Читать интересную книгу Время таяния снегов - Юрий Рытхэу

В комнату вошла хозяйка и пригласила гостей к столу.

Ринтына посадили на почетном месте – между Петром Петровичем и Наташей.

– Дорогие друзья! – торжественно сказал Петр Петрович, высоко подняв рюмку.– Позвольте мне вас поздравить с праздником Октябрьской годовщины и пожелать вам всего хорошего.

– Ура! – крикнул хорошо одетый мужчина, сидевший напротив, и опрокинул в рот содержимое рюмки.

Ринтын сразу же обратил на него внимание. Человек этот был не только лучше всех одет, но и отличался высоким ростом и полным, пышущим здоровьем, румяным лицом.

Все выпили, и некоторое время в комнате слышался только звон вилок.

– Товарищи! – теперь рюмку поднял хорошо одетый мужчина.– Я предлагаю тост за нашего гостя, представителя Ледовитого океана. Как вас зовут? – обратился он к Ринтыну.

– Меня зовут Анатолий, по отчеству Федорович.

– Позвольте! – вмешался Петр Петрович.– Почему Анатолий Федорович? Я читал, что настоящие чукчи не имеют имен и отчеств. У них одно имя, как у римских императоров и прочих королей. Правда?

– Но меня все же зовут Анатолий Федорович, а фамилия моя Ринтын.

Хорошо одетый мужчина вежливо ждал, пока выскажется хозяин. Тот перегнулся через стол и виновато произнес:

– Ты уж, брат, извини нас. Мы мало знаем ваш народ, ваши обычаи и ненароком можем ляпнуть такое, что тебе будет не очень приятно. Заранее, таким образом, извиняемся. И все-таки мне хочется выпить за тебя, будь ты просто Ринтын, и будь ты трижды Анатолий Федорович!

Все выпили. Петр Петрович задумчиво пробормотал:

– Но все же как это так? Я же своими глазами читал про имена…

– И так тоже правильно,– успокоил его Ринтын.– Когда я появился на свет, мне было дано имя Ринтын. И я с этим именем прожил до шестнадцати лег, пока не пришел срок получать паспорт. Я работал тогда в порту Гуврэль. Начальник Гуврэльского отделения милиции товарищ Папазян сказал мне, что это непорядок: иметь паспорт без имени и отчества. “Как хочешь,– сказал он,– но без имени и отчества за паспортом не приходи”. На мое счастье, в тот год начальником Гуврэльской полярной станции был мой давний знакомый, которого звали Анатолий Федорович. Он разрешил мне взять свое имя и отчество…

– Испортили человеку имя! – выслушав рассказ Ринтына, проворчал Петр Петрович.– Бюрократы!

– Как сказать! – возразил хорошо одетый мужчина.– Ведь таким образом Ринтын как бы породнился с русским народом, с нами. Поэтому я предлагаю выпить за это.

Петр Петрович, огорченный тем, что его книжные сведения о чукчах оказались не совсем точными, как бы нехотя выпил и долго ловил ускользающий от него кусок селедки.

Ринтын чуточку захмелел. Он стал громко разговаривать и много есть. Наташина мама все подкладывала ему закуску, просила попробовать то одно, то другое. Ринтын попробовал студень и сказал:

– Самый лучший холодец – из моржовых ластов.

Это услышали все, и кто-то попросил:

– Расскажите о своей Чукотке. Нам интересно.

Ринтын положил вилку и задумался.

– Сейчас у нас уже настоящая зима,– медленно начал он.– Снег выпал. Чистый, белый, скрипучий. Может быть, бушует пурга, заметает новый лед на море, на лагуне. Улакцы самыми первыми в стране закончили демонстрацию. Пели, били в бубен. Собаки бродят под стойками для байдар и вельботов. Одним словом, очень хорошо на Чукотке…

Ринтын рассказывал, и перед ним вставала зимняя Чукотка с пронзительным сильным ветром, зимняя луна в окружении полярного сияния, слышался глухой раскат ледового сжатия.

Столы отодвинули к стене, включили радиолу, и начались танцы. Наташа подбежала к Ринтыну, но парень горестно развел руками:

– Этого я не умею.

– Как жаль,– сказала Наташа.

– И мне жаль,– сказал Ринтын.

Он сидел на диване, смотрел на танцующих и корил себя за то, что не научился этому важному делу. Ведь вроде так просто – шаркай по полу подошвами, обнимай девушку… В педучилище девчата предлагали научить его, а он отказывался. Болван! Теперь сиди кусай локти, смотри, как Наташа улыбается другому, танцует с этим красивым мужчиной, который двигается так, будто танец для него самое естественное дело.

В общежитии педучилища тоже иногда танцевали. Холод был такой, что никто не раздевался. Танцевали в шапках, валенках и рукавицах. Возле раскаленной печки сидели музыканты и играли танец тустеп, завезенный на берега реки Анадырь еще в довоенные годы.

Петр Петрович подсел к Ринтыну. Он был настроен благодушно.

– Милый мой,– обратился он к Ринтыну.– Как хорошо, что ты пришел к нам в гости! Ты, можно сказать, украсил наш вечер.

– Кто этот человек? – спросил Ринтын, показав пальцем на Наташиного партнера.

– Этот? – переспросил Петр Петрович.– Валькин муж. Заведующий мясным отделом нашего “Гастронома”. Видный мужик. В своем деле король! Ну кто, глядя на него, скажет, что Коля мясник? Никто. Посмотри, как он одет, как себя держит! Ну прямо хирург, а не мясник! Эрудирован! Не гляди, что он не читал романа Зернова “Человек уходит в море”. Обязательно прочтет!.. А не выпить ли нам с тобой? А? Пока наши дамы танцуют?

– Не могу больше.

– Это хорошо! – обрадовался Петр Петрович.– Сказано прямо: не могу. Другой бы стал ломаться, изображать из себя черт знает что, а он – чистосердечно, откровенно. Вот что значит неиспорченность! Вот народ!

Ринтын подумал: предложили бы кому-нибудь в Улаке выпить, с руками бы оторвали.

– Когда Наташа сказала, что пригласит чукчу на наш праздник, все ожидали тебя с большим нетерпением. Думали: вот приедет дикарь. Какой-нибудь Гайавата с томагавком… Кстати, у вас томагавки есть?

– Нет.

– Я так и думал… А Колька спросил: может, принести сырого мяса? А я ему: не надо, студент все же. А ты им всем нос утер. Обыкновенный парень, культурный и,– Петр Петрович немного отодвинулся,– симпатичный.

– Замучили тебя? – спросила подошедшая Наташа. Она слегка запыхалась.

– Да нет,– вежливо ответил Ринтын.– Мне очень интересно.

Петр Петрович часто прикладывался к бутылке и скоро совершенно окосел. Он привалился к плечу Ринтына и продолжал бормотать о томагавках и вигвамах.

Гости понемногу расходились. К Ринтыну подошел Коля-мясник.

– Как настроение, Анатолий Федорович?

– Отличное.

– Хвалю, хвалю,– Коля снисходительно похлопал Ринтына по плечу.– Ты, парень, себе на уме. Не пропадешь в городе.

Коля ушел, и тут Ринтын обнаружил, что из гостей он остался один. Петр Петрович тоже каким-то образом исчез. Должно быть, перебрался в спальню.

Ринтын посмотрел на стенные часы. Начало двенадцатого! А ведь надо еще ехать на поезде, потом с вокзала добираться до общежития.

– Я тебя провожу,– сказала Наташа и оделась.

Открыв дверь на улицу, Ринтын вскрикнул от неожиданности – шел мягкий первый снег. Он нежно ложился на черную землю, и, как ни было тепло, на земле успел образоваться слой снега, на котором темнели наполненные талой водой многочисленные следы.

– Как хорошо! – не сдержавшись, сказал Ринтын.– Снег идет.

Наташа подставила ладонь, поймала несколько снежинок и протянула Ринтыну:

– Тебе в подарок.

Ринтын заглянул, но там уже ничего не было. Только крохотные капельки воды на узкой девичьей ладони.

Наташа засмеялась и поднесла руку к лицу Ринтына. Он, даже не думая о том, что делает, коснулся губами теплой, чуть шершавой кожи и ощутил прохладную капельку.

– Спасибо за подарок,– тихо сказал он.

Наташа прятала лицо от снега, а Ринтын шел, расправив грудь, вдыхая приятный прохладный воздух.

Вино еще шумело в голове, и Ринтыну было легко. Он подумал, что Колька-мясник в общем-то неплохой парень, особенно когда не прижимает во время танца Наташу. А Петр Петрович просто забавный старик. Одним словом, Ринтыну было хорошо. Может быть, влюбился? А почему и нет? Разве Наташа плохая девушка? Пусть не такая, какой он себе ее представлял.

До вокзала путь был неблизкий, к тому же дул встречный ветер. Наташа взяла Ринтына под руку. А он был готов вот так бесконечно до самого утра шагать вместе с ней.

И опечалился, когда они дошли до вокзала. На перроне собралось много народу. Высокий парень с волосами, запорошенными снегом, играл на гармошке, а вокруг него вился хоровод девушек и парней. Они вдруг расступились, заключили в круг Ринтына и Наташу. Гармонист громко сказал:

– Поцелуйтесь!

– Ребята, ну не надо, выпустите нас,– взмолился Ринтын.

– Вон уже поезд идет,– сказал гармонист,– если не поцелуетесь, останетесь здесь.

Ринтын двинулся на крепко взявшихся за руки ребят и девчат, но его отпихнули обратно в круг, туда, где стояла растерянная Наташа.