полсуток, 15-минутную запись перемежающихся тональностей си-бемоль и ре филодендронам, кукурузе, пшенице, герани и африканским фиалкам. Быстро бросилось в глаза, что африканские фиалки, выглядевшие в начале опыта поникшими, постепенно оживали, превращаясь в настоящих красавиц. В течение десяти дней все растения росли бойко. Но через две недели стали происходить поразительные изменения. Листья герани пожелтели и к концу третьей недели погибли. Редис, выросший на пять сантиметров, казалось, пытался скрыться от звуков, наклоняясь в противоположную сторону от их источника. Д. Реталлак зафиксировала, что злаки, редис и филодендрон погибли на исходе третьей недели. Лишь африканская фиалка продолжала расти. Контрольная же группа растений не показала никаких изменений в сторону ухудшения.
На основе результатов этих опытов ученые колледжа сделали вывод, что растения активно отзываются на музыку. Дороти в итоге закончила колледж и полюбила растения.
После того как колледж закупил биотронное оборудование Д. Реталлак попросила разрешения ей продолжить опыты на приобретенных более совершенных установках, позволявших вести и более точные наблюдения. В три имевшиеся камеры она поставила по четыре растения каждого вида, за исключением африканских фиалок. На этот раз использовалась тональность фа. В одной камере запись проигрывалась непрерывно восемь часов, в другой — с перерывами три часа в сутки, в третьей, контрольной, царила тишина. В первой камере растения умерли через две недели, во второй камере они росли хорошо, даже лучше, чем в «тихой» камере. В то же время Дороти заметила, что подопытные отклонялись от источника звуков.
Ее работа увлекла других женщин. Вирджини Смит и Марлен Мейсберг поместили в камеры кабачки. Одному растению в течение восьми недель проигрывали тяжелый рок, другому — классику. Первое растение плохо отнеслось к музыке: росло в противоположном от ее источника направлении, карабкалось по стене, словно стараясь убежать. Другому растению классика явно пришлась по вкусу, и оно обвивало источник звука, стараясь как бы обнять его.
Дороти продублировала работу подруг. Во время следующего эксперимента она использовала пшеницу, кабачок, тыкву, петунию, циннию и ноготки. Она поставила по девять растений каждого вида в две камеры. Если в условиях с нормальной, в основном классической, музыкой у растений были зафиксированы перемены в лучшую сторону, то в «рок-камере» воцарился хаос: одни растения рождали карликовые уродливые листочки, другие вообще задерживались в росте, а через девять дней стали странно «выкручиваться», обретали какие-то необычные формы, пожелтели — и вскоре умерли.
В конце концов Д. Реталлак сделала вывод, что тяжелый рок таинственным образом уничтожает растения. Другие виды музыки, например классическая и мягкий «полупоп», стимулировали рост, помогая растениям становиться пышными, с тяжелой листвой. Однообразный шум заставлял их хиреть. Растения не выносят монотонности, постоянного шума или бессмысленных звуков — отметила для себя Дороти.
Продолжая опыты с различными видами музыкальных записей, ученая заметила, что лучше всего растения откликались на восточноиндийскую музыку. По-видимому, пришла к заключению Дороти, они также питают особое пристрастие к Баху — почти столь же сильно любят его, как «Звуки Индии» Рави Шанкара. Работая с народной западной музыкой, она констатировала определенное равнодушие к этому виду музыки со стороны растений. И задалась вопросом: находятся ли растения в абсолютной и полной гармонии с «земной», народной музыкой или же они вообще безразличны к ней?
Дороти с изумлением обнаружила, что растения неплохо отнеслись к джазу: тянулись к рупору, наклонившись на 15–20 градусов. Ее домашний филодендрон также льнул к источнику звука, даже предпочитая его мягкому оконному свету. Кстати, в ходе одного опыта, поставленного южнокорейскими учеными, усики тыквы отклонялись в противоположную сторону от громкоговорителя, из которого гремел рок, и, напротив, приближались к рупору, из которого лилась успокаивающая музыка.
«Может быть, музыка снабжала рододендрон в какой-то форме энергией?» — подумала Дороти. Сама она не смогла ответить на такой сложный вопрос, но другие ученые, заинтересовавшись ее работами, стали искать ответ на него. Американцы Вудлиф и Ройстер поведали о своих опытах с табаком в труде «Влияние эффекта случайного шума на рост растений». По их данным, шум способен тормозить процесс роста на 40 процентов. Мэри Межерс и Перл Вейнбергер доказали, что музыка и звуки на слышимых частотах меняют скорость и стимулируют сам процесс прорастания зерен пшеницы весной. Та же Вейнбергер и с ней Дж. Дэс сообщили также о влиянии музыки на рост морских водорослей. В лаборатории университета города Торонто установили, например, что эти растения начинают особенно хорошо расти, прослушав сольное пение женским голосом, тогда как огурцы, к примеру, предпочитают звуки флейты.
Ученик выдающегося физиолога растений — сэра Жагадира Бозе — доктор Т. К. Сингх провел ряд опытов, изучая влияние звуков скрипки, флейты, мандолины и человеческого голоса на растения. Особый эффект произвели скрипка и щипковые струнные инструменты на перец: за три недели слушания игры на струнном инструменте — вине — перец прибавил в росте на 90 процентов и в плодоношении на 103 процента. Некоторое время Сингх «накоротке» играл на скрипке для мимозы — и заметил, что та от его игры росла вдвое быстрее обычного. Ученый обнаружил, что некоторые растения могут передавать свои новообретенные в период воздействия музыки качества последующим поколениям. Интенсивное воздействие звуками музыки, по его наблюдениям, вело к изменениям в хромосомах.
Перл Вейнбергер предположила, что звуковые волны могут вызывать резонирующие резонансные колебания в клетках растений, которые позволяют им накапливать энергию и влияют на метаболизм (обмен веществ).
Другое возможное объяснение явления, полагает Джон Уитмен, состоит в том, что растения откликаются именно на связные ноты или звуки, передаваемые им. Однако и здесь вопрос рождался за вопросом. Могло ли случиться так, что приятные сами по себе звуки, соединенные к тому же в специфическом пространстве музыкального произведения, оказывали стимулирующее воздействие на растения? А может, это связано с нашими патриархальными представлениями, согласно которым определенные и монотонно повторяемые песнопения могут влиять на ход болезни?..
Да, возможно, мир весь пронизан музыкой и с этой точки зрения гармонией. Дороти Реталлак попыталась даже уловить связь между растениями, содержащими наркотические вещества, с одной стороны, и рок-музыкой — с другой. На этот путь ее подтолкнуло письмо двух мальчиков, которые сообщали: росшая у них в горшках марихуана тянулась к стереопроигрывателю, на котором исполнялся только тяжелый рок. Выходит, наркотические растения любят ту музыку, которая убивает все другие растения?
— Растения, как и люди, любят музыку, — часто повторяет южнокорейский доктор наук Ли Вон Чо из научно-исследовательского