Читать интересную книгу Гражданская война. 1918-1921 - Николай Какурин

Последующие события кампании показали, что наше Главное командование вполне правильно оценило значение Белорусского театра. В своей оценке обстановки оно исходило из очень осторожных политических предпосылок о возможности выступления Латвии и Литвы на стороне наших врагов, но зато недооценило значения и боевого удельного веса армии Врангеля, которая создала для нашего командования ряд затруднений в течение лета и ранней осени 1920 г. По расчетам Полевого штаба РККА, для успешного разрешения задачи на Польском фронте там надлежало сосредоточить 225000 штыков и 16000–18000 сабель, причем 122000 штыков и сабель из этого количества предполагалось развернуть севернее линии Барановичи — Могилев-на-Днепре. Эти расчеты полностью не оправдались, главным образом, в силу причин, приведенных нами выше. Из дальнейших глав будет видно, что только в июле 1920 г. общее количество сил на всем Западном фронте удалось довести до 108 000 штыков и сабель. [380]

План нашего Главного командования окончательно оформился в 20-х числах марта 1920 г. Тогда же командующие обоими нашими фронтами приступили к подробной разработке своих предположений. Вступивший в командование Западным фронтом 30 апреля т. Тухачевский изменил первоначальные предположения о направлении главного удара армий этого фронта. Он перенес центр тяжести активных действий на свой правый фланг, которым решил развивать главный удар в общем направлении на Вильно, с тем чтобы затем отбросить противостоящие ему польские силы в полесские болота. Во исполнение планов своих командований обе стороны к 20-м числам апреля 1920 г. развернулись следующим образом.

На Белорусском театре, включая и Полесье, действовали 1-я и 4-я польские армии (стык обеих армий в районе Лепеля), занимавшие фронт Дрисса (искл.) — Диена — Лепель — Борисов — Бобруйск, выдвигая свои передовые части на левый берег Березины у Борисова и Бобруйска и занимая промежуток между этими пунктами по правому берегу Березины; далее фронт их шел по правому берегу Березины до высоты слободы Якимовской (искл.); отсюда линия Польского фронта уклонялась прямо на юг и шла в общем направлении на ст. Хойники, проходя западнее последнего, а затем на устье р. Словечна. Особая Полесская группа, занимавшая фронт по р. Словечна, связывала армии Белорусского театра с армиями Украинского театра, из которых на Волыни располагались 3-я польская армия по линии pp. Уборть и Случ и 2-я польская армия на фронте Нов. Мирополь (вкл.) — Летичев (искл.). На Подолии располагалась 6-я польская армия на фронте Летичев (искл.) — р. Калушик, до ее устья. 1-я обсервационная армия, находившаяся в зачаточном состоянии, располагалась по демаркационной линии с Литвой. 5-я армия временно не была образована{170}. Центр тяжести группировки этих сил, как мы уже отметили, был отнесен на Украину. В качестве резервов на северном Польском театре (Белорусский театр [381] и Полесье) располагались: в резерве 4-й польской армии 6-я пехотная дивизия в с. Осиповичи; на Полесье в ее же резерв направлялась из внутренних областей страны 16-я пехотная дивизия. В Лиде в резерве Главного командования стояла 17-я пехотная дивизия. В глубоком тылу в качестве общего стратегического резерва находились 11-я пехотная дивизия и заканчивавшая свое формирование 7-я пехотная резервная бригада.

Против этих сил в Белоруссии и Полесье были развернуты 15-я и 16-я армии нашего Западного фронта на линии Дрисса — Диена — Лепель, далее на Борисов (все эти пункты исключительно), а затем по левому берегу Березины (причем предмостье у Борисова и крепость Бобруйск находились в руках противника) до сл. Якимовской включительно, а от этой последней линия их фронта спускалась прямо на юг до с. Хойники. На Украине развернулись 12-я и 14-я армии Юго-Западного фронта по линии pp. Словечна — Уборть — Случ — Калушик, поддерживая боевое соприкосновение с вышеуказанной линией Польского фронта на Украине. За правым флангом Западного фронта, в треугольнике Полоцк — Витебск — Толочин, сосредоточивались резервы Главного Командования, передаваемые им в распоряжение командования Западным фронтом.

К 24 апреля они состояли из пяти стрелковых и одной кавалерийской дивизий (4, 6, 1, 29, 56-я стрелковые и 15-я кавалерийская дивизии).

Таким образом, на Польском фронте обе стороны развертывались, имея свои ударные кулаки сосредоточенными на противоположных флангах.

Вступая в третий год Гражданской войны, советская политика и стратегия могли записать в свой актив ликвидацию главнейших фронтов Гражданской войны. Внутренняя контрреволюционная коалиция была разбита; оставалось добить ее остатки в виде врангелевщины. Результаты побед Красной Армии на внутренних фронтах косвенно оказали свое воздействие и на внешнее окружение России. Начали намечаться возможности дипломатических и торговых взаимоотношений советского государства с некоторыми капиталистическими странами. Путь непосредственного военного сокрушения пролетарской революции для капиталистических держав оказался неосуществимым. [382]

Борьба между советской системой и империализмом после двухлетних вооруженных схваток, приведших к утверждению власти советов на 1/6 части мира, начала переводиться постепенно на чисто экономические рельсы. В апреле 1920 г. В. И. Ленин наметил в одной из своих речей, что международный капитал попытается проникнуть в пределы Советской страны в качестве торгового гостя. Он предвидел, что этот гость попытается сплотить свои усилия с родственными ему группами внутри страны и создать для нас новые затруднения, «приготовить новый ряд ловушек и западней».

1920 г. мы начинали под знаком суженного экономического базиса. Правда, восстановление хозяйственной целости советской территории — объединение производящих и потребляющих районов страны открывало целый ряд благоприятных видов на будущее. Но настоящее было довольно печально. О состоянии народного хозяйства красноречиво говорили следующие цифры. Добыча угля в 1920 г. выразилась 27 % по отношению к добыче довоенного времени (в 1919-м — 29 %). Производство чугуна выражалось ничтожной цифрой 2,4 % (в 1919-м — 2,7 %). Производство льняной пряжи — 38 % (в 1919-м — 45 %). Посевная площадь сократилась до 68 % довоенной нормы, а урожайность ржи упала до 36,1 % пуда с десятины (в 1919-м — 38,6 %). Железнодорожный транспорт продолжал катастрофически разрушаться: в 1920 г. насчитывалось 61 % больных паровозов. Попутно продолжался процесс распыления пролетариата: число рабочих сократилось больше, чем вдвое, упав с 3 000 000 чел. до 1 340 000. К этому присоединились еще специальные обстоятельства. Засушливое лето 1920 г. оказалось весьма неблагоприятным для некоторых губерний средней полосы РСФСР (Орловской, Тульской, Рязанской и др.).

Приведенных цифр ясно, что тяжелая промышленность базировалось исключительно на старых запасах. Естественно, что при наличии этих условий военная промышленность не могла давать достаточных средств для возмещения расходов и изнашиваемости военных предметов. Таким образом, советская стратегия в своем построении исходила также из наличия старых запасов. [383]

Особенно остро в 1920 г. стоял вопрос о недостатке боеприпасов. Не располагая сведениями в общереспубликанском масштабе об этом главнейшем средстве войны, мы можем привести только несколько характерных примеров. Летом 1920 г. одна из групп 13-й красной армии на Крымском фронте, по численности равная целой армии (правобережная группа в составе четырех стрелковых и одной кавалерийской дивизий, имевшая в своем составе до сотни тяжелых и легких орудий), получила для начала весьма важной и рассчитанной на несколько дней операции в свое распоряжение всего 5000 снарядов (что составляло только 50 выстрелов на орудие на всю операцию) и 800 000 ружейных патронов. Командующий группой тщетно просил о доведении отпуска до 3 000 000 ружейных патронов и 25 000 снарядов{171}. При такой скудости боеприпасов предельной нормой патронов, на которую мог рассчитывать стрелок, было 90 штук{172}.

Итак, недостаток боеприпасов лишил Красную Армию одного из главнейших преимуществ современного вооружения — его скорострельности.

При такой скудной внутренней материальной базе большое значение в планах стратегии должен был приобрести расчет на перевернутые базы — на нахождение всего нам необходимого за линией неприятельского фронта. Эти расчеты могли подкрепляться прошлым опытом, ибо война на главнейших фронтах в предшествующие годы давала много примеров перевернутых баз. Припомним, например, что разгром Колчака и вторжение в глубь Сибири сразу повысили численность красных армий притоком партизан, открыли широкие возможности снабжения страны и армии хлебом, улучшили материальную часть армии запасами вооружения и снаряжения, отбитыми у противника, и т. д. Такая же примерно картина наблюдалась и на Южном и Северном фронтах при их ликвидации. Значит, теория перевернутых баз полностью оправдала себя в период Гражданской войны. [384]