— Когда он прибыл с опозданием, в своей безукоризненно отглаженной военной форме, все гости застыли как кули с солью.
Разговор с трудом возобновляется, затем один молодой человек, Билл Стрикленд, лидер движения студентов Севера, осмеливается:
— Вы думаете, это было бы возможно здесь, в Соединенных Штатах попробовать акцию герильи, подобную той, что вы совершили с господином Фиделем Кастро?
Эрнесто улыбается:
— Здесь ситуация другая. Нет, я не думаю, что ваша страна сможет когда-нибудь стать для герильеро землей обетованной.
Очевидно, Че использовал свой визит на территорию ООН для упрочения связей с африканцами и приготовления поездки, которая последует. Но он не покидает Нью-Йорка, не поговорив также с Андреем Громыко, министром иностранных дел Советского Союза, и было бы удивительно, если бы он не рассказал ему о своих планах перенести герилью в другие районы мира.
17 декабря Эрнесто покидает Соединенные Штаты и направляется в Алжир, с остановкой в Люблине, где, без сомнения, у него появились мысли о его предках Линчах. Проведя три дня в Алжире, он добирается до Мали, где его ждет Модиба Кейта. Он узнает, что африканцы называют его «Мао Латинской Америки», что не является для него неприятным. 2 января 1965 года он отправляется в бывший французский Конго, где в Браззавиле встречается с лидерами Паскалем Лиссу-бой и Альфонсе Массемба-Дебатом. 8-го он пересекает Гвинейский залив, чтобы попасть в Конакри, где его принимает президент Секу Туре, прокитайский марксист. Оба договариваются потребовать от СССР оказать экономическую помощь процессу деколонизации и афроазиатскому единению. Затем Че достигает Ганы: в Аккре, на Золотом берегу он беседует с президентом Кваме Крума и использует это, чтобы раздуть жар революции:
— Африка, Латинская Америка и Азия должны будут объединиться с социалистическими странами, чтобы бороться против империализма.
22-го он прибывает в Порто-Ново в Дагомее, откуда посылает открытку Ильдите. На ней черный ребенок в одежде племени, с припиской: «Возможно, это твой собрат. Посмотри внимательно, узнаешь? Я в Дагомее: поищи, где это, на географической карте».
25-го он добирается до своей алжирской базы через Аккру, где для газеты Алжир-Суар дает интервью о поездке по континенту: «Африка была больна, сегодня она выздоравливает и лечится. Ее недугом был неоколониализм, и риск рецидива проистекает от колониалистов». С 8 по 10 февраля он останавливается в Париже, городе, который его приводит в восторг, из-за Революции 1789 года, которая занимала важное место в утверждении его системы мысли. Он прогуливается по набережным среди букинистов, угощается сэндвичем в бистро, посещает Лувр, чтобы увидеть Джоконду. Затем поездка возобновляется: Дар-Эс-Салаам в Танзании, где он встречается с президентом Джулиусом Ниерере, Каир, где Насер находит в его манере выражаться что-то от самоубийцы, возвращение в Алжир.
24 февраля по случаю второго афроазиатского семинара его атаки на Москву делаются более вирулентными:
«… Советские люди торгуются своей поддержкой народных революций в пользу эгоистической внешней политики, далекой от великих интернациональных задач рабочего класса (…). Не может существовать социализм, если в сознании не произойдет изменение, которое вызовет новое братское отношение к человечеству».
Затем он бросает пылкую тираду о значении выражения «взаимная выгода», которое выводит его из себя:
— Но как можно говорить о взаимной выгоде, когда по ценам мирового рынка продают сырье, добытое потом и безграничными страданиями бедных стран, и когда покупают по ценам мирового рынка машины, сделанные огромными современными автоматическими заводами? Если между различными группами наций устанавливается такой тип отношений, из этого нужно заключить, что в определенном смысле социалистические страны являются соучастниками империалистической эксплуатации.
Не удивительно, что такие встречи будут восприняты как камуфляж и телефонный звонок в Гавану не замедлит последовать…
Че готовил свою речь с Беном Беллой, который тоже плохо принимает отношения, которые советские люди имеют со странами, называемыми братскими. Бен Белла напишет в своей речи, прочитанной 9 октября 1987 года его женой Зохрой в Афинах по случаю двадцатой годовщины со дня смерти Че:
«Между Кубой и Алжиром установился некоммерческого характера обмен, проводимый под знаком дара и солидарности и который по воле обстоятельств, а также противоречий, был оригинальным элементом наших отношений с Кубинской Революцией. (…) Этот новый тип обмена, который попирал все меркантильные концепции коммерческих отношений, потому что наши министры торговли никогда в это не вмешивались, — также практиковался с другими странами, такими как Египет Насера, Мали Модибо Кейта, Гвинея Секу Туре, Танзания Ниерере, Конго Массемба-Дебат или Гана Нкрума. Мы давали, но мы также много получали, и мы никогда не знали, сколько. Эта система обмена очень нравилась Че, так как она основывалась на честной дружбе; это соответствовало его темпераменту. (…) Че полагал, что слабое звено империализма находилось на нашем континенте и что сюда он должен теперь приложить свои силы».
Отчаянное стремление Эрнесто вести мир к свободе толкает его в сферу утопии. По его мнению, «чтобы дать возможность афроазиатским народам войти в социализм, необходимо, чтобы цены на их сырье были фиксированными. Прежде чем защищать их от алчной организации мирового рынка. Задача состоит в том, чтобы зафиксировать цены, которые позволят развитие, а для этого нужно будет изменить порядок международных отношений. Внешняя торговля не будет больше устанавливать политику цен, а наоборот, будет подчинена братской политике между народами».
2 марта Че возвращается в Каир, «чтобы последний раз встретиться с Насером, прежде чем 5-го улететь в Пекин. Его сопровождают капитаны Османи Сиенфуэ-гос и Эмилио Арагоне, несгибаемый политик, второй секретарь, после Фиделя, Центрального Комитета Единой партии социалистической кубинской революции. В течение недели, которую он проводит в Китае, — кроме осуществления одной своей самой давней мечты, посетить Великую стену — Эрнесто принят президентом Республики Лиу Шаочи, а также будущим президентом Ден Сяопином и Генеральным секретарем партии Мао, остающимся китайцем номер один как председатель партии. Каждый вечер Чжоу Энлай появляется в отеле, где живут кубинцы, и осведомляется о желаниях Че. Он хотел бы, говорит он, у него спросить, не хочет ли он увидеть кого-нибудь в отдельности — подразумевается Мао — и Эрнесто отвечает, что нет. Кажется странным, что у него не было желания вновь увидеть человека, которым он так восхищался, хотя бы поговорить с ним о Революции и о своем желании зажечь новый Вьетнам. В этом же 1965 году с Мао встретился Мальро. Возможно, Че уже знал из разговоров с самыми высокими руководителями страны, что китайцы не помогут ему революционизировать всю землю полностью. Народ Китая представляет собой свой собственный мир для себя, его руководители не ощущают себя причастными напрямую к тому, что происходит на остальной планете. Кроме того, с культурной революцией, которую Мао теперь готовит, ему есть чем заниматься. Эрнесто покидает Азию, не увидев его. Он знает, что его речь в Алжире должна была заставить отреагировать Москву и что Фидель в Гаване, без сомнения, вынужден злиться. Следовательно, вовсе не обязательно вызывать огонь, встречаясь с Мао, который не испытывает чувства святости по отношению к Кремлю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});