Читать интересную книгу Синто. Героев нет - Пушкарева Любовь Михайловна

У меня от ужаса даже глаза раскрылись, я попыталась что-то сказать, но в горле окончательно пересохло, а мотать головой я не рискнула.

— Вижу, ты меня поняла.

Я чуть-чуть кивнула, больно.

— Приступим.

Ну, в беспамятство я все-таки проваливалась, я ж живой человек, и как ни крути, боль для меня тоже боль. Но когда была в сознании, я напрягала мышцы и визуализировала процессы, покуда были силы терпеть. Счет времени я потеряла, но раза два приходил Синоби-Чех, смотрел показатели, хмурился

— Не сачкуй! — приказывал он мне. Я испуганно кивала.

В третий его приход я уже радостно-бодрым голосом отчиталась:

— Есть хочу!

— Да? Это хорошо… но рано. Еще два часа.

Через два часа меня уже выворачивало от голода, явный признак того, что организм очистился и готов восстанавливаться. Наконец доктор-изверг пустил питание, теперь уже я несмотря на боль, старалась двигаться насколько позволяли подключения, поочередно напрягая все мускулы. Я работала на совесть, минуты восстановления в регенераторе равнялись полноценным тренировкам-раскачкам, которые мне в любом случае предстоят. При обходе Синоби-Чех уже не хмурился.

— Ну, хоть что-то я смог вдолбить вам в голову, — буркнул он и ушел удовлетворенный.

В разгар моих «тренировок» объявилась леди Шур.

— А… Волну гоняешь, — сказала она, глядя, как ходит рябью раствор. — Ну давай, давай, а то, кто знает, может, и драться придется.

Я уставилась на нее, эмоций было так много и таких разных, что они взаимно уничтожились. Шур ответила на мой красноречивый взгляд.

— Принесешь извинения, скажешь, идея твоя, предложишь особо оскорбленным дуэль до первой травмы. И не надо так на меня смотреть деточка, вот контракт Совета. Открывай рот и соглашайся.

— Огласите условия, — из вредности сказала я.

Шур зачитала: контракт оценивается как тридцатипроцентный. У меня что-то ухнуло в животе, это ж получается, по мнению аналитиков, один шанс из трех, что русы захотят убить того, кто им устроил веселье. В случае дуэли контракт становится семидесятипроцентным, исходя из моего плачевного состояния. Видно, глаза у меня были как у обиженного ребенка, потому что Шур разозлилась.

— Это Аррен для тебя расстарался, а ты тут рожи корчишь.

А, ну если так, если процентность смерти при исполнении была завышена, для того чтобы я больше по этому контракту получила, тогда другое дело. Но верить ли леди Шур, вот в чем вопрос. Хотя это не вопрос, отказаться-то я все равно не могу.

— Хорошо.

Она включила камеру, и мы официально подтвердили контракт.

— А почему я? — спросила я, когда она уже уходила.

— Потому что ты гейша, — ответила Шур и скрылась.

Отлично, значит, мне при извинении надо будет еще и «хвост распустить». Ладно, подумаю над этим потом.

Наконец меня вынули из регенератора. Теперь предстояла активная физнагрузка под руководством того же Синоби-Чеха, к моему удивлению, обычно такое поручали практикантам.

И вот буквально по секундам рассчитаны периоды нагрузки и отдыха. Я привычно выкладываюсь на все сто, зная, что сейчас жалеть себя нельзя, что после всех страданий будешь просто летать и искриться энергией. Примерно после третьего часа тренировок и передышек доктор обронил:

— Жаль что мы в космосе, воздух все-таки не живой, да и положительных эмоций мало.

— Ну почему же, — вздумалось мне пошутить. — Я вас люблю Синоби-Чех, вполне сильная положительная эмоция.

Ответом мне был оценивающий взгляд самца. Ой-ой-ой, пора завязывать с шутками про секс, на них как-то неадекватно реагируют.

— И как же вы меня любите, Викен-Синоби?

— Как близкого родственника, — тут же отозвалась я.

Он отвернулся обратно к экрану.

— А жаль. С тех пор, как я подлечил девчонку, вроде тебя, и она опять ускакала на подвиги, мне стало не хватать того одного раза в пятидневку, что может предложить жена.

У меня сбилось дыхание. Восстановив его, я все же спросила:

— Вы шутите?

Вместо ответа он стянул через голову реглан и подошел ко мне; я продолжала мерно, без рывков подтягиваться.

— Мне восемьдесят четыре, — сказал он мне в лицо. Я не могла отвести взгляда от его идеального тела с тугими, сильными, но необъемными мышцами, возраст выдавала лишь небольшая дряблость кожи. Наверное, так выглядит мой пятидесятилетний отец, который очень следит за собой. Довольный произведенным эффектом, Синоби-Чех надел реглан.

— Таким должен быть каждый синто, — выдал он.

— Желчным, неудовлетворенным стариком с молодым телом? — вырвалось у меня.

— Дурочка, — отозвался он без злости. — Стоп.

Я закончила движение.

— И это только «раскачка», — продолжил он прерванный разговор, — а в регенераторе я лежал в молодости три раза после дуэлей.

— Но ведь вы все время живете на Синто — живая еда, чистый воздух. Вы ж знаете, что «раскачка» не работает на искусственном питании.

Он тут же зло на меня посмотрел:

— Вот вы, Викен-Синоби, когда приезжали в отпуск на Синто, вы хоть что-то делали?

— Я приезжала на десять дней от силы, — заявила я, оскорбленная в лучших чувствах. — К тому же я постоянно занимаюсь, только по другой схеме.

Он скептически хмыкнул.

— Ну да, оправдывайтесь! Как правило, все вспоминают после сорока, что надо все-таки, быть в форме… Да поздновато.

Несносный старикашка, он может быть хоть трижды супер-любовником, но при этом он все равно старик. Ни за что не позарилась бы на такого. Тем не менее, после семи часов рваных тренировок, когда мне позволили уснуть, последнее, что я увидела, закрыв глаза, это выцветшие серые глаза, седые усы и сильное тело доктора.

Проснулась я с четким желанием танцевать. Так всегда бывает, когда пройдешь восстановление. Настроение не могло испортить даже то, что через пару часов мне придется распинаться перед русами.

С момента отравления газом прошло трое с половиной суток. Двое суток «Атакующий» проболтался в космосе, не решаясь улететь, а может, мы не отпускали. Третьи же сутки русы провели в посольстве, не проявляя желания общаться с кем-либо. Идя одна в посольство, я чувствовала себя так, как если б шла за границу терраформирования к крысодлакам и марипозам. Оделась я на всякий случай в платье: если будет дуэль, попрошусь переодеться, а так худенькая девушка в шелковом длинном платье, надеюсь, не будет вызывать агрессию. Меня снабдили инфокрисами по интересующим русов вопросам — «дельфинам» и медразработкам; странно, что они не затребовали эту информацию до боя. И вот я стою перед воротами посольства, они без лишних проволочек открылись, так же без вопросов открылись двери в дом. И почему меня это не радует?

Все собрались в гостиной. Кроме знакомой мне делегации, были еще трое послов и военные — офицеры с «Атакующего», наверное.

Крутецкий, которого вчера привезли в посольство, выглядел неважно — видно, не долечили, Кахадзе, как всегда, был готов кого-нибудь разорвать, Лепехин тоже был зол. Молодой подполковник спокойно и с интересом за всем наблюдал, послы и офицеры насторожены. Красота!

Я поклонилась и поздоровалась, я всего лишь маленькая женщина. Мне ответил старший посол.

— Здравствуйте, леди некст Викен-Синоби. Чем обязаны визитом?

Я опять поклонилась.

— Позвольте принести мои извинения за то досадное недоразумение, которое имело место в командном пункте крепости Хоресов. — Поклон.

— Если господин Крутецкий, как наиболее пострадавший, или его руководители решат, что словесных извинений недостаточно, я готова искупить вину дуэлью до первой травмы. — Поклон.

Молчание. И тут подрывается Кахадзе и выдает невыразимо пошлую тираду о том, куда мне деть свои извинения, и какие действия сексуального характера надо со мной совершить, чтобы меня простили, то есть чтобы я осталась жива. Опять повисло молчание. На лицах послов застыл ужас, Крутецкий и подполковник брезгливо кривились, Лепехин был непроницаем, что, на мой взгляд, свидетельствовало о том, что он разделяет мнение Кахадзе.