Съемка эпизода в этом ущелье окончилась, и группа возвращалась на свою Гек-Тепинскую базу. Наш администратор Тамара Циганова привезла свежую газету, где на третьей полосе под заголовком «Снимается кино» было опубликовано интервью с Додиком Эппелем.
— Сам не приехал, а вместо денег прислал газету со своим интервью, — сказал Уланов и стал читать вслух.
— «Картина „Дезертир“ снимается по сценарию московского писателя Александра Звягинцева „Русский Рембо“. Советский офицер-десантник, капитан Игорь Скворцов по прозвищу „Скиф“ вскоре после женитьбы отбывает служить в Афганистан, где, выполняя задание командования, находит в горах захоронение старинных золотых украшений.
Жена героя, направляясь в воинскую часть к мужу, неожиданно попадает в плен к моджахедам. Узнав о похищении жены, офицер решает найти и спасти ее, для чего угоняет боевой вертолет и устремляется на поиски любимой, невольно став дезертиром.
Возможно, будущий фильм так и будет называться „Дезертир“. В главной роли снимается артист из Белоруссии Анатолий Котинёв, его супругу по фильму играет его жена Светлана Боровская, ведущая Минского телевидения. На съемках можно встретиться с московским актером Борисом Быстровым, запомнившимся по исполнению главной роли в фильме „Волшебная лампа Аладдина“. Москвичи облюбовали наши красивые ущелья. Съемки проходят в тех же местах, где некогда снимались эпизоды столь полюбившегося нашей детворе фильма „Приключение Доврана“. Наша газета еще будет знакомить читателей с интересной работой киногруппы».
Уланов немного помолчал и посмотрел на меня:
— «Приключение Доврана»? Я смотрел эту картину. Володь, кажется, ты был художником-постановщиком на этом фильме, или я ошибаюсь?
— Нет, Юра, не ошибаешься. Я действительно работал на этой картине, а режиссером, между прочим, был мой друг Анатолий Карпухин, он твой коллега, из операторов.
— Тамара, за газету спасибо, но лучше бы ты привезла Додика с деньгами.
— Юра, читай дальше, там и про тебя написано, и про всех остальных постановщиков.
— Нет уж, уволь, Тамара, Додик давал это интервью, пусть сам и читает, — с этими словами Юра вернул газету администратору.
Мы расселись по машинам и поехали на базу в Гек-Тепе.
С каждым съемочным днем мы все чаще расходились с Юрой Музыкой в понимании той или иной сцены. Как-то поздним вечером ко мне в «генеральский дом» зашли актеры Толя Котинёв и его жена Светлана. В это время мы с Улановым пили чай.
— Присаживайтесь к столу, — пригласил я, и Юра наполнил для них пиалы зеленым чаем.
Чувствовалось, что супруги были несколько смущены.
— Толя, — обратился я к актеру, — вы можете спокойно говорить, не стесняясь присутствия оператора.
— Владимир Аннакулиевич, завтра в ночь у нас со Светой последние съемки в Туркмении.
— Да, если успеем уложиться и снять за одну ночь ваши любовные сцены у водопада и в пещере, — согласился я. — Здесь, действительно, последние сцены, но у тебя, Толя, еще большой эпизод возвращения на родину в самолете, который ты лихо угоняешь с иностранного аэродрома. Но это еще не скоро, только когда Эппель найдет деньги. Так что вы спокойно сможете вернуться к себе домой в Минск до съемок финальной сцены.
— Владимир Аннакулиевич, у меня и у Светы к вам большая просьба, — он посмотрел на Свету, она согласно кивнула головой.
— Мы очень хотели, — продолжил Котинёв, — чтобы вы обязательно присутствовали завтра на съемочной площадке. Мы вас очень просим об этом, сцена любви довольно деликатный эпизод.
Света горячо добавила:
— Ваше присутствие вселяет в нас уверенность, нам будет спокойнее.
— Вот видишь, — запальчиво вставил Юра Уланов, — я ни раз говорил тебе, что Света и Толя хотели бы чаще встречаться с тобой на съемочной площадке.
— Ребята, вы же знаете, что мне приходиться быть в двух лицах, то режиссером, то художником, а это оказалось очень трудно, вы уж извините меня за недостаточное внимание. А завтра я обязательно постараюсь быть с вами.
Утром, перед отъездом на съемочную площадку я зашел в комнату к Юре Музыке.
Он стоял по своему обыкновению на голове около стены. Его постель была расстелена на полу, кровать он вынес из комнаты в первый же день приезда.
— Йогу привет! — поздоровался я.
Юра встал на ноги, крепко пожал мне руку и сказал:
— Ты же знаешь, что когда я был каскадером, получил серьезные травмы, и занятия йогой спасли меня. С тех пор я каждое утро и каждый вечер стою на голове.
Юра действительно спал на жестком полу, подстелив только одеяльце и простынку. Подушка больше смахивала на маленькую думку.
— Посмотри, — он протянул мне листки с рисунками, — по поводу вечерней мизансцены любовного свидания наших героев я вчера набросал экспликацию. Может, что-то добавишь или изменишь.
— У меня есть свои соображения по этой сцене, — глядя на листочки, сказал я, — мы их обсудим позже, а сейчас пойдем завтракать, Уланов уже вскипятил чайник и ждет нас в гостиной.
Выполнить просьбу Толи и Светы мне, к сожалению не удалось. Еще до выезда на съемки прибежал солдат с телефонограммой из штаба военного городка.
«Бабуля госпитализирована. Приезжай срочно. Вика», — прочитал я.
Выбегая из дома, я бросил Уланову, который стоял на крыльце и как всегда дымил сигаретой:
— Юра, скажи Музыке, что меня сегодня ночью на съемках не будет, снимайте без меня. Передай мои извинения Свете и Толе, что я не смогу выполнить их просьбу.
— Что случилось?
— Мама в тяжелом состоянии, я должен быть в Ашхабаде, — уже садясь в машину, ответил я.
Вскоре Музыка и Уланов улетели в Москву. Юра Уланов окончательно открепился от картины, заявив мне на прощание, что финальные сцены пусть снимает другой оператор, что у него другие творческие планы.
Я оставался в Ашхабаде еще несколько дней, пока маме не стало лучше, продолжая с ассистентом оператора снимать недостающие кадры проездов и пейзажи.
В Москве я сразу направился на киностудию им. Горького, где Музыка и монтажер разбирали отснятый материал. Я передал им привезенную коробку с пленкой. Мы обнялись с Музыкой.
— Выйдем в коридор, — тихо шепнул мне он.
В коридоре Юра сказал мне:
— Давид скончался.
Я знал Эппеля почти сорок лет, мне стало безумно его жалко, комок подступил к горлу. Я ничего не смог ответить. Затянувшееся молчание прервал Музыка.
— Додик пытался достать деньги, но ему это не удалось. Трагическая развязка остановила производство картины. Через два дня заканчивается аренда монтажной, и куда мне приткнуться с коробками нашего фильма ума не приложу. Позавчера меня за неуплату попросили из гостиницы. Для тебя я, правда, снял номер в «Туристе» на два дня. Что делать дальше не знаю.
— Ну, если ты снял для меня номер в гостинице, надо его использовать. Пойдем ко мне. В гостинице мы помянем нашего продюсера Давида Эппеля.
— Володя, ты старый киношник, возможно у тебя есть на примете продюсер, который бы взял на себя финансирование окончания нашего фильма.
— До окончания еще далеко. Для этого надо, — и я стал перечислять, загибая пальцы. — Финальные сцены с самолетом, раз. Монтажно-тонировочный период — два. Проживание нас в Москве — три. Оплата аренды монтажной, оплата даже минимальной группе и Котиневу. Я уже не говорю, в какие деньги выльются съемки боевого самолета с командой летчиков. Такого финансиста среди моих друзей нет. Да и откуда они могли взяться, если мы работали в советское время, когда все расходы брало на себя государство.
— Володя, я попробую найти олигарха, который пойдет навстречу нам и профинансирует завершение фильма, — сказал Музыка.
— У тебя есть кто-то на примете?
— Поищу у себя в Кишиневе, в Киеве или в Бухаресте.
— Может, в Москве найдешь? — спросил я.
— Нет, здесь у меня тоже нет таких знакомых. Но если я найду деньги, то мы завершим работу, скажи только адрес, где тебя искать.
— Нет, Юра. Искать меня не надо. Не мы завершим работу, а ты завершишь ее, — ответил я.
— Не понял. То есть как? Ты меня бросаешь?
— Нет, Юра, не бросаю. Просто я верю тебе, если найдешь деньги, заканчивай картину один. Я твердо решил, что если ты найдешь финансиста, то заканчивай фильм без меня. Мне достаточно того, что я являюсь художником-постановщиком и мне не стыдно за мою часть работы, — ответил я.
Я говорил эти слова, до конца не веря, что Юре удастся найти такие огромные деньги, чтобы завершить фильм. Но если это произойдет, пусть он один проведет финальные съемки и монтажно-тонировочный период. Я вспомнил не раз высказанные Музыки слова о том, что кроме режиссуры он больше ничего не умеет.
Надо отдать должное Юре Музыке. Он нашел-таки деньги и завершил фильм. Много позже, когда картина уже давно прошла на экранах и даже не раз была показана по телевидению, Юра Уланов, при встрече со мной в Доме кино со свойственным ему легким сарказмом заметил, поглаживая седые усы и хитровато прищурив глаз: