Читать интересную книгу Песнь о Трое - Колин Маккалоу

Гектор с грохотом выехал с правого фланга в колеснице, запряженной тремя вороными жеребцами, слегка покачиваясь в такт движению. Мои доспехи сидели на нем превосходно. Гребень шлема уже украсили пурпуром. Он подъехал ближе и остановился напротив меня, мы обменялись холодными взглядами. В каждом читался вызов. Одиссей выиграл. Мы оба знали: только один из нас покинет поле боя живым.

Когда мы ждали звука рогов и барабанов — сигнала начать битву, — повисла странная тишина: ни одна из армий не издавала ни звука, не было слышно ни лошадиного фырканья, ни стука щитов. Мои новые доспехи оказались очень тяжелыми; чтобы привыкнуть к ним и наловчиться двигаться, потребуется время. Гектору придется подождать.

Загрохотали барабаны, затрубили рога, и богини судьбы подбросили ножницы над разделявшей нас с Гектором полосой земли.[24]

Я прокричал свой военный клич, Автомедонт хлестнул упряжку, бросив колесницу вперед, но, прежде чем мы встретились, Гектор свернул в сторону и помчался вдоль своих рядов. Меня остановил бурлящий поток колесниц, и преследовать его не стоило и пытаться. Мое копье поднималось и опускалось, обагряясь троянской кровью; все чувства исчезли, осталась только страсть убивать. Я не думал даже о своей клятве Патроклу.

Я услышал знакомый военный клич и увидел колесницу, пробиравшуюся сквозь давку, — Эней хладнокровно наносил удары, не давая воли гневу, когда мирмидоняне ловко от них уворачивались. Я крикнул свой клич. Он услышал меня и поприветствовал, тут же спрыгнув с колесницы и приготовившись к поединку. Я принял его первый удар на щит — меня до мозга костей пробрало гулкое колебание, но копье не причинило чудесному металлу никакого вреда. С искореженным острием, оно упало на землю. Старый Пелион прочертил ровную дугу над головами разделявших нас воинов, высоко и точно. Эней увидел острие, летящее к его горлу, вскинул щит и пригнулся. Мое любимое копье насквозь пронзило обтянутый шкурой металл, опрокинуло щит и вошло в плоть Энея, приколов его к щиту, словно булавкой. С обнаженным мечом я расталкивал своих воинов, собираясь настичь его раньше, чем он освободится. Его дарданцы отступали под нашим натиском, и на моем лице уже сияла победоносная улыбка, как вдруг я почувствовал толчок неведомой силы — обескураживающий, приводящий в бешенство феномен, который иногда возникает, когда огромная масса людей тесно сжимается вместе. Словно мелкая морская зыбь сменилась мощной волной и разметала людские шеренги от края до края; воины падали друг на друга, как кирпичи из каменной кладки.

Когда людской волной меня почти сбило с ног и подхватило, словно смытый с корабля груз, я испустил отчаянный крик: я потерял Энея. К тому времени, как я освободился, он успел удрать, а я оказался на сто шагов дальше от моего прежнего места. Призывая мирмидонян и приказывая им сомкнуть строй, я проложил дорогу назад. Вот то, что я искал: Старый Пелион по-прежнему прикалывал щит к земле, никем не взятый. Я вытащил копье и бросил щит одному из нестроевых помощников, отвечавшему за трофеи.

Вскоре после этого я оставил колесницу и Автомедонта на задней половине поля, поручив Старый Пелион его заботам. Эта битва была занятием для секиры. Ах, как же это оружие подходит для давки! Мирмидоняне держались рядом со мной, и мы были непобедимы. Но какой бы исступленной ни была драка, я все время продолжал искать глазами Гектора. И нашел его сразу же после того, как убил воина, на груди которого был знак сына Приама. Сражаясь невдалеке, Гектор с перекошенным лицом наблюдал за судьбой брата. Наши взгляды встретились; поле боя, казалось, исчезло. Мы впервые посмотрели друг другу в лицо, и в его мрачной задумчивости я прочел удовлетворение. Мы сходились все ближе и ближе, сражая врагов с одной только мыслью: встретиться, оказаться в пределах удара. И тут поле всколыхнулось еще раз. Что-то ударило мне в бок, и я почти потерял опору под ногами, когда меня потащило обратно сквозь воинские шеренги. Мужи падали и превращались в месиво, а я рыдал, ибо Гектор был для меня потерян. Мое горе сменилось гневом и угаром битвы.

Кровавая ярость отступила, когда около меня осталась только горстка воинов с пурпурными гребнями на шлемах и у них под ногами проглянула истоптанная трава. Троянцы исчезли. Они вышли из боя, их вожди снова встали на колесницы, и Агамемнон отпустил их, решив воспользоваться моментом и перестроить собственные шеренги. Откуда-то появилась моя колесница, и Автомедонт остановил ее позади меня.

— Найди Агамемнона, — выпалил я, со вздохом облегчения поставив щит на решетчатый пол колесницы. Защита замечательная, но слишком тяжелая.

Все вожди уже собрались. Подъехав, я встал между Диомедом и Идоменеем. Почувствовав вкус победы, Агамемнон снова был царем царей. На предплечье у него виднелся порез, перевязанный куском льна, с которого на землю падали темно-красные капли, но он не обращал на это внимания.

— Они отступают всем фронтом, — сказал Одиссей. — Однако ничто не указывает на то, что они готовы укрыться в городе, по крайней мере сейчас. Гектор все еще надеется победить. Торопиться нам некуда.

Он бросил на Агамемнона взгляд, говоривший о том, что ему в голову пришла замечательная идея.

— Мой господин, а если нам сделать то, что мы делали все эти девять лет? Давай разделим армию на две части и попытаемся вклиниться к ним в середину! В трети лиги отсюда Скамандр изгибается в большую петлю по направлению к городским стенам. Гектор уже направился в ту сторону. Если мы сманеврируем так, чтобы их силы сосредоточились у жерла петли, то с помощью Второй армии мы сможем загнать по крайней мере половину из них внутрь, а остальные наши войска продолжат теснить их вторую половину в направлении Трои. Мы не сможем разбить тех, кто побежит к Трое, но мы сможем разделаться с теми, кто окажется в наших руках у Скамандра.

План был отличный, Агамемнон сразу это понял.

— Согласен. Ахилл, Аякс, возьмите из Второй армии те отряды, которые вам по душе, и разделайтесь со всеми троянцами, которых вам удастся загнать в западню у Скамандра.

Я предупредил:

— Только если ты не дашь Гектору удрать в город.

— Согласен, — тут же сказал Агамемнон.

Они шли в западню, словно рыба в сеть. Мы настигли троянцев, когда они поравнялись с жерлом речной петли, а Агамемнон тем временем бросил свою пехоту прямо в середину их рядов, разметав их в разные стороны. Напор огромной массы войск Агамемнона лишил их надежды на стройное отступление. На левом фланге мы с Аяксом держали позиции до тех пор, пока основная часть отступающих не поняли, что попали в тупик. Потом мы ринулись к жерлу, чтобы перекрыть единственный выход. Я собрал пехотинцев и повел их внутрь петли, Аякс с ревом заходил справа, делая то же самое. Троянцы ударились в панику, беспомощно заметались в разные стороны и отступили еще больше, пока их ряды не оказались на самом берегу. Масса воинов, продолжавших отступать под нашим натиском, неумолимо толкала их все дальше; те, кто оказался позади всех, словно овцы на вершине утеса, начали падать в загаженную стоками воду.

Половину работы за нас сделал Скамандр — пока мы с Аяксом кромсали их под истошные вопли о пощаде, они тонули в нем сотнями. Со своей колесницы я видел, что речной поток стал чище и сильнее обычного — Скамандр разлился. У тех, кто потерял почву под ногами на берегу, уже не было надежды обрести ее вновь и сразиться с течением, им мешали доспехи и паника. Но почему разлился Скамандр? Дождей уже давно не было. Потом я взглянул на Иду; небо над ней почернело от грозовых туч, над предгорьями позади Трои повисли серые полотна дождя, отсекая их от остальной ойкумены.

Я отдал Старый Пелион Автомедонту и сошел с колесницы с секирой в руках, щит был слишком тяжел. Придется обойтись без него, и не было Патрокла, чтобы меня прикрыть. Но прежде, чем ринуться в сечу, я подозвал одного из нестроевых помощников, — я обещал Патроклу положить в его могилу двенадцать знатных троянских юношей. В такой свалке собрать нужное количество не составляло труда. И меня снова захлестнула та жуткая, бездумная жажда крови, которую я не мог утолить, сколько бы троянцев ни полегло от моей руки. Я не остановился даже у самой кромки воды, преследуя тех несчастных, которых загнал в реку. Вес доспехов служил мне якорем в нарастающем напоре течения, и я убивал, пока воды Скамандра не стали красными от крови.

Один из троянцев попытался сойтись со мной в поединке. Он назвался Астеропеем и явно принадлежал к знати, поскольку был одет в позолоченную бронзу. Преимущество было на его стороне, ибо он стоял на берегу, а я — по пояс в воде, с одной лишь секирой против его пучка копий. Но пусть никто не считает Ахилла глупцом! Когда он приготовился метнуть в меня свой первый снаряд, я схватил секиру за конец рукоятки и бросил в его сторону, словно кинжал. Он кинул в меня копье, но вид моего оружия, рассекающего воздух, помешал ему прицелиться. Секира летела, сверкая на солнце, и попала ему прямо в грудь, глубоко вонзив в его плоть свои челюсти. Он прожил всего мгновение, потом наклонился вперед и камнем упал в воду, лицом вниз.