Читать интересную книгу Светлое время ночи - Александр Зорич

– Мы не друзья, – прокряхтел Лагха.

Почетный оруженосец баронов Маш-Магарт, престарелый Гурт-а-Мальв, сейчас как раз затягивал на спине гнорра шнуровку нагрудной детали кирасы. Лагха ощущал себя пухлой скромницей на выданье, которую втискивают в спасительный для фигуры, но такой злой для нежного брюшка девицы корсет.

Зверда и Шоша не нашлись что ответить. По большому счету, им было все равно – друзья ли Эгин и Лагха, враги, соперники, побратимы или два хищных паука в одной склянке.

Трофейные метательные машины – все, кроме одной – благополучно заняли новые огневые позиции. Недостающий, восемнадцатый «огневержец» самопроизвольно развалился при проверочном заряжании еще возле Мельницы Песиголовца: с кручеными-верчеными варанскими машинами такое время от времени случалось, слишком уж капризными были силы, дремавшие в их упругих блоках – громоздких, бревноподобных.

Пленному инженеру было сказано, что если вовкулацкая машинерия будет мазать в белый свет как в аврик, то его, пленного инженера, выпустят по замку частями, вместо зажигательных ядер. Для пристрелки.

Подкрепленные несгибаемым намерением угрозы – самый действенный стимул даже для высоких сущностей Фальма. Что уж говорить о людях! Первый же залп достиг поставленной цели: перемахнув через ясени редколесья, подступавшего к Гинсаверу с юго-запада, зажигательные ядра одно за другим разбились в районе деревянного частокола, которым варанцы сразу после взятия замка забрали пролом в стене подле Орлиных ворот.

Дружина барона Вэль-Виры, просочившаяся к Гинсаверу небольшими группами по заветным тропам, соединилась с воинами Маш-Магарта. Над стеной щитов и копий вяло колыхались разноцветные флажки отдельных сотен. На серебряных фигурках зверей, венчающих древки фальмских хоругвей, отливало утреннее солнце. Ночной ветер утих, но ощутимо теплее не стало: от стояния на месте мерзли и люди, и кони, и сергамены.

В данном случае это было единственно разумное решение: собрать обе дружины вместе. Штурм с двух разных сторон не сулил ничего хорошего – слишком малы были силы каждого замка по отдельности.

Кроме того, и Вэль-Вира, и бароны Маш-Магарт в глубине души боялись, как бы, вступив в Гинсавер с разобщенных направлений, их солдаты не передрались друг с другом. Не со зла – а так просто, из-за неутоленной жажды убийства. Ведь Лагха клятвенно заверял, что серьезного сопротивления ни армия, ни Свод не окажут, а, значит, клинки не напьются крови досыта. Для многих, меж тем, это было важно. Бывалые вояки служили баронам и не за страх, и не за совесть, а за интерес.

Зверда, Шоша, военный советник и Лагха, облеченный после событий последних суток доверием едва ли не большим, чем «запродавший сердце сергамене» Лид, встретились с Вэль-Вирой и его тысяцким, малоземельным бароном Барунктом велиа Трепестр, в самом центре дружинного строя.

«Огневержцы» методично, залпами по четыре машины, заливали огнем место предстоящего штурма. Палисад горел как промасленная солома, несмотря на суету офицеров Свода, разбазаривающих магию на игрушечные снежные вихри, которые по мысли вдохновляющего их Нэйяра должны были побороть огненную стихию. Куда там! Сам Йор, будь он среди защитников, не совладал бы с «горячей кашей» даже ледяным огнем своего клинка.

После взаимных приветствий – разумеется, прохладных – оценивающих взглядов, пары колкостей, которыми Шоша не замедлил обменяться с Вэль-Вирой, и пары учтивостей, которыми Зверда поспешила сгладить неловкость, вызванную кабанячьими остротами своего супруга, барон Гинсавер надменно выкатил нижнюю губу и осведомился:

– Это война или праздник Цветущей Груши? Ваши машины уже полчаса коптят мои стены, а мы тут мерзнем, как харренский ямщик на ярмарке.

«Харренский ямщик» не прошел мимо ушей Лида, равно как и «праздник Цветущей Груши». На этом желанном и радостном для любого харренита празднике каждой пятнадцатилетней девушке полагалось ритуально сжечь грушевую ветвь с цветками. Потом плясали, пили, любились в стогах сена… А тут – нечистый огонь «огневержцев», тяжелый треск гибнущей древесины, ор несчастного офицера-заклинателя пламени, которому перепало полведра «горячей каши"… Хорош праздничек!

Но Лид промолчал. «Уйду отсюда куда глаза глядят. Пусть даже вычтут из жалованья неустойку – все равно уйду. Только сядут варанцы на корабли – и ноги моей здесь больше не будет! Оборотни эти паскудные, сергамены долбанные, баронесса эта…» И только для баронессы Зверды у Лида подходящего эпитета не нашлось.

– А ведь кое-кто обещал, что стоит нашим клинкам блеснуть на солнце у стен Гинсавера – и варанцы дернут в Белую Омелу, разбрызгивая на ходу дерьмо из подштанников… – продолжал нудить Вэль-Вира.

Даже Зверда не понимала, к чему клонит барон, что ему вновь не по нраву!? Уговорились уже обо всем, и большие, и малые вопросы решили, время и место штурма выбрали, план составили… И Лагхе она поклялась, что подговорит обслугу затянуть обстрел, чтобы варанским старшим офицерам хватило ума увести гарнизон замка прочь, следуя ночным приказаниям гнорра.

И вообще – все идет по плану! Огнетворительная смесь уничтожена, палисад подожжен, скоро он прогорит окончательно, вот тогда можно будет и дружины двигать, вот тогда варанцы и «дернут»!

– Таким образом, я вижу, что условия нашего соглашения выполняются из рук вон плохо, – округлил свою речь Вэль-Вира. – Значит, пришла пора проучить этих варанских выродков!

У Лагхи просто не нашлось слов. Перехватило дыхание. Видение своего захваченного Ларафом прекрасного, подлинного тела, насаженного на совны дружинников Вэль-Виры, предстало перед его мысленным взором с тошнотворной внятностью. И в то же время Лагха понимал, что перечить больному на голову гэвенгу он сейчас не может.

– Немедленно остановите своего… единоплеменника, – тихонько сказал Лагха баронам Маш-Магарт на варанском языке, который Вэль-Вира понимал не лучше, чем его двухлетнее «чадушко».

Тысяцкий Барункт словно только и ждал окончания баронской речи. Он поднес к губам небольшую дудку, висевшую у него на груди, и подал сигнал.

– Барон, стойте! – Зверда вскинула руку.

Сигнал дудки тысяцкого подхватили трубы-ревуны пехотных сотен.

– Да нельзя же так, Вэль-Вира! У вас пять ярмарочных дней на семидневе, гамэри-кан аруптах!

Левое крыло монолитного боевого построения пришло в движение. Вскоре вместо строя баталии образовался «кабан» – клинообразный боевой порядок, защищенный спереди и с боков щитоносцами, ощетинившийся совнами и копьями, не столь уж устойчивый в обороне, зато сокрушительный в нападении.

Близко к рылу «кабана» в гуще строя находились особо дюжие дружинники, волокущие наипримитивнейший таран из заостренного бревна. Впрочем, и такого тарана прогоревшему палисаду должно было хватить за глаза.

– Присоединяйтесь! Встретимся в замке, баронесса! – бросил через плечо барон, вместе со своим тысяцким направляясь к голове строя.

– Я должен идти вместе с ним, – бесстрастным, вмиг оледеневшим голосом сказал Лагха.

Он уже смирил и страх, и гнев мыслью о том, что миновать предначертанное не в силах даже Хуммер. Ему и так невероятно повезло этой ночью: он ушел из Гинсавера живым, хотя ради этого ему и пришлось придушить в уголку одного чересчур бдительного эрм-саванна, заподозрившего неладное.

Об этом Лагха баронам не рассказал. Оставалось надеяться, что смерть этого эрм-саванна другие офицеры списали на ночное проникновение Эгина, а не на заговорщические блуждания своего истинного гнорра, который, однако, по иронии судьбы этой ночью выступал как лже-гнорр.

Но если они там все-таки разобрались, если Лараф уже смог или прямо вот сейчас сможет убедить своих людей в том, что никаких приказов он не отдавал и что Гинсавер надо удержать любой ценой – тогда конец всему. Тогда, может, самым умным будет сыграть против баронов, чтобы победили варанцы. Но это уже надо смотреть по обстоятельствам…

Лагха опустил толстую, добротную полумаску своего шлема с длинным переносьем. По качеству исполнения его шлем, одолженный баронами Маш-Магарт, превосходил даже нагрудник нотормской работы. Меч с широким, лишь к самому концу на треть сужающимся лезвием, клевец на длинной рукояти и легкий, удобный овальный щит с коническим умбоном – он давно не держал в руках ничего подобного!

«Будь я в своем теле, выскочка терханый, – думал Лагха, нагоняя Вэль-Виру, – и будь я сейчас там, в Гинсавере, со своими людьми, я бы показал тебе, что значит Свод Равновесия! Да без всяких „молний Аюта“, без единой метательной машины я б тебе устроил праздничек Цветущей Груши… Мне бы только Эгина под правую руку, троих аррумов под левую, да сотню офицеров-мечников!»

«Кабан» Вэль-Виры спорым шагом взбирался прямо к горящему палисаду. «Огневержцы» прекратили огонь – их сейчас перенастраивали по небосклону для обстрела дальней стены.