мне подкинут такую площадь, что жизни будешь не рад. И вообще я не хочу менять. Что вы, ей-богу, ко мне привязались?
Доктор говорит:
— Конечно, если не хотите, то и не переезжайте. Я же вас за воротник не тащу. Я вам говорю с точки зрения медицины: переезжайте в том случае, если это вам интересно. А если вам неинтересно, то и сидите в своей берлоге, хворайте нервными заболеваниями, умирайте преждевременно.
Я говорю:
— Прямо уж и не знаю, что делать. Главное — комната веселенькая, на солнечной стороне.
— Ах, даже на солнечной стороне! — говорит врач. — Это становится интересным. И что же, целиком она на солнце, или она немножко глядит на запад?
— Целиком, — говорю, — на юг. Солнце так и жарит целый день.
— Многие сердечники, — говорит врач, — это худо переносят. Короче говоря, сколько хотите доплаты, если вам дать комнату в двенадцать метров в четвертом этаже?
Я говорю:
— Хотелось бы прежде осмотреть эту вашу паршивую комнатенку.
— В таком случае, — говорит доктор, — запишите мой адрес и вечерком приходите. Насиловать вашу волю я не буду. И за просмотр, за визит, с вас ничего не возьму. А пока одевайтесь и идите с богом, посоветуйтесь с женой.
Вот я оделся и вышел на улицу. И прошел сгоряча два квартала. Потом мне стало досадно, что я плохо полечился. И я решил вернуться к врачу, чтоб спросить, не нужно ли мне ванны принимать с какой-нибудь мурой — морской солью и так далее.
И вот я снова поднимаюсь к этому врачу и вхожу в его кабинет.
А там уже другой пациент. И врач, слушая его в трубку, говорит:
— Мда, сердцебиение порядочное. Небось в пятом этаже живете?
Пациент уныло говорит:
— Живу в седьмом этаже.
— Мда, — говорит врач, — дураков мало меняться с вами. Одевайтесь.
Тогда я подхожу к столу и говорю:
— Довольно странно мне слышать ваши слова, обращенные к другому пациенту. Раз вы со мной договорились насчет комнаты, то зачем же вам снова расспросами заниматься?
Доктор говорит:
— Четвертый месяц ищу комнату — не могу найти. Всех опрашиваю, и это вошло у меня в привычку. Что касается вашей комнаты, то район меня не совсем устраивает, и через это я стал сомневаться. Уходите оба, сейчас ко мне еще один пациент придет, может быть, из центрального района.
Тут в дверь постучали, и вошел еще один пациент, которому врач сказал:
— Раздевайтесь. Побеседуем, что у кого болит.
В общем, теперь я хочу полечиться у другого врача. А то этот меня еще больше расстроил. И даже у меня теперь начались головные боли.
А может быть, у меня начались головные боли оттого, что мой квартирант-профессор целые дни кипятит какую-то химию в своей колбочке. От этого в квартире вредный запах. И я, кажется, действительно возьму и поменяю свою комнату.
Вот завтра пойду к какому-нибудь врачу и побеседую с ним об этом. Было бы славно, если б попался врач вроде этого. Впрочем, сильно сомневаюсь, что еще раз встречу такого же боевого медика.
Новые времена
В октябре этого года я отдыхал в Крыму, в одном тихом и небольшом курортном местечке К.
И вот какой удивительный случай там произошел. Два молодых пижона немного подвыпили в ресторане и вышли на улицу, чтоб обсудить вопрос о своих дальнейших развлечениях.
Не найдя ничего такого, что бы их развлекло, они, скуки ради, стали задевать проходящих женщин.
А дело было к вечеру. И прохожих было мало.
Вот наши подвыпившие франты, увидев проходящую молодую женщину, стали ей кричать, чтоб она подошла к ним. При этом один из них, грубо и цинично бранясь, стал делать ей всякие оскорбительные предложения.
Смущенная женщина поспешила уйти прочь.
Увидев ее смущение, приятели осмелели и окончательно распоясались.
По улице в это время шла одна молоденькая девушка. Как выяснилось в дальнейшем, это была Лиза В., молодой инженер, отдыхающая в санатории. Она только что проводила свою подругу в соседний дом отдыха и теперь возвращалась домой.
Увидев ее, приятели развеселились. И один из них крикнул ей то, что он крикнул первой женщине.
Это было в высшей степени безобразно и оскорбительно — слушать то, что он кричал.
Девушка вздрогнула и остановилась. Потом медленно подошла к ним и спросила:
— Кто из вас двоих это сказал?
Один из франтов, не вынимая изо рта папиросу, нагло ответил:
— Я это сказал. И могу тебе, милочка, повторить, если ты сюда подошла.
Девушка, размахнувшись, с силой ударила по лицу пижона так, что он закачался и еле мог устоять на ногах.
Приятели обалдели. И побитый стал прочищать свои глаза, засыпанные пеплом и искрами от его смятой папиросы.
Девушка, вытерев свою руку носовым платком, пошла своей дорогой.
Минута обалдения прошла, и приятели с ревом бросились за уходящей девушкой, с тем чтобы ее, вероятно, избить или проучить за слишком смелый поступок.
Они догнали ее на шоссе и стали хватать за руки.
И тут неизвестно, что было бы, если б в это время по шоссе не проходил местный аптекарь А.
Он только что закрыл магазин и теперь направлялся к дому.
Увидев, что два подвыпивших парня напали на женщину, благородный аптекарь бросился к месту происшествия. И там стал разнимать их. При этом стыдил и усовещивал приятелей, говоря, что не дело двум таким здоровым коблам так низко и по-хулигански вести себя.
Оставив свою жертву, приятели стали пикироваться с аптекарем. Пикировка была с бранью и криками. И аптекарь сказал девушке, чтоб она шла домой и что он тут один разберется в происшествии.
Девушка пошла по шоссе к дому. Но в это время один из приятелей, рассердившись на заступничество аптекаря, ударил его так, что тот упал.
Девушка снова поспешила к месту схватки.
Пьяницы, увидев, что она приближается к ним, почему-то задрожали. И, оставив аптекаря на земле, быстро удалились.
Девушка подошла к аптекарю и сказала:
— Как жаль, что я ушла. При мне они бы, вероятно, не посмели вас ударить.
Аптекарь ей сказал:
— Я рад, что вы ушли, а то бы они и вас ударили.
— Сомневаюсь, — ответила девушка. — Вдвоем мы бы их скрутили и доставили бы в милицию.
Девушка помогла подняться аптекарю и проводила его до аптеки. Они открыли ее и нашли там