои.

Чувствую, что дальше пререкаться небезопасно.

— Ладно, — злость в голосе все же скрыть не удается. — Когда я должен быть на месте?

— Как можно скорее.

— Сию секунду я все равно выехать не могу. Машина не моя — кстати, ее ещё надо вернуть, да и шмотки забрать…

— Жду тебя завтра вечером, — непререкаемым тоном объявляет старик и вешает трубку.

— Вонючка! — ору я в бесчувственный аппарат. — Продажная шкура! Козел!

— Вы уже кончили? — нежным голоском осведомляется телефонистка.

— Нет, — рычу я, — только начинаю!

И тут мне в голову приходит одна вещь, о которой я, честно говоря, вспоминаю не часто. Все-таки я, черт побери, не вольная пташка — я состою на службе у старой доброй Французской республики и шкура моя принадлежит государству. Так что личная инициатива может иметь место только в том случае, если она оговорена приказом.

Бросаю на закуску еще пару ласковых слов и покидаю место действия.

Еду к дому Дюбона.

— Ну у тебя и морда, — бросает он вместо приветствия.

— Есть от чего, — хмуро киваю я. — Патрон велит возвращаться. Представляешь, впервые за все время моей клятой карьеры приходится бросать дело, не дойдя до финиша.

— Такова жизнь, — философски изрекает Дюбон, — вечно кто-нибудь сует палки в колеса. Пойдем-ка пожрем, вот что. Глядишь, и полегчает.

Сказано — сделано. Жратва — любимый спорт Дюбона; думаю, потому он и стал хозяином отеля. Меню — его любимый вид литературы, тут он не только читатель, но и творец: обожает красивым почерком выписывать названия блюд. Любит сам покупать продукты и смотреть, как повар колдует над соусом из мадеры. Словом, проводит жизнь, пуская слюну.

Курс лечения состоит из утиного жаркого и жареной баранины. Потом мы приканчиваем еще одну бутылочку бургундского и отправляемся на боковую. Поезд «Гренобль — Париж» отходит в десять утра — стало быть, отсюда мне надо выехать в восемь.

Просыпаюсь на заре и чувствую, что дело швах. Меня знобит, во рту горечь, глаза слезятся — все признаки болезни. Это еще с чего? До сих пор я болел всего дважды: корью в возрасте восьми лет и воспалением легких в прошлом году в результате незапланированного купания.

Щупаю пульс — он колотится, как ненормальный. Собравшись с силами, встаю и чувствую, что меня шатает. Голова кружится так, что приходится вернуться в постель. Тем не менее вы-то знаете, что между неженкой и мной такая же разница, как между быком и родинкой на левой ягодице вашей супруги. Вспоминаю, что спальня Дюбона рядом с моей, и что есть мочи колочу в стену. В ответ раздается такое ворчание, будто я разбудил льва.

— Что случилось? — наконец рычит Дюбон.

— Это я. Можешь зайти?

Через мгновение он возникает в дверях — в белой пижаме, расписанной лиловыми листьями. Попадись он в таком виде на глаза антрепренеру «Комеди Франсез» — и ангажемент на ближайший сезон ему обеспечен.

— Чего тебе? — без особой нежности в голосе осведомляется он. — Если захотелось с утра позабавиться — вызови горничную. Меня лично такие развлечения в твоем обществе как-то не прельщают.

— Ты что, дубина, не видишь, что я смертельно болен? — прерываю я его излияния. — Кроме шуток.

Он смотрит на меня и понимает, что я серьезно. Без звука кладет руку мне на лоб, потом заставляет открыть пасть.

— М-да-а, — озабоченно цедит он, завершив осмотр. — Температурка еще та. А уж глотку хоть в музее выставляй — серо-зеленая. Похоже, ты подхватил какую-то дрянь. Надо вызвать врача.

— Придется, — соглашаюсь я, а внутри у меня все прямо переворачивается от мысли, что подумает босс. Наверняка ведь старая перечница решит, что я симулирую, — нашел предлог, чтобы не возвращаться.

— Я ему позвоню, — обещает Дюбон. — Уж мне-то он поверит. К тому же можно будет послать ему справку от врача. С диагнозом. А если он такой скептик, так не слабо ему приехать и самолично на тебя полюбоваться. Лучше один раз увидеть…