Его ушей впервые коснулось жужжание насекомых. Звук немного напоминал стрекот маленьких сверчков, но был выше, тоньше и полностью лишен ритма просто монотонное рииииииииии, вроде того, что издают высоковольтные провода. Он в первый раз увидел не чаек, а других птиц. Среди них попадались крупные, важные - они кружили над сушей, распластав неподвижные крылья. "Ястребы, - подумал Эдди. Время от времени птицы складывали крылья и камнем падали вниз. - Охотятся. Охотятся за кем? Ну... за мелкими зверюшками". Это не внушало опасений.
И все же кошачий вопль, услышанный ночью, не шел у Эдди из головы.
Ближе к вечеру они уже ясно различали третью дверь. Ее, как и первых двух, быть не могло - и тем не менее она стояла, как вкопанная.
- Потрясающе, - услышал Эдди негромкий голос Одетты. - Совершенно потрясающе.
Дверь была именно там, где он и подозревал - внутри угла, знаменовавшего, что хоть сколько-нибудь легкому продвижению на север пришел конец. Она стояла чуть повыше границы полной воды, меньше чем в девяти ярдах от того места, где из земли, точно исполинская рука, покрытая вместо волосков серо-зеленой щетиной, нежданно-негаданно выбивались холмы.
Солнце обморочно клонилось к воде, прилив закончился; было, вероятно, четыре часа (так сказала Одетта, и Эдди поверил - ведь раньше она уже говорила, что хорошо определяет время по солнцу, а еще она была его возлюбленной), когда они достигли двери.
Они просто смотрели на нее: Одетта - из кресла, руки на коленях, Эдди - от края моря. Отношение к двери у них было двойственным: с одной стороны, они смотрели на нее так, как минувшей ночью смотрели на вечернюю звезду, то есть по-детски; с другой стороны - совершенно иначе. Желание на звезду загадывали дети радости. Теперь же и Эдди, и Одетта были мрачны и полны недоверчивого удивления - так малыши разглядывают действительное воплощение того, что бывает только в сказках.
На двери было что-то написано.
- Что это значит? - наконец спросила Одетта.
- Не знаю, - откликнулся Эдди, но слова принесли холодок безнадежности; юноша чувствовал: на сердце крадучись находит тень.
- Разве? - спросила она, глядя на него более внимательно.
- Да. Я... - Он сглотнул. - Не знаю.
Одетта еще секунду смотрела на него.
- Пожалуйста, отвези меня за нее. Мне бы хотелось взглянуть. Я знаю, что ты хочешь вернуться к нему, но, может быть, ты сделаешь это для меня?
Эдди был согласен.
Они поехали вокруг двери, к тому ее краю, который находился чуть повыше.
- Подожди! - вскрикнула Одетта. - Ты видел?
- Что?
- Поехали обратно! Смотри! Смотри внимательно!
На этот раз Эдди вместо того, чтобы следить за возможными препятствиями, внимательно наблюдал за дверью. Когда кресло проезжало по склону над ней, Эдди увидел, как дверь сужается в перспективе, увидел петли - петли, погруженные словно бы в ничто, увидел боковое ребро...
И тут оно исчезло.
Боковое ребро исчезло.
Воду от Эдди должны были бы заслонять три, возможно, даже четыре дюйма плотной древесины (дверь выглядела необычайно крепкой), но ничто не мешало ему видеть море.
Дверь исчезла.
Тень Эдди была, а вот дверь пропала.
Он откатил кресло на два фута назад, чтобы занять позицию чуть южнее того места, где стояла дверь, и оказалось, что боковое ребро никуда не делось.
- Ты видишь? - прерывающимся голосом спросил он.
- Да! Оно опять здесь!
Он провез кресло на фут вперед. Дверь не исчезала. Еще шесть дюймов. Здесь. Еще два. Здесь. Еще дюйм... и никакой двери. Точно и не бывало.
- Иисусе, - прошептал он, - Господи Иисусе.
- Она откроется перед тобой? - спросила Одетта. - А передо мной?
Эдди медленно шагнул вперед и крепко взялся за ручку двери, на которой было написано одно-единственное слово.
Он попробовал повернуть ручку по часовой стрелке; потом против.
Ручка не сдвинулась ни на йоту.
- Ладно. - Тон Одетты был спокойным, смиренным. - Дверь открывается ему. Думаю, это понятно и тебе, и мне. Иди за ним, Эдди. Сейчас же.
- Сперва я должен позаботиться о тебе.
- Со мной все будет отлично.
- Ничего подобного. Линия прилива слишком близко. Если я брошу тебя здесь, то, когда стемнеет, омары вылезут и пообедают тобо...
Речь Эдди внезапно пресек послышавшийся наверху, в холмах, клокочущий кошачий рык - так нож обрубает тонкую бечевку. Ворчание зверя донеслось с приличного расстояния - но меньшего, чем в прошлый раз.
Взгляд Одетты на миг, не более, порхнул к револьверу стрелка, засунутому за пояс штанов Эдди, потом так же быстро вернулся к лицу молодого человека. Эдди почувствовал, что у него горят щеки.
- Он не велел отдавать мне револьвер, правда? - мягко сказала она. Он не хочет, чтобы оружие попало ко мне в руки. По какой-то причине он не хочет, чтобы оно оказалось у меня.
- Патроны отсырели, - с трудом ответил он, - ими, наверное, все равно не выстрелишь.
- Я понимаю. Завези меня чуть повыше, на склон, ладно? Я знаю, как, должно быть, устала у тебя спина - Эндрю называет это "санитарской ломотой" - но, если ты завезешь меня чуть повыше, омары мне будут не страшны. А там, откуда рукой подать до этих страшилищ, вряд ли появится что-нибудь еще.
Эдди подумал: "Во время прилива, пожалуй, да... но если снова начнется отлив, тогда как?"
- Дашь мне какой-нибудь еды и камней, - сказала Одетта, не ведая, что эхом вторит стрелку, и Эдди снова залился румянцем. Его лоб и щеки пылали, как бока кирпичной печки.
Одетта посмотрела на него, едва заметно улыбнулась и покачала головой, будто Эдди говорил вслух.
- Не будем спорить. Я же видела, что с ним и как. Ему отпущено очень и очень мало времени. Препираться некогда. Отвези меня чуть повыше, оставь еды и камней, потом забирай кресло и отправляйся.
Как можно быстрее устроив Одетту, Эдди вытащил револьвер стрелка и рукояткой вперед протянул ей. Но Одетта покачала головой.
- Он рассердится на нас обоих. На тебя - за то, что отдал, а на меня еще сильнее - за то, что взяла.
- Чепуха! - выкрикнул Эдди. - Почем ты знаешь?
- Знаю, - ответила Одетта тоном, не терпящим возражений.
- Хорошо, предположим, это правда. Только предположим. Но если ты не возьмешь револьвер, рассержусь я.
- Убери. Не люблю я всякие пистолеты. Я не знаю, как с ними обращаться. Если из темноты на меня что-нибудь выскочит, я первым делом напущу в штаны. После чего наставлю револьвер не в ту сторону и всажу пулю в себя. - Она умолкла, мрачно глядя на Эдди. - Есть и еще кое-что. Возможно, для тебя это тоже не секрет. Я не хочу прикасаться ни к чему, принадлежащему этому человеку. Ни к чему. Я думаю, что на меня его вещи способны "навести порчу", как это всегда называла моя мама. Мне нравится думать о себе, как о современной женщине... но я не испытываю никакого желания остаться у подножия погруженных во тьму земель без тебя, зато с привязавшимся ко мне злосчастьем
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});