Читать интересную книгу Анатомия призраков - Эндрю Тейлор

— Я рада, что вы пришли… я хочу вам кое-что рассказать.

Однако в дверь постучали, и вошла Сьюзен с чайными принадлежностями.

— Вы уверены, что я не мешаю, мадам? — спросил Холдсворт.

— Ничуть, сэр.

Элинор улыбнулась и на мгновение испытала чувство вины, не столько за улыбку, сколько за совершенно непростительную радость, которая ее вызвала. Джон не улыбнулся в ответ, и ее радость растаяла так же быстро, как возникла. Но вина осталась.

— Доктор Карбери спит, — более холодным тоном продолжила она. — Я уже велела принести себе чай. Достаточно поставить вторую чашку на поднос.

Оба молчали, пока служанка не оставила их наедине. Элинор занялась чаем. Холдсворт встал и подошел к окну гостиной. С неба неустанно лил дождь, похожий на смазанные чернила. Сады были промокшими и безлюдными. Огромный платан заслонял половину неба. Элинор собиралась нарушить неловкую тишину, рассказать ему о призраке, когда он повернулся к ней лицом.

— Я пришел попрощаться.

— А! Вам написала ее светлость. Мне тоже, — ее рука задрожала, пытаясь вставить ключ в скважину чайницы. — Она вызывает вас в Лондон… этого следовало ожидать. Все мы в ее власти. Когда вы с мистером Фрэнком уезжаете?

— Завтра, как можно раньше.

— Она писала, что вам лучше выехать сегодня.

— Мы не смогли найти экипаж за такой короткий срок, и к тому же мистер Олдершоу уже пригласил несколько ближайших друзей на скромный ужин сегодня вечером. Ему очень не хотелось им отказывать.

Элинор налила чай.

— Весьма гостеприимный молодой человек.

— Нет ли у вас поручений, которые мы могли бы исполнить для вас в городе? Возможно, вы хотите передать письмо ее светлости?

— Благодарю… я немедленно напишу ей и пошлю Бена к вам с письмом. — После того, что случилось прошлым вечером, она не могла понять перемены в его поведении, ныне столь чопорном и официальном. — А вы, сэр… что вы намерены делать?

— Это отчасти зависит от ее светлости. Она может послать меня обратно, чтобы продолжить работу над библиотекой. Я едва приступил к ее изучению. Или же останусь в Лондоне, и, возможно, она приставит меня к работе над библиотекой епископа на Голден-сквер.

— Выходит, мы оба обречены терзаться неизвестностью. Это неприятно, не правда ли?

Она протянула ему чай. С чашкой в руке Холдсворт вернулся к окну. В комнате воцарилась тишина. Элинор надеялась, что ее последняя реплика повлечет некие слова утешения, малейший намек, что после смерти мужа ее может ждать нечто иное, чем, в лучшем случае, впадение в зависимость от ненадежной щедрости леди Анны. Однако, далеко не в первый раз, Холдсворт застал ее совершенно врасплох, когда заговорил:

— Я видел мистера Соресби сегодня утром.

— Что? Он здесь?

— Нет, — ответил Холдсворт. — Он слишком напуган, чтобы вернуться, когда ему грозит подобное обвинение.

— Но где он? Я должна рассказать мужу. Это облегчит его…

— Нет, мадам. Вряд ли это будет мудро.

— Я не понимаю.

— Комната мистера Соресби в колледже находится на самом верху Ярмут-холла.

— Ради бога, какое это имеет значение?

— Такое, что одной февральской ночью он заболел и решил подышать свежим воздухом. Несмотря на холод, распахнул окно.

Элинор промолчала.

— Его комната — единственная в здании, которая выходит на юг, — продолжил он суровой монотонной скороговоркой. — Это мансарда над служебным двором в глубине Директорского дома. Из окна даже виден кусочек сада.

— Но ведь не ночью? — резко спросила она. — Разве только в ясную погоду, когда светит луна, разумеется.

Джон поклонился, признавая ее правоту.

— Соресби не видел ничего интересного, мадам, но слышал достаточно. Он слышал шаги и голоса внизу, в саду.

— Вы сказали, он был нездоров. Возможно, у него была лихорадка. Возможно, он все вообразил.

— Я так не думаю. Как и доктор Карбери, полагаю. В конце концов, по вашему собственному признанию, доктор Карбери уже выговаривал вам за ночные прогулки по саду.

Элинор выпрямила спину и сверкнула глазами.

— Если вы намерены меня в чем-то обвинить, сэр, пожалуйста, не надо ходить вокруг да около.

— Мистер Соресби говорил о ночи смерти миссис Уичкот, — сказал Холдсворт. — Постепенно он осознал возможную значимость того, что слышал. Около двух недель назад он изложил свою историю доктору Карбери, который сказал ему, что он, должно быть, ошибся. И тут же предложил мистеру Соресби Розингтонское членство.

Нечеловеческим усилием воли Элинор поставила чашку на стол, не пролив ни капли.

— Мне вряд ли нужно говорить, что если мистер Соресби утверждает, будто я была на улице в ту ночь, это либо ужасная ошибка, либо чудовищная выдумка.

— Зачем ему лгать?

Она принужденно засмеялась.

— Чтобы добиться преимущества для себя. И ему это прекрасно удалось. Он беден и искал способа улучшить свое положение. Не могу винить его за это. Но могу — за клевету в мой адрес, пусть даже только подразумеваемую. И виню мужа за то, что он поверил ему.

— Мадам, я не верю, что это клевета. Он сказал, что сначала услышал вопль, от которого кровь стыла в жилах, а затем крик страдающей женщины. Казалось, он доносился от садовой двери в Директорский дом.

— И звон цепей, несомненно, и призрачные стоны… Это становится все более нелепым с каждым вашим словом.

Холдсворт отошел от окна и поставил чашку на письменный стол. Та опрокинулась, и чай вылился на кожаную столешницу. Он не обратил на это внимания. Элинор затаила дыхание. Ей пришло в голову, что он напился.

Джон сел так резко, что стул накренился под его весом, и наклонился к ней.

— Я скажу вам, что, по моему мнению, случилось: Сильвия Уичкот пришла сюда той ночью, спасаясь от жестокости мужа. Она открыла своим ключом калитку на Иерусалим-лейн и прошла по мощеной дорожке от заднего двора к садовой двери. Разумеется, та была заперта и закрыта на засов. Но ваша спальня, мадам, расположена прямо над ней. Я думаю, она отчаянно пыталась привлечь ваше внимание… быть может, бросала комки земли и камешки в ваше окно? И, возможно, крик, который слышал Соресби, был криком страха и разочарования, когда миссис Уичкот сочла, что не сумела вас разбудить. Но она ошибалась.

— Похоже, не только мистер Соресби наделен живым воображением.

— Что еще ей оставалось делать? Она так часто у вас ночевала, что знала, где расположены спальни. Кроме того, у кого еще она могла надеяться найти прибежище, как не у вас? Вы были ее подругой.

«Моя подруга».

Эти два слова разъедали разум Элинор, как кислота — металлическую пластину. Она встала, двигаясь так неуклюже, что налетела на стол с чайными принадлежностями.

— Я думала, вы более проницательны, мистер Холдсворт.

Он тоже встал. Но ничего не говорил.

— Я любила ее — и презирала, — выпалила Элинор. — Сильвия была так импульсивна, чувствительна и тщеславна! Красивое лицо или пылкий комплимент могли вскружить ей голову в одно мгновение и разжечь ее аппетит. Вот почему она вышла замуж за мистера Уичкота. И вот почему она набросилась на Фрэнка.

Женщина заплакала; жаркие слезы бесшумно катились по ее щекам.

— Она была такой легкомысленной, вечно в поисках новой забавы. Мне кажется, ей было на всех наплевать, несмотря на все ее обаяние. Но она всегда возвращалась ко мне. С тех самых пор, как мы были детьми. Потому что она знала, что я ее не брошу. Она знала меня, а я знала ее.

Элинор отвернулась и промокнула глаза платочком. Холдсворт ничего не говорил. Его молчание — тупое орудие, подумала она, и этот отвратительный человек забьет им меня до смерти.

— Это все? — Она снова повернулась к нему. — Или юный глупец утверждает, будто слышал что-то еще?

— Мистер Соресби сказал, что услышал движение внизу… сейчас ему кажется, что это были звуки борьбы. А позже раздались другие шаги на гравийной дорожке, ведущей к пруду. Наутро в воде нашли тело миссис Уичкот. Но золотарь подобрал ее тапочки на плитах у вашего дома. Недалеко от садовой двери, собственно говоря.

— Ее тапочки? Какие еще тапочки?

— Вы, наверное, помните, что обуви на теле или рядом с ним не нашли. В среду мистер Аркдейл и мистер Фрэнк забрали тапочки миссис Уичкот у жены золотаря.

— Это какая-то нелепая мешанина. Как вы не понимаете?

Элинор снова села, поскольку боялась, что у нее подкосятся ноги, и скомкала влажный платок в тугой, жесткий шарик.

— Для начала, почему никто из них не упомянул об этих любопытных… домыслах и открытиях в свое время?

— Соресби — робкий и одинокий молодой человек. Он предположил, будто это некое личное дело доктора Карбери…