Читать интересную книгу Загадка Прометея - Лайош Мештерхази

Когда же почва наконец была хорошо подготовлена, в один прекрасный день они, сопровождаемые Менестеем, стали вдруг метаться по городу, взбешенные, в растерзанных одеждах: «Убийца, деспот, кровопийца! Тесей надругался над нашей сестренкой! Афиняне! Вспомните о ваших сестрах, дочерях, невестах! Мы требуем удовлетворения!» Поднялась страшная буря.

Тогда Тесей отправил их в Афидны, и тамошний люд в один голос подтвердил: Елена живет у них с самого первого дня под наблюдением Этры. Тесей даже не навестил ее ни разу. Какой чудовищный провал! Со злости Диоскуры истребили всех жителей селения — «подлые сообщники!». Елену же вместе с Этрой отправили домой, в Спарту[59].

Узнал ли афинский народ, как умно перехитрил Тесей коварных ахейцев? Какое! К тому времени уже все Афины бушевали на улицах и ничего не слышали из-за собственных воплей: «Все эллины — братья!», «Долой деспота!», «Тот, кто эллин, будет с нами!»

Короче говоря, с помощью микенских козней консервативная партия — объединившая главным образом бывших царьков и люмпеновские элементы — свергла Тесея за несколько часов. Как случилось, что умный и решительный Тесей не реагировал вовремя? Быть может, что-то отвлекло его внимание от этих событий? Согласно одному варианту легенды, он как раз в это время отбывал четыре года в Тартаре. Более вероятно другое: Тесей был болен. Душевно болен после недавней семейной трагедии. Но что же его войско? Войско готовили к защите Афин, а не к гражданской войне. Возможно, какая-то часть его поддалась обработке Диоскуров. «Мы же не против Афин боремся, только против Тесея! Афиняне наши братья!» Тесей даже не принял всерьез вспыхнувшее возмущение: «Надругательство над Еленой?» Да вся история вот-вот лопнет как мыльный пузырь То-то будет смеху!

Случаются и такие ошибки.

Прежде всего Тесей перевел в безопасное место, на остров Эвбея, домочадцев своих и ближайших сотрудников, затем и сам сел на корабль. Как говорят, он торжественно проклял Афины с горы Гаргетта. Какое — проклял! Просто сказал то, что сказал бы любой другой на его месте:

— Вы еще будете слезно молить меня вернуться!

Так, вероятно, и произошло бы. Однако на море поднялась буря, и Тесей нашел убежище от нее на ближайшем острове Скиросе. Тем более что этот остров был, собственно говоря, владением его семьи, полагался лично ему по наследству, управляющим же был там некто по имени Ликомед. Нетрудно догадаться, что Тесей за последние десятилетия не слишком много внимания уделял своему имению. Нетрудно догадаться также, что Ликомед, как это с управителями бывает, давным-давно считал остров своей собственностью. К тому же был, по слухам, приятелем Менестея. Во всяком случае, очень хотел потрафить новому царю. Да и вообще, ощущая себя крупным землевладельцем, тянулся к эвпатридам и с неудовольствием смотрел на новый уклад жизни в Афинах. Под предлогом, что с вершины ближней скалы хорошо видно все владение, он подвел Тесея к самому краю и как бы невзначай столкнул вниз, а потом объявил, что гость его выпил лишнего за обедом, после обеда же решил прогуляться, и вот, с похмелья закружилась голова. Столетия спустя афиняне объявили вопросом национального престижа перенесение земных останков Тесея с острова Скироса домой. С великой помпой в Афинах сооружена была роскошная усыпальница, однако, по правде говоря, и по сей день неизвестно, действительно ли кости Тесея обнаружены были в том месте, которое будто бы указала им птица.

В Афинах же воцарился Менестей. Вскоре он поведет под Трою афинский флот. Ибо Афины стали вассалом Микен.

Однако под Троей мы видим и сыновей Тесея. Там же и Ахилл, сын Пелеев, с его мирмидонцами. Причем как раз история с Ахиллом показывает: кто не шел добром, того принуждали.

Ибо после того, как пал Тесей, на эолийской и ионийской землях уже ничто не препятствовало великоахейским планам. Атрей торжествовал.

Что же, подождем конца!

Конечно, всем нам ясно: посреди столь бурно развивающихся событий общественному мнению недосуг было заниматься еще и Прометеем. На улицах к нему привыкли: утром идет из дворца, вечером возвращается во дворец, с ним здороваются, он отвечает, все обыкновенно. «Вон бог идет, что у Кузнеца работает». «Тот чужеземец, что у Кузнеца работает». «Тот, что у Кузнеца работает». И вид у него, как у всех, и одежда чистая, будничная, только и разницы, что и на теле и на тунике, там, где не прикрыто кожаным передником, видны пятнышки — следы ожогов. Но тут уж и вовсе нечему удивляться: «у Кузнеца ведь работает».

Да, мы можем считать за верное: Прометей работал у Кузнеца. Это подтверждается вещественными доказательствами. Теперь, когда не мешали придворные занятия во дворце и когда отступились толпы больных, толпы жаждавших пророчеств и чудес, бог, по всей вероятности, что ни день, с утра до вечера работал у Кузнеца. И работал много. Стоит припомнить хотя бы творения «Гефеста» той поры, о которых упоминают Гомер и другие источники, — и этого уже немало; а ведь речь идет об истинных шедеврах ремесла, о художественной работе высокого класса. Притом источники, несомненно, перечисляют далеко не все. Обычно в них по совершенно другому поводу, l`a propos[60], так сказать — то есть, по сути дела, случайно, — вдруг упоминается: «Доспехи, что были на нем выковал чудо-кузнец, Гефест, сын Зевесов». Источника в котором бы говорилось: «Гефест же выполнил из металла следующие изделия», и затем перечислялось бы все подряд, — такого источника у нас нет. Так что на самом деле Прометей сработал гораздо больше божественно прекрасных изделий, чем упоминается в источниках.

(Ad vocem[61], о «Гефесте». Просто уму непостижимо: неужто никого никогда не поразило, что на протяжении долгих тысячелетий колченогий олимпиец ни прежде, ни потом не работал по заказам смертных, что все, с его именем связанные творения, от шлема Геракла до щита Ахилла и доспехов Мемнона, приходятся общим счетом на два примерно десятилетия? Притом два десятилетия, следующие непосредственно за освобождением Прометея?! Ведь это бросается в глаза, буквально вопиет!

Но в таком случае почему «Гефест»?! Несправедливо и к тому же отдает безвкусным снобизмом. Торгашеским снобизмом.)

Итак, Прометей работал, много работал на микенского Кузнеца, и притом — даром. В конечном счете, что же, — у него был дом, сад, обслуга и приличное ежегодное пособие из государственной казны. Особых потребностей насколько нам известно, за ним не числилось. Ему нужна была работа, а не плата.

Что для Кузнеца было весьма небезразлично.

Ведь чем жил микенский Кузнец?

Своим трудом, ответил бы человек наивный, например историк.

Однако я пристально изучил этот вопрос с привлечением широкого круга лучших специалистов — наших венгерских ремесленников-частников — и пришел к следующим выводам.

Кузнец жил, разумеется, обработкой выданного ему металла, то есть действительно жил своим трудом. Если можно назвать это жизнью.

Жил он также трудом помощников своих, главным образом трудом предоставленных в его распоряжение рабов. Если опять-таки это можно назвать жизнью, поскольку за использование рабочей силы с него взимали высокие налоги.

Кузнец покупал металл на черном рынке у людей, оказавшихся в стесненных обстоятельствах, это был уже его собственный металл, из которого он и выделывал, тоже для черного рынка, различную утварь, этим он жил.

Кузнец знал множество трюков, с помощью которых умудрялся экономить выделенное ему сырье. Сэкономленный металл шел на изделия для левой продажи, на это он тоже жил. Очень любил, например, работать со сплавами. Если заказывали электрон, золота использовал больше, а серебра меньше — главное, чтобы общий вес выходил какой нужно. (Серебро, как мы знаем, тогда ценилось выше. Кстати, припомним: все это было за добрых тысячу лет до Архимеда!) Весьма уважал облицовочные работы, где вес использованного металла установить невозможно. Так, на форштевнях военных галер по кромке припускал меди потолще, середину же обивал совсем тонким слоем. Кто его выведет на чистую воду? А ведь таких заказов сверх головы, но помалу да помалу и птичка гнездо свивает!

Главное же: у Кузнеца были приходящие работники, — вот этим-то он и жил.

Таким приходящим работником был Прометей. Работником, идеальным по многим причинам. Во-первых, у него имеется государственная рента — профсоцобеспечение, — во-вторых, он любитель, дилетант, работает не за деньги. А значит, Кузнец не обязан заявлять о нем, платить за него налог. Да если бы и обязан был! Работает-то он для самых высших кругов — и где тот народный контролер, у которого хватит духу совать нос в такие дела! (Если вообще в Микенах хоть один народный контролер куда-нибудь совал нос!)

Наконец, Прометей делал исключительной красоты вещи, в прямом смысле слова — «божественные вещи». И Кузнец на этих «божественных вещах» божественно наживался. Ибо нетрудно догадаться: все хотели иметь их — для себя, для мужа, для сына. «Все» — примерно в том же смысле, в каком у нас «все» желают иметь машину западной марки. Поэтому Кузнец мог оценивать работы Прометея как бог на душу положит.