Читать интересную книгу Светлое время ночи - Александр Зорич

– Да и нет. Книга принадлежит феонам. Там и здесь, некогда и сейчас – феонам! Мы получили ее в дар от деда Зверды. Он не мог не сделать дарение.

– А почему Зверда приходила ко мне из книги?

– Невозможный глупец. Кому принадлежит лук, который принадлежит тебе?

– Мне, – недоуменно ответил Лараф.

– Ты натянул тетиву и вложил стрелу. Хочешь прекратить врага. Тетива лопнула и ударила тебя по лицу, а враг ушел. Лук остался твоим?

– Д-да.

– Но он ведь обратился против тебя? А не против врага?

– Понимаю, это была ошибка…

– Да и нет. Ошибки невозможны. Предопределенные случайности. Они вели тебя к нам, нас – к тебе.

– Вы не можете быть… у нас, там… как гэвенги? Превращаться в людей и животных?

– Мы можем. Как вы можете нырять под воду. По нашим понятиям, мы можем быть у вас совсем недолго. И без… приятности. Приятности в другом. Молчание!

– Молчание!

– Молчание!

– Молчание!

– Слушай. Ты должен пробудиться через час. Ты возьмешь среди собрания камней Вэль-Виры самый крупный красноватый минерал. Единственный, который имеет запах серы. Возьмешь книгу и светильник. Ты опустишься в подземелье главной цитадели. Четвертая дверь направо от лестницы внизу. Войдешь в комнату. Откроешь книгу. Раздел будет Серебряный, ты в нем еще не бывал. Сделаешь все, что будет сказано. Так победишь и баронов Маш-Магарт, и Вэль-Виру. Можешь спросить.

– Вы дадите мне оружие?

– Да и нет. Знание – оружие? Если тебе достанет силы запомнить эту встречу, тебе достанет силы вооружиться знанием. Тогда ты станешь настоящим гнорром, великим магом своего мира. Ты силен в любви, это мы знаем. Значит, ты будешь достоин взять в жены нашу дочь. Возможно, не одну. У тебя будут дети и слава, которой не знал ни один Звезднорожденный. Если же ты не запомнишь нашу встречу – значит, ты не достоин.

– И что тогда? – Лараф боялся этого вопроса, боялся и ответа на него, но не спросить не мог.

– И тогда ты прекратился. Встреч больше не будет. Для тебя – не будет больше и книги. Уйдешь, как ходит всякий человек: из ничто в никуда.

3

Лараф проснулся от того, что пол под ним вроде как покачнулся. Одним неделимым мгновением позже раздался такой грохот, словно со стен замка вдруг дали залп из сорока «молний Аюта».

«Уже?» – содрогнулся всем телом Лараф.

Чувствуя, что произошло нечто кошмарное и непоправимое, он открыл один глаз.

Не то чтобы он боялся открыть второй. Просто это было физически тяжело – открыть их оба сразу.

Сон, который должен, по замыслу Ткачей Мерехит-Ароан, восстанавливать силы, отнял их у него все без остатка.

Он увидел себя на полу комнаты барона Вэль-Виры, лежащим лицом вверх. Совершенно голым. Его голова покоилась на чем-то мягком. С огромным усилием он оторвал голову от мягкой подушки и сел, чтобы осмотреться.

Подушка завозилась и застонала. Лараф, хоть и был испуган, обернулся очень медленно. Каждое движение отдавалось болью сразу в нескольких точках: в темени, в икроножных мышцах и в животе.

Возилась и стонала Фафна – это на ее ягодицах Лараф проспал последние два часа. Надо сказать, вспомнить имя ночной подруги Ларафу тоже удалось не сразу. Привычки к дым-глине у него не было, а ведь известно, что королева дурманов не особо цацкается с новоприбывшими.

Неподалеку, крепко обнявшись, спали Рамен и Нотта. В отличие от Ларафа с Фафной, они соорудили себе подобие ложа. Под голову они положили свои свернутые валиками платья и накрылись скатертью. Из-под желтой бахромы торчали две пары грязных пяток.

Нотта храпела. Рамен шептала что-то интимное, плямкая губами. Было очевидно, что такая ерунда, как залп «молний», не способна разбудить красавиц после трудовой ночи.

Поодаль, на лавке, лежала Кин. Она была совершенно неподвижной и даже ее грудная клетка, казалось, не двигалась. Ее длинные руки канатами свешивались до самого пола.

Под лавкой расплылась лужа уже успевшей подсохнуть блевотины. Лицо Кин было бледным, но по-детски безмятежным. Эта картина была такой умиротворяющей, что Лараф даже усомнился в том, а в самом ли деле происключился залп из «молний».

Пересилив боль, он натянул рейтузы и поковылял к окну. Только сейчас он сообразил, что в комнате очень холодно. Его руки и живот были покрыты гусиной кожей. Сам собой вспомнился только что увиденный сон.

Прекрасная, чистая Тенлиль, а это была она, пробирается через зимний лес в тонком домашнем платье с белым воротничком. За ней, след в след, крадутся два черных матерых волка. Возле камня-указателя, в котором Лараф узнал тот, что стоял близ Казенного Посада, волки прыгают девушке на спину – истошный девичий крик, белый воротничок становится красным, растрескавшиеся, с лихорадкой в уголку губы хватают морозный воздух…

Лараф содрогнулся от мысли, что, возможно, так все и было. И что после того, как Тенлиль убежала из его приторно-страстных объятий, она вполне могла броситься из Пиннарина домой. И встретить очень похожую смерть в окрестностях пиннаринского тракта.

Лараф, конечно, недооценивал стойкость духа своей целомудренной сестры. Прослужив около двух месяцев белошвейкой в одной одержимой нижним бельем купеческой семье, она скопила денег на обратный путь и, спустя еще месяц, окончила свои мытарства на пороге отчего дома. Родные, заочно похоронившие ее, впрочем, как и Ларафа, поначалу приняли гостью за призрак…

Судя по золотым отблескам на крыше флигеля, который располагался напротив окон Ларафа, всходило солнце. Его не смутило даже то обстоятельство, что отблески эти пребывают в хаотическом, совершенно невероятном для солнечного света движении.

«Ай да срань Хуммерова», – пробурчал Лараф и помотал головой, чтобы отогнать видение: Тенлиль и волки. «Кто придумал эти проклятые сны?!»

Как он заснул – то есть самого момента, когда зыбкая явь перешла в сон – Лараф не помнил.

Его сознание выключилось в тот момент, когда его руки сжали мосластые бедра Рамен, а его гиазир изготовился испустить залп победы.

Спина Рамен была такой гибкой, такой белой, а косточки ее хребта, все такие матовые и округлые, уходили куда-то вперед, в даль, за лопатки, куда-то в завешенную богатыми, хорошей выделки шкурами стену, шкуры расступались, как чаща перед всадником, открывая взору поляны и долы, напомнившие Ларафу заснеженные земли его отца, Имерта окс Гашаллы, раскиданные в долине вокруг Казенного Посада… Лараф снова помотал головой и зафыркал, отгоняя очередное наваждение.

Вдруг от тишины утра не осталось ничего. А может, это слух вернулся к Ларафу.

Забегали солдаты и заскрипели стрелометы. Крики сотников, ржание лошадей, все это было невыносимо… Лараф чувствовал, что его тело приобрело какую-то нездоровую чувствительность к звукам. Тем более – к крикам.

Несколько коротких колоколов спустя суета и шум добрались и до его покоев. В дверь настырно тарабанили, что, по мнению Ларафа, было довольно непочтительно.

– Чего там, Эри? – сипло поинтересовался Лараф, растирая лицо с пролежнями по щекам. – Что тарабанишь, как ненормальный?

– Гиазир гнорр, это не Эри, – отвечали из-за двери. Лараф узнал вкрадчивый голос начальника легкой конницы. – Прошу простить, но мы думали с вами что-то случилось. Мы всю ночь добивались приема, чтобы сообщить… Но вы не отпирали…

– Мне нездоровилось, – бросил Лараф. – А что там за шум?

– Гиазир гнорр, силы баронов Маш-Магарт соединились с силами барона Вэль-Виры и… они наступают!

– Соединились?

Новость была такой ошеломляющей, что Лараф, невзирая на свой непрезентабельный вид, решил все-таки открыть двери. Ему было не до стеснения.

Его ждал весь цвет варанского воинства. Среди всех выделялись общей озабоченностью и откормленностью лиц начальник вспомогательной конницы Валиен окс Ингур (младший брат погибшего Ранна), помощник Йора, аррум Опоры Единства Дингин и двое аррумов из Опоры Безгласых Тварей – Ельга и Васт окс Нон. Все были при мечах и в боевом облачении.

– Вы сказали… они соединились? – переспросил Лараф, бессмысленно тараща глаза на гостей.

Во рту у него было сухо, как в заброшенных колодцах пустыни Легередан.

4

– Великолепная работа, – Лагха с наслаждением изучал посеребренную кирасу с распластанным поперек вертикального ребра жесткости крылатым звериным ликом.

– Кузнецы Ноторма, – Шоша горделиво ощерился. – Лучшие латы были только у барона Санкута велиа Маш-Магарт…

– …И есть у Лида, – добавила баронесса Зверда к явному неудовольствию своего супруга. – Надевайте, Лагха, и начнем. Ждать больше нечего. Варанские боевые припасы и без того взорвались слишком рано.

– Они не «взорвались». Их взорвал Эгин, – с вызовом в голосе поправил баронессу Лагха. – Если он погиб – можете считать, что Мерехит-Ароан лишился половины своего очарования.

– Я не думала, что вы так высоко цените своего друга, – изумилась Зверда. В глубине души баронесса была полностью согласна с гнорром, но она не могла позволить себе при посторонних никаких жестов повышенной симпатии в адрес Эгина.