Стоя чуть поодаль, Леон наблюдал за Стефани. Она была очень красива, ему хотелось ее рисовать. Но его больше интересовала та неуверенность, которая чувствовалась во всем ее облике. Она производила впечатление неуверенной в себе женщины, не знающей, кто она, и где она находится, и как здесь очутилась. Он понимал, что это — лишь игра воображения. Но Леон доверял своему воображению, он верил в самые причудливые фантазии, подсказанные ему воображением, в совпадения и в невероятные обстоятельства, в события, казавшиеся непостижимыми или, скорее, необъяснимыми.
Он знал, что занятие искусством, как и наслаждение им, невозможно, если не будет этого необъяснимого, знал, что любить или дружить без этого невозможно, а поэтому полагался на свои инстинкты и чувства, на силу своего воображения, на наслаждение, которое получал от многообразия и противоречивости бытия, полагая, что все это, в конце концов, дает возможность хотя бы отчасти познать истину. Именно поэтому, видя Сабрину Лакост — красивую, очаровательную, умную, в минуту задумчивости он почувствовал, что эта женщина не знает, кто она, где ее дом. Он решил, что она, пожалуй, и в самом деле не знает этого. Леон не отогнал эту мысль, а поймал себя на том, что думает о ее прошлом и о том, чем он может ей помочь, если только нужна его помощь.
Профессиональным глазом художника он охватил представшее перед ним зрелище: женщина на белом с сероватым отливом валуне, а за ней — мрачный утес с деревьями, упрямо тянувшимися навстречу солнцу, безмятежная темная гладь воды. И снова — женщина в темно-синих велосипедных шортах и белой майке с расстегнутым воротом. Ее каштановые с рыжеватым оттенком волосы касались плеч, а полтора месяца назад, когда он с ней познакомился, они были короче. Ее гибкое тело, длинные ноги и поистине царственная осанка (по-видимому, ее научили так держаться в детстве, настолько естественной она казалась). Ее взгляд был прикован к пенящейся воде, и он задумался: какие ассоциации вызывает сейчас у нее этот вид. Он видел, что она сидит сжав руки и напрягши все мышцы, словно пытается переплыть в воображении бурный поток или прогнать прочь мысли.
Достав из рюкзака небольшой блокнот для эскизов и кусок угля, он принялся быстро, уверенно рисовать: сначала людей вокруг неподвижной фигуры женщины, оставив на листе место для нее, а потом и саму женщину. Сабрина, сказал он про себя. Прекрасное имя. Прекрасная тайна, которая дразнит и неодолимо влечет к себе.
Она замужем.
Но и у меня есть близкий человек, подумал Леон. Мы не женаты, но связаны отношениями, порвать которые довольно сложно. Ну что ж, мы с Сабриной не будем заглядывать слишком далеко вперед. Пока не будем.
Спустя некоторое время он подошел и положил руку ей на плечо.
— Если вы готовы, мы можем пообедать.
— Да. — Очнувшись от наваждения, она оперлась на его руку и встала.
— Спасибо, что вы привезли меня сюда. Вы были правы, это действительно волшебное место.
— Оно что-то вам напоминает. — Стараясь расслышать друг друга, они стояли так близко, что почти соприкасались головами. — Что-нибудь прекрасное… или волнующее?
— Это место захватывает само по себе, не правда ли? Воспоминания здесь ни при чем. А родник глубоко?
— Его еще никому не удалось обнаружить, хотя пытались — и Кусто, и многие другие.
— Никому не удалось обнаружить? Разве не удивительно, что никто не знает, где его начало. Он открыт нам не весь, только отчасти, а между тем в нем столько силы и красоты…
Леон с любопытством посмотрел на нее.
— Но ведь и большинство из нас открывают только часть себя.
— Да. Конечно. — Они собрались уходить, и она вновь засмотрелась на поток.
— Жаль, что приходится уходить.
— А мы не уходим. Сейчас вы поймете.
Они пошли обратно той же дорогой и спустились по каменной лестнице. Они попали в ресторан, стенами которого были огромные стекла. Миновав зал, они оказались на широкой террасе, где пол был выложен плитами. Защищенная сверху навесом, терраса слегка выдавалась вперед и выступала над водой.
— Как здесь здорово! — воскликнула Стефани, когда их провели за столик у самой ограды. Прямо под ними была река. Час был уже поздний, и на террасе лишь несколько посетителей коротали время за чашкой кофе. — На какое восхитительное место мы набрели!
— Частенько мне кажется, что на него набрела уже большая часть населения земного шара, — с улыбкой сказал Леон, когда подошла официантка и протянула меню. — Когда мне очень хочется уединения, я приезжаю сюда зимой. Тогда это место в самом деле кажется волшебным: над водой клубится пар, повсюду снег, никого нет, кроме меня. Если, конечно, не считать гномов и эльфов, которые живут в пещерах среди утесов.
— Гномов и эльфов… А вы их видели? Разговаривали с ними?
— Пока нет. Но чтобы верить в их существование, это необязательно.
Стефани оперлась подбородком на руки.
— Верить в то, что невидимо?
— Я верю, что есть вещи, о существовании которых мы можем только догадываться: тайны, волшебство, облик будущего, суть прошлого.
— А вас это не пугает?
— Напротив, очень радует. Представьте, насколько обеднела бы жизнь, если бы в ней не было тайн и чудес. Они дают мне ощущение полноты жизни, поэтому я должен в них верить.
— Вы имеете в виду живопись.
Он взял ее за руку.
— Знаете, вы первый человек, который сразу понял, что я имею в виду, говоря про чудеса. В большинстве своем люди думают, что я просто беру кисти и рисую то, что вижу перед собой. Так же, как многие считают, что писатели описывают людей, которых знают, а ученые взвешивают и измеряют то, что могут взять и потрогать руками. Ерунда! Мы рисуем, описываем и изучаем то, чего не видим. А другое — удел операторов и журналистов. Мы даже не знаем, как нам это удается. Что-то внутри нас — или вне нас, кто знает? — направляет кисть художника, перо писателя или мысль ученого, а мы никогда в полной мере не понимаем, что это за сила и откуда берутся посещающие нас образы. Да и зачем стремиться к этому? Нужно просто благодарить судьбу за то, что это есть. По-моему, официантка ждет, чтобы мы что-нибудь заказали. Рекомендую омлет с трюфелями и помидоры по-провансальски, если только вы не хотите…
— Отлично.
Леон заказал названные блюда и бутылку «Кот-дю-Рон». Пока они делали заказ и официантка раскладывала на столе приборы и салфетки, разливала вино, они отпустили руки друг друга. Когда они остались одни, Стефани взяла бокал, а другую руку опустила на колени.
Молча они смотрели на воду, и в этом молчании было понимание друг друга.